ЧОП «ЗАРЯ». Книга третья



«Столичный вестник»

 Специальный выпускъ! Срочно в номеръ! 
 «Весенний бал у Медниковых. Интрига сезона: кому достанется рука наследницы великого рода?» 
 «Не пора ли очистить Енисейскую губернию? Почему Орден медлит?» 
 «Египетская выставка в Эрмитаже! Уникальная экспозиция мумий!» 
 «В ночлежных домах на Хитровке опять пропадают люди. Криминал или фобосы?» 
        «С         терляжья уха, белуга в рассоле и поросёнок с хреном — пальчики оближешь или новое меню в купеческом клубе». 
 «Ежегодное обновление рейтинга охотников Ордена. Новые имена и герои». 



Глава 1

— Любезный, заказывать что-то еще будете? — из-за барной стойки лениво, чем-то чавкая и растягивая слова, крикнул мне мужичок с усиками, бывший в этом чудесном заведении одновременно и барменом, и официантом. — Еще чаю подать? Отсели бы от окна, сквозит там.
— Двойной давай, с чабрецом и малиновым вареньем, — я положил на стол раскрытую газету и обернулся к бармену. — И какой-нибудь крендель давай, с повидлом.
Я поежился. От окна и правда шел довольно плотный поток холодного воздуха, а кое-где прорывались и снежинки. Кружились, играя в солнечных лучах, и оседали на стол и газету, которую я очень старательно читал последний час.
Перевернув страницу, я достал нож и, стараясь не привлекать к себе внимание бармена, проделал новую неровную дырочку. Поднял газету, посмотрел в окно и, не удовлетворившись результатом, увеличил отверстие.
Одним глазом скакал по заголовкам и картинкам, а вторым внимательно смотрел на народ, толпящийся под вывеской: «Зубные врачи для бедных». Там я уже был — скрывался в очереди бедолаг и грелся возле бочек с горелым мусором. Недолго: слишком много не только нервных типов, но и реально нуждающихся тоже хотели тепла.
Я не выделялся: старый ватник, дырявые ватные стеганые штаны и шапка-ушанка с одним оторванным ухом, грецкий орех за щекой и грязная повязка, прикрывающая «опухоль». В очереди меня легко приняли за своего, и биться за место у костра, привлекая внимание охраны дракой, не хотелось.
Вариант отправить на слежку Белку отработал себя несколько часов назад. Пробраться внутрь и убедиться, что Дантиста нет на месте, она согласилась, а вот караулить внутри или снаружи — отказалась. Либо скучно, либо холодно.
Так что теперь я сидел в трактире через дорогу, дрянном и полупустом, так как местные завсегдатаи пока трудились где-то на городских производствах. С одной стороны, я наслаждался жизнью: почти тепло, вкусный крепкий чай, свежие булки с крендельками, и никто не пытается тебя убить. Это временно, конечно, но все равно хорошо.
С другой стороны, еще вчера я щеголял в новом модном прикиде: короткий тулупчик, очень похожий на куртку военного летчика из моего прошлого мира, напичканную всякими технологиями. Только если у нас это всякие там «гортексы», мембраны и утеплители, то здесь «начинка» была магической.
Невесомый, будто бомбер из гагачьего пуха, с аккуратным меховым воротником, но теплый настолько, что крещенские морозы кажутся слегка прохладными первомайскими ночами. К куртке прилагались плотные брюки-карго с карманами, в которых оказалось удобно хранить патроны для дробовика. Брюки также были утепленные и непромокаемые. И крепкие ботинки, которые мне чуть ли не подарили, учитывая, сколько я потратил. Когда дорвался, наконец, до лавки магических редкостей мадам Дюпонд.
Я спустил почти весь дополнительный бонус, который нам выплатил Исаев за изгнание химеры и помощь с сектантами. Потратил бы весь, да и основной гонорар в придачу, но Захар возник, как черт из табакерки, и перехватил банковский чек прямо перед моим носом.
А вот то, что Исаев выдал налом, я забрал себе. Повезло, что у Захара рука уже занята была. Поделили на всех, и моя часть в итоге осела в кассе у мадам Дюпонд. Но я ни разу не пожалел. Особенно когда на одной из полок увидел блокнот — точь-в-точь такой же, какой был у деда.
— А это что? — с максимально не заинтересованным видом поинтересовался я, хотя внутри поднималась волна жаркого интереса. Вот только меня уже дважды развели, заметив мой интерес, и поэтому теперь я осторожничал.
Поняв, что у меня есть деньги и я готов их тратить, в зал спустилась сама владелица. Мадам Дюпонд оказалась ни разу не француженкой, а вполне себе нашей, родной, в по-деревенски милой женщиной. Деревенский шарм маленькой бойкой мадам придавали большие формы или грамотно подобранный корсет. Не исключено, что он тоже был магическим. На вид мадам было около пятидесяти лет, и свой возраст она косметикой не скрывала. Кажется, ей доставляла удовольствие роль доброй тетушки, которая желает племяннику, то есть мне, только лучшего.
— О, мон шери, у молодого барина отменный вкус, — проворковала «тетушка», чередуя французские слова с русскими. — Это премилая занятная вещица. Записная тетрадь ручной работы мусье де Фуа. Во всей губернии только два экземпляра, ля уник, так сказать. Мне чудом удалось их получить. Вы слышали про мусье де Фуа?
— К сожалению, не довелось, но зато я слышал про фуа-гра, — ответил я уже начал уставать от милейшей «тетушки». — А в чем же уникальность?
— Фуа-гра? Ах, а вы шутник! — притворно засмеялась мадам Дюпонд. — Как же я вам завидую, молодой человек! Вся жизнь впереди, вас ждет столько интересного, столько знакомств. Этьен де Фуа — один из немногих иностранных мастеров, допущенных к императорскому двору. Будете в столице, заглядывайте к нему в мастерскую.
— Всенепременно, — кивнул я и, строя из себя гусара, попытался клацнуть пятками. — Но все же, что в нем особенного?
— Кожа высочайшего качества, французская бумага, магический замок крови… Ах, но это и так видно. А вот то, что не видно, — это заклинание поиска. Блокнот невозможно потерять! Владелец всегда знает, где он.
— А-а-а, ясно… — я не смог сдержать вздох разочарования. — Только владелец?
— Конечно, иначе в чем смысл? — не поняла мадам Дюпонд и задумалась, морща носик. — Возможно, мастер де Фуа больше сможет про это рассказать. Навестите его, я дам вам рекомендацию.
* * *
Я вынырнул из воспоминаний, когда в прорези газеты заметил движение и необычное оживление в очереди бедняков с больными зубами. Подъехала черная моторка, из которой вышли три незнакомых мне головореза и одна из самураек. Красотка была также спортивна и одета не по погоде, но под короткой курточкой теперь топорщилось нечто похожее на бронежилет. Она сразу же осмотрелась, должно быть, прощупывая ауры присутствующих. До меня ее «сканер» достать не мог, но я не поленился и создал защиту. Банши научила не просто скрывать себя, а обманом копировать кого-то рядом. Так что самурайка увидит двух похожих, совершенно непримечательных барменов.
Ничего подозрительного не заметив, девушка рявкнула на мужика, приставшего к ней с вопросом, когда же, наконец, откроется клиника. А затем скрылась внутри, забрав с собой одного бойца, а двоих оставив у входа. Где-то через минуту на крыше клиники появился охранник со снайперской винтовкой.
Я хмыкнул. Будем надеяться, что это приготовления к приезду босса. А то мы замучились уже его искать.
Дантист скрывался. Ни здесь, ни в других местах в городе, про которые знал Гидеон, его не было. В совпадения или неожиданные срочные дела я не верил и не льстил себе, что стоматолог боится нас. Скорее всего, что он опасался мести Черной Барыни, которая могла обвинить его в своих неудачах.
Если это так, то мне же лучше. У меня возник план, как прихлопнуть двух вражеских зайцев одним махом в одном месте. А то надоело все время оглядываться!
Засада Исаева ожидаемо не сработала, и Барыня все еще была в моем списке.
Хорошо еще, что сектантов оттуда можно смело вычеркивать. Павловский мертв, а большая часть его приспешников теперь где-то вместе с ним жарится теперь в аду. Пару доходяг мы взяли в плен, но допросить пока нормально не получается: говорить не могут.
Исаевские спецы пробовали и пытки, и гипноз, но всё без толку: сектантов никто не научил ни читать, ни писать. Разве что кивать в ответ на вопросы и тыкать пальцем в карту — это да, это они могут.
И вроде Исаев вместе со стражей накрыли пару точек с остатками сектантов. Кого-то взяли живыми, но опять натолкнулись на сложности в общении. И все для того, чтобы выйти на заказчика.
Мы в этом уже не участвовали. Собрали трофеи, подлатались и поехали домой, чтобы перед поездкой в столицу закрыть долги. Как по банковской закладной, чтобы в Москве нас ждало дедово имение, так и с Дантистом, который, как назло, портил нам все планы своей скрытностью.
Впрочем, я зря время все равно не терял. Всю дорогу до Белого Яра и потом каждый день, пока мы искали Дантиста, я пытался вскрыть «буханку».
Объяснить, как она сама приехала к шахте, мы так и не смогли. В тот момент Гидеон уже был сильно пьян, Захар обновлял в кузне свои железяки, а Стеча отмокал в бане. И получается, что, когда возникла опасность и бойцы Исаева помчались на помощь, никто из чоповцев участвовать в этом не мог, и фобос в уазике взял все в свои призрачные руки. Докатился до шахты, развернулся и открыл огонь из пулемета. Не особо метко, но в нужный момент шороху навел.
Странненько. Но чем дольше мы об этом думали, тем больше других странностей вспоминали. Хотя бы тот случай, когда Гидеон задавил «сумоиста» возле городской бани и клялся, что моторка сама поехала. Стеча припомнил злобные рычания, которые раньше казались нам обычной перегазовкой.
Вариантов было два: либо подцепили где-то потустороннюю сущность, либо она была там с самого начала. С самого моего появления в этом мире. С того самого момента, как дед пожертвовал жизнью, чтобы меня вытащить.
И при таком раскладе слова: «Гордей вложил в нее душу» обретали новый неожиданный смысл. Захар соотнес резкий характер, хулиганские замашки, необузданность и ярость с «поведением» моторки. Все подтвердили, что от «буханки» всем этим так перло. Но это и помешало мне с самого начала почувствовать подвох, потому что я всегда был такого мнения об продукции завода «УАЗ». Может и зря, но речь же об ощущениях, к которым еще примешивалось некое родство душ.
И я поверил, что дух деда помогает нам. Но была проблема.
Вызвать его на разговор не получалось. Никаких тебе: «Здравствуй, дедушка! Поделись мудростью!»
«Буханка» на контакт не шла. Я точно чувствовал, что в ней есть что-то агрессивное, но дружественное к нам. Может, не целиком фобос, как Муха или Ларс, но какая-то его часть. Например, воспоминания или фантомный след от его сильного желания вернуть меня и отомстить за сына. Я ощущал ауру, колючую энергию, но… будто спящую.
Еще я пробовал найти рецепт того коктейля, который впопыхах намешал и принял возле шахты. Три дня после него спать не мог: сердце стучало, но, кроме воспоминаний о клубных тусовках и энергетиках с водкой, ничего в голову так и не пришло. Аж бесило!
Видимо, в тот момент я вышел за рамки, потянулся к новому уровню, превозмог себя, но переборщил. Мышца, которая отвечала за фобосов, надорвалась.
Я тренировался. Если уж рвать жилы, то сразу же и наращивать.
Взял себе за правило: каждое утро выходил на ринг с Мухой. Дрался с ним, расходуя силу на двоих, бегал, прыгал и далее по списку тренировок из стандартной программы боксера.
А каждый вечер проводилась у меня «работа с 'буханкой». Выходила какая-то лютая смесь медитации, пантомимы и боя с тенью. Но дед не сдавался: либо я что-то делал не так, либо и здесь включалась его характерная упертость. Но, как говорится, на каждую упертую задницу, найдется свой бампер от уазика.
Я решил, раз он не выходит из душелова, значит, надо подселить к нему кого-то другого. Зона комфорта — штука довольно ограниченная. Первым на задание добровольцем отправился Муха. Подсадить его у меня получилось: механизм душелова прекрасно работал с моторкой, хоть я и не мог также легко визуализировать для себя, как фляжку, и выяснить, сколько там мест и что происходит.
Кузов немного потрясло, будто машина на пять минут стала стиральной, а потом рыкнул и чихнул двигатель, и из выхлопной трубы вылетело небольшое темное облачко в виде взъерошенного Мухи.
 «Не, брат, бесполезняк, лучше пойдем еще одну химеру приговорим…»         — пробухтел в голове Муха и спрятался обратно во фляжку.      
Но я так просто не сдался. Прочистил в итоге всю выхлопную систему, которая в здешнем мире, по сути, не функционировала. Банку выхлопную разорвало или что там могло сломаться, но звук был такой, будто «буханке» прямоток прикрутили, и на ее рычание весь дом сбежался! Хором предположили, что деймосы напали.
        Добил деда Ланс. Уж не знаю, на каком уровне поговорили старики, но не зря ж говорят, что рыбак рыбака… Образ Гордея проявился на лобовом стекле: слабенький, будто засохшие следы от дождевых капель, но узнаваемый. Суровый бородатый дед, обозленный и выражающий свое недовольство рычанием мотора и длинным протяжным гудком. Когда заметил меня, притих, лицо подобрело, а взгляд и улыбку можно было расшифровать как:         «Внук, я рядом. Не останавливайся, я прикрою»        .      
В нагрудном кармане сразу потеплел жетон Ордена.
Новехонький серебряный жетон действующего, так сказать, лицензированного охотника. А не рекрута, как раньше, — этот вопрос мы решили первым делом, как оказались в Ордене.
На одной стороне — чеканный имперский герб и церковные знаки, а на другой — гравировка в виде силуэта уазика, внутри которого уже выбит герб семьи Гордеевых.
Это было небольшое отступление от правил, но помогла протекция Исаева, когда нас восстанавливали в правах. Помимо статуса, такие жетоны имели ряд дополнительных свойств и могли выступать в роли аккумуляторов силы. Не полноценный «повербанк», но оружие последнего рывка.
* * *
Я позвал официанта и попросил еще стакан горячего чая.
Э-эх, переборщили мы тогда с празднованием! Если бы первым делом за Дантистом пришли, а потом уже в Орден, может, и не пришлось бы уже третий день в засаде сидеть.
Захар остался в поместье, чтобы подготовить нас к переезду, а остальной ЧОП жаждал попасть на прием к стоматологу.
Стеча шарится в городе, пытается что-нибудь вызнать. Но он не местный, что с одной стороны хорошо: можно кем угодно прикидываться, а с другой стороны — он не знает, у кого спрашивать. Гидеон в «буханке» где-то в переулках на соседней улице, следит за черным входом. Банши дрыхнет после ночной смены.
— Ну наконец-то! Зубодерню щас откроют, сколько дней-то уже народ ждет, — прогундел официант над ухом, ставя на стол новый стакан и кивая на марлю, торчащую у меня из кармана. — У тебя-то, поди, уже даже болеть перестало? Газетку-то уже до дыр прочитал.
— Да, не болит еще, — поморщился я и погладил челюсть. — А с чего решил, что откроют?
— Так топить начали, вишь, дым из трубы попер.
Я развернулся к окну, сдвинул стакан, от которого шел пар, и присмотрелся к дому напротив. И правда, над трубой курился дымок — обычный, светлый и жиденький, не такой, будто самурайка какие-то вещдоки уничтожает. На первом этаже, там, где драли зубы, чуть в сторону отошла штора, но сразу же запахнулась плотнее. В комнате все еще было темновато. На мой взгляд, не похоже, что там готовились к приему пациентов.
На улицу вышел охранник: из тех, кто постоянно был в здании. Растолкал бедняков, проходя к бочке, и выбросил туда какой-то мусор. Замер рядом и закурил, высматривая что-то на перекрестке.
— Пойду и я, а то вдруг свою очередь пропущу, — сообщил я официанту, бросил пару монет на стол и начал одеваться.
Вернул за щеку грецкий орех, замотал голову и, закутавшись в ватник, побрел через дорогу к толпе. Тихонько влился между подмороженными людьми, протиснулся поближе к бочке и поправил шапку: а то совсем ничего не видно.
Послышался звук моторки. Охранник бросил бычок и стал теснить людей от входа. Ну! Неужели дождались?
Машина остановилась, хлопнули двери, очередь колыхнулась: люди пытались одновременно не потерять свое место, убраться с прохода и разглядеть, кто же приехал. Мне пришлось встать на цыпочки и… разочарованно плюнуть.
Никто из моторки и носа не показал, наоборот, из здания вышла самурайка и приблизилась к машине.
— Расходитесь, приема не будет! — махнула она рукой, как регулировщик на перекрестке. — Доктор в отпуске.
Послышались вздохи, жалобные возгласы, но народ не торопился по домам. Будто все решили, что их обманывают, и думали: «Я уйду, а вдруг откроется?» Это заставило людей теснее жаться к двери. Меня кто-то толкнул, я обернулся с мыслью: «Идите, идите, я вам уже на спину плюнул», и внезапно увидел лакированные ботинки.
В толпе чумазых бедняков, через одного чуть ли не в лаптях, в сторону двери пробирались два черных модных «штиблета». Мелькали в разрезе длинной облезлой шубы, заляпанной чем-то темным.



Глава 2

Я сжал в кулаке жетон — еще одна новая фишка охотника с лицензией, — чтобы отправить сигнал команде, что мне нужна помощь. Разумеется, без координат, голосовых сообщений и регистраций по смс, но все и так заранее знали, где я нахожусь.
Человек в ботинках ускользал от меня. А толпа, решившая, что я пру на прием к зубодеру без очереди, возмутилась и загустела, ощетинившись локтями. Мне на помощь пришел мэйн, выдав капельку силы, которую я трансформировал в волну необъяснимой тревоги перед собой. Кто-то пискнул, другой схватился за щеку от пульсирующей боли в зубном нерве, третий побледнел и осел на пол, но при этом отполз в сторонку, освобождая мне проход.
В почти лысую, вероятно, некогда бывшую кроличьей, шубу я вцепился уже в дверном проеме. Пихнул «бульдогом» под ребра и толкнул вперед, отправив владельца штиблет кувыркаться через порожек. Отмахнулся от растерявшегося охранника ударом рукоятки по лбу — бил не целясь, знал, что Муха подкорректирует (мы такое уже тренировали), заскочил внутрь и захлопнул дверь за собой.
Я не очень представлял себе наш разговор. Злился на Дантиста за подставу и бесился из-за долга деда, а еще понимал, что не хочу оставлять за спиной бандита, который знает мою историю. Вопрос нужно было закрывать раз и навсегда. Как именно? Ну как пойдет! Точно не будем жать друг другу мизинчики и приговаривать: «Мирись, мирись и больше не дерись…»
Дантист меня уже ждал. Он стоял в центре зала, широко и твердо расставив ноги. Полы распахнутой шубы он отвел в стороны, демонстрируя кожаный жилет с двумя рядами рукояток метательных ножей. Он улыбался во все тридцать два отбеленных зуба, и смотрел с прищуром. По взмаху его руки у меня за спиной щелкнул дверной замок.
— Не хочу, чтобы нам помешали, — одновременно со словами, Дантист резко выбросил метательный нож.
Сработали рефлексы Мухи: я дернулся, прыгнул за ширму, заменявшую гардероб, и дважды выстрелил из «бульдога». Мы сдвинулись и опять обменялись выстрелами и бросками: он метал ножи с какой-то невероятной, почти пулеметной скоростью, а я прыгал, кувыркался и стрелял в ответ.
Одна пуля прошила его драную шубу, вырвав клок свалявшегося меха, еще одна чавкнула Дантиста по лопатке, судя по звуку попав в какую-то броню. Все остальное — мимо, просто всадил в пыльную штукатурку.
Много слухов ходило про способности Нечаева. Кто-то говорил, что он стихийник, другие закатывали глаза и божились, что он некромант, третьи косились за спину и шептали, что он умеет телепортироваться или развивать бешеную скорость. По мнению Гидеона, правды не знал никто, ибо в основном все дела решали самурайки, а те, кому довелось испытать способности Дантиста, говорить уже не могли.
После первого обмена любезностями я был готов поверить в запредельную скорость. Я хоть и достал его одним выстрелом из пяти, но здесь и Муха помог, выложившись на максимум, и эффект неожиданности сыграл в мою пользу. Не ждал Дантист от меня такого ответа.
 «Шустрый гаденыш»,         — выдохнул Муха, а я скосил глаза на ровный разрез на своем плече, из которого торчала вата, а потом оглянулся на глубоко загнанный нож в деревянной панели за спиной.      
 «Дилетанты, кто же так работает? Сломайте ему хотя бы ногу сначала, ну!»         — прокомментировал Ларс, и я улыбнулся.      
Дантист потянулся, заглядывая себе за спину, небрежно скривился, а затем, глядя уже на меня, презрительно усмехнулся. Я на это щелчком пальца, будто соринку, сбил кусочек ваты из разреза и размял шею. Чувствовал себя героем киношного боевика девяностых, когда так: «Кряк, куй, вау!» — изобразишь что-то, в позу встанешь и сложенной ладошкой этак помашешь, типа приманивая.
Дантист игру принял.
Между нами было несколько метров — без разбега не достать. Я сделал несколько шагов вправо, он отзеркалил, и мы начали кружить по залу вокруг длинного стола, где записывали посетителей. Краем глаза я изучал обстановку: искал то, что может мне помочь, и заодно просчитывал степень опасности.
Высоченный потолок с толстой бронзовой люстрой, висящей на уровне внутреннего балкона на втором этаже, который шел вдоль боковой стены. Наверху видны двери, и еще несколько на первом этаже: кабинет Дантиста и что-то типа кладовок.
Вдоль высоких занавесок стоял длинный, узкий стол (или широкий подоконник) с инструментами и сваленной на подставках-полочках медициной. Перед ним три рабочих кресла, накрепко привинченные к полу толстыми болтами. Пара медицинских тележек на колесиках со свернутыми, еще чистыми полотенцами, и двойной конторский стол. Стулья к нему сейчас горкой стояли у стены возле тлеющего камина.
В прошлый раз, когда я был здесь, все мое внимание перетянул зубодерный процесс. Уж больно это напоминало жуткую пыточную безумных медиков. Грязно-белые халаты, заляпанные кровью, судороги лаптей, выглядывающих из-за спин докторов. Жалобный вой и тяжелый запах кровавого гноя.
Сейчас хоть пахло терпимо и не витало в воздухе смертельное отчаяние людей, добровольно пришедших на пытки во имя здоровья.
Бр-р-р, не люблю стоматологов! А противный визг бормашины, словно прокладывающей путь прямо в твой мозг, просто ненавижу.
Нечаев будто прочитал мои мысли.
Мы как раз сместились так, что у него за спиной оказались рабочие места. Пыточные кресла с кожаными ремнями на ручках, тазики с засохшими грязными бинтами и ватными тампонами и окровавленные инструменты. Не считая зеркальца на ножке, самым безобидным там был овальный пинцет для выдирания зубов с крестовой ручкой для фиксации зажима.
Но Дантист подобрал не его, а странную штуку, похожую на длинную трубку с толстым моторчиком на конце. Щелкнул там чем-то, и на стальном боку зажглись магические символы, а из трубки выехал длинный острый бур, очень похожий на сверло. Щелкнул еще раз — и вся конструкция пришла в движение. Загудел встроенный моторчик, а сверло начало вращаться с бешеной скоростью.
Диалог, подгоняемый этим шуруповертом, явно сворачивал в какую-то не ту сторону.
Я отбросил «будьдог» и скинул рваный ватник. Достал из-за спины штык от винчестера и поправил запасной нож, который приобрел во время неудержимого шопинга. Практически та самая легендарная финка НКВД от тех самых кизлярских мастеров!
На финку указал Муха. Он чуть из душелова не выпрыгнул, своим нетерпением распугав других покупателей. Его мнение я уважал. Да и Ларс похвалил, что было для него не свойственно. Хотя мы, даже по моим меркам, отдали за нож целое состояние, а Захару и вовсе лучше об этом не знать, а то его кондрашка хватит. Но клинок был хорош. Таким и колбасу перед Исаевым нарезать не стыдно, и в рукопашную на химеру броситься не страшно.
Мы опять сшиблись с Дантистом, получилось что-то типа разведки боем: подскочить, кольнуть или порезать, увернуться от контратаки, отскочить, еще раз отскочить и уже самому контратаковать.
Дантист был в прекрасной форме. Муха славился боксерскими боевыми танцами, но в лице Нечаева он встретил не просто достойного противника, а мастера высочайшего уровня. Это тоже был танец: прыжки и развороты, выпады бормашиной и четкие, резкие вертушки перемежались с полетом шубы, которая будто жила своей жизнью.
Я не успевал. Муха не успевал. Когда я умудрялся достать Нечаева: зацепить локтем, коленом или кончиком штыка, он возвращал урон в двойном размере. Почти любой мой удар штыком либо высекал искры из магического шуруповерта, либо пролетал совсем далеко не только от жизненно важных органов, но и вообще от каких-либо органов.
Я смог сблизиться, отбил сверло в сторону, попробовал пырнуть, но потерял контроль над своей рукой. Мы сцепились в замке, не давая друг другу воспользоваться оружием. Я выгнулся и, раскачавшись на амплитуде, пробил лбом в лицо Дантиста.
Но в следующий момент уже летел по полу, отброшенный неизвестным приемом. Скользил на заднице, не успевал встать, но давил пятками в плитку, стараясь отскочить от Нечаева, тыкавшего в меня сверху бормашиной. Я скрылся под столом и призвал Ларса. Квадратный кусок столешницы со скрежетом и грохотом оторвался от ножек и, врезавшись в Дантиста, протащил его несколько метров, пока не развалился в щепки.
— Вот это другое дело! — Нечаев встряхнулся, отбросил бормашину с погнутым сверлом, вытащил из-за спины два тонких стилета и, раскинув руки в стороны, начал строить из себя дирижера. — Ты наконец разогрелся? Готов потанцевать, пока нам никто не помешал?
Я не стал отвечать, мне и внутренних монологов было достаточно. А Дантист, похоже, расстроился, не получив ни хейта, ни агрессивного троллинга в виде остроумных ответов, и стал сам себя раскачивать, продолжая дирижировать и что-то бубнить себе под нос. «Калинку-малинку», что ли?
 «Я хотел ему его же бур в зад запихнуть, но дирижманская палка тоже подойдет…»         — Муха повел меня в сторону, чтобы подобрать штык.      
 «Плохому танцору и яйца мешают… Но эффективней сломать ногу. Поверьте опытному ученому, я такое исследовал, когда вы еще под стол пешком ходили. Хотя о чем это я? Только что из-под него выбрались…» —         проворчал Ларс.      
— Сюда иди, плохого танцора из тебя сейчас будем делать! — шутливо поклонился я и сделал кривой пируэт штыком, изобразив в воздухе два круга, а потом проткнул их, типа это воздушные шары.
Дантист рванул на меня. На танец это больше не было похоже, больше на фигурное катание: он прыгнул вперед и вбок, резко сменил траекторию, попытался опять уйти с линии возможного огня. Но дернулся, будто его за задницу ущипнули, вытянулся по стойке смирно, замер с застывшим удивленным лицом и медленно завалился вперед, грохнувшись лбом об пол.
Спина Нечаева, как у дикобраза, была утыкана стальными «иглами». Плешивый, правда, дикобраз попался: иголки и все те инструментально-пыточные фиговины, похожие на скальпели и заточенные шпатели, шли по периметру спины, огибая бронежилет. Несколько штук впились по бокам, с десяток торчали в заднице, и еще несколько — в шее. Еще где-то дюжина рассыпалась по полу, так и не пробив бронированный жилет под шубой.
 «Тоже вариант! Я чутка подправил: там над лопаткой точка есть одна интересная, парализует ненадолго, а потом все — привет, оттанцевался…» —         По мне прошла волна гордости, распиравшая Ларса.      
 «Ха! Это я чутка подправил, а то вы ниже пояса-то и не целились…        » — хихикнул Муха.      
Нечаев был жив. Его скрючило, изо рта шла кровь. Он силился что-то сказать, но только хрипел, пуская слюни и судорожно дергал щекой. Сегодня, похоже, не день диалога. Да и чтобы я ему сказал? Он сделал свой выбор, я — свой.
Я сгреб в кучу выпавшие кортики и нагнулся все-таки сказать пару слов на прощание.
Дантист скривился, пытаясь что-то изобразить, скосил взгляд куда-то вверх за мою спину, и наконец его лицо замерло в гаденькой ухмылке. Гаденькой и очень злорадной.
За спиной раздались хлопки. Не овации, а подчеркнуто медленные, будто ленивые, размеренные удары в ладоши.
— Браво! Матвей, браво! — раздался голос моей старой знакомой. — Даже жалко его, дурачка, очень уж хотел тебя готовым мне преподнести. А я ведь не верила, что он второй раз тебя сможет заманить.
На балкончике второго этажа стояла Черная Барыня. С виду уставшая, бледная, даже без намека на прежний румянец на щеках, но заподозрить ее в слабости и решить, что она не опасна, было бы большой ошибкой.
Я выругался. Зачем тогда был весь этот маскарад? Сидел бы Дантист на месте и просто ждал бы меня! Если только они подумали, что мы не рискнем в лоб лезть на всю банду? Резонно.
— Матвей, ты знаешь, что мне нужно, — сообщила Барыня и распахнула накидку, демонстрируя свой арсенал. — И есть два варианта, как я это получу.
— А жеваной морковкой тебе в ухо не плюнуть? — Ларс так возмутился видом Барыни, что цапнул первое попавшееся из моих воспоминаний и даванул на психику так, что вроде как бы и не я сказал, но губы сами двигались.
— Что? Почему в ухо? — переспросил Барыня и вздохнула. — Не тяни время, просто нарисуй формулу или я сама заберу ее из твоей головы. И так как я с призраками общаться не умею, ты в этот момент будешь еще жив. Но уверяю, тебе эта процедура не понравится.
Я не тянул время, хотя в тот момент, когда сработал «виброотклик» в жетоне, означавший, что наши где-то рядом, все получилось само собой.
        — В ухо, чтобы лучше тебя слышать! Лучше расскажи подробнее о вариантах, — ответил я, сопротивляясь настырному Ларсу, бубнившему у меня за ухом:         «Ну кто так хамит? Тебя вообще жизнь, что ли, не научила?»         Пришлось мне исправляться. — Интересует тот вариант, в котором я остаюсь жив, а ты, курица дутая, идешь на хер аккурат в отделение стражи, плачешь там и сдаешься. Такой есть?      
        Щеки Барыни стали еще бледнее, а белки в глазах затянула черная муть. Ларс нервно хихикнул:         «Возможно, про курицу ты перегнул…» 
Я услышал стук во входную дверь. Кто-то с той стороны пытался ее вскрыть. Звукоизоляция в здании была на уровне, скорее всего, чтобы соседей не пугать воплями больных. Я подозревал, что даже пальбу из «бульдога» никто на улице не услышал. Но сейчас долбили напрямую: первый раз — с ноги, второй — уже чем-то железным.
Хотел подойти открыть, но вовремя вспомнил, что там еще Банши, и, наоборот, отступил подальше. Покосился на Барыню, с которой начало происходить что-то странное: ее прикрытые веки дрожали, губы двигались в бесшумной молитве, а вокруг нее начинали появляться черные сгустки.
Тоненькие ленточки росли, удлинялись, и в какой-то момент начали кружиться вокруг женщины, слепо тыкаясь друг в друга. Сперва отскакивали, будто обжигаясь, но потом с удвоенной скоростью стремились обратно. Сплетались, становились толще и продолжали окутывать тело Барыни. Ее ноги почти полностью скрылись в коконе из черных сгустков-щупалец.
Ждать, чем все это закончится, я не стал. Воспользовался щедро предложенной силой Ларса и метнул вверх кортики, и следом за ними все, что торчало из уже мертвого Дантиста. Перестарался: его тело подкинуло почти на метр.
Барыня, не открывая глаз, все отразила. Сгустки, как какие-то автоматические зенитные установки, завертелись из стороны в сторону и начали сбивать все ножи и скальпели. Вспышка, чавкающий звук, маленькое облачко черного дыма — и искаженные, моментально проржавевшие железяки дождем посыпались на пол.
В этот момент рванула дверь!
Пролетела в каком-то метре от меня и врезалась в подоконник, разбрасывая во все стороны мусор. На пороге в пыльном проеме стояла Банши, за ней толкались Стеча с Гидеоном.
— Гадство, мы опоздали, что ли? — разочарованно спросила Банши, разглядывая мертвого Дантиста.
— Наоборот, к самому интересному подоспели, — ответил Гидеон. Он бросил мне винчестер с патронташем, набитым разрывными и зажигательными патронами, а сам, матерясь сквозь зубы, указал на балкон.
Барыни там уже не было. Не было злобной, но уже привычной и в чем-то даже понятной тетки. Вместо нее из черного кокона, раскидывая в разные стороны волосатые щупальца и цепляясь ими за перила, потолок и люстру, на нас надвигалось бесформенное существо в дрожащем дымном облаке.



Глава 3

Мы переглянулись, без слов понимая, что сейчас будет, и бросились врассыпную, на бегу открыв огонь по трансформирующейся твари. Просторный зал стоматологической клиники сразу стал каким-то тесным. Я бросился к креслам, чередуя выстрелы из дробовика с метанием мебели под потолок. Остатки стола, стулья, инструменты, целая тележка с барахлом — все отбивалось щупальцами.
Барыня менялась прямо на глазах.
Верхняя часть тела еще сохраняла человеческие очертания — с трудом, но под коркой-чешуей еще можно было узнать ее лицо. Плечи и руки уплотнились. За спиной проглядывал черный то ли горб, то ли кокон. А сквозь дырявую ткань, лопнувшую по швам, по всему телу прорастали острые костяные шипы. Пальцы превратились в когти, но все еще сжимали за шею то ли тушку мертвого зверька, то ли нечто похожее на куклу Вуду, пульсирующую зеленым светом.
Все, что ниже пояса, к человеку не имело отношения. Щупальца подтянулись к раздувшейся талии, закостенели, превратившись в лапы, напоминающие паучьи. Острые изогнутые косы, способные одним махом не только рассечь человеческое тело пополам, но и проделать в полу глубокие полуметровые дыры.
Все это Барыня легко нам продемонстрировала, раскроив на части тело Дантиста, которое мы с Ларсом до кучи метнули вверх. По диагонали от шеи до паха, будто там и брони никакой не было. А потом спрыгнула вниз и попыталась проколоть Стечу, возившегося с замком в двери нечаевского кабинета.
В последний момент мы смогли сбить ей прицел: я успел тележку катнуть под лапу, (ногой это назвать, язык уже не поворачивался), а Стеча на адреналине ввалился в комнату и забаррикадировался внутри.
А Барыня, чуть не застряв и получив в спину сразу от меня и от Гидеона, зашипела, неуклюже развернулась и, проваливаясь в досках пола, побежала за Гидеоном.
Огнестрел работал лучше, а, может, щупальца, отвердев, потеряли прежнюю неуязвимость. И промахнуться было нереально. Барыня раздалась в размерах, и от острых кончиков лап до чешуйчатой макушки нависала над нами почти на три метра в высоту. Несколько раз пыталась прыгать, но цепляла головой люстру, поэтому и сменила тактику на рывки с резкой сменой направления.
А долбили мы ее с четырех сторон. Каждый выстрел по чуть-чуть ковырял панцирь, ставший новым телом Барыни. Ковырял, выбивал небольшие кусочки, похожие на каменные осколки, но пробить броню пока ни одна пуля не смогла. Даже зажигательные патроны шипели и искрились, как при сварке, погружались на несколько миллиметров и гасли.
Я прятался за пыточными креслами, священник укрылся сразу, как только она обернулась, и теперь стрелял из-под остатков конторского стола, а Стеча палил из кабинета. Но главную скрипку в нашем оркестре играла Банши. Она каким-то образом оказалась на втором этаже и закидывала паучиху небольшими бомбочками, обмазанными какой-то липкой пастой.
Только эти бомбы нас и спасали. Паучиха шипела, цокот ее ног сливался с треском досок, но она не оставляла попыток достать кого-нибудь из нас. Бросилась доставать Гидеона из-под стола, зажала его в углу и уже замахнулась на него косой. Тут же в нее сверху прилетела бомба-липучка от Банши. Пузатая жестяная банка прилипла к затылку монстра. Раздался взрыв! Облако дыма разлетелось вокруг паучихи, а ее саму отбросило и впечатало в пол.
Гидеон, тряся головой и держась за уши, из которых шла кровь, вывалился из дыма и, шатаясь, пополз вдоль стеночки.
— Херасе! Так тебе, гадина! — заорал радостный Стеча. Он выскочил из кабинета и побежал на помощь к священнику. Я же судорожно перезаряжал дробовик, не веря, что все так легко закончится.
 «Эх, молодежь, сейчас же накаркаешь…» —         подбодрил меня Ларс, а затем и Муха поддержал как мог:         «Та он чай не ворона, чтобы каркать! Сглазит скорее…»         Вроде и заступился, но оптимизма не прибавил. Идите вы оба в пень, реальней надо на вещи смотреть!      
А стоило дыму развеяться, как паучиха подняла голову, обхватила ее передними лапами, примерилась и с жутким скрежетом (уж точно не слабее, чем вырывание зуба) дернула в сторону, выправляя себе шейные позвонки. Щелкнула конечностями, ставя на место суставы, и бросилась на Стечу, тащившего на плечах Гидеона.
Я бросился наперерез, в упор стреляя в открытый с моей стороны бок. Разрывные патроны, словно резиновые пули, мягко подталкивали ее, но даже с ног сбить не могли. С балкона залихватски свистнула Банши и метнула в паучиху следующую бомбочку.
Барыня пригнулась и резко выкинула заднюю лапу в сторону бомбы. И ловким, размашистым, почти хоккейным ударом отбила снаряд обратно на балкон. Взрывчатка пролетела пару метров, затряслась и с явным усилием начала сдавать назад, теперь уже обратно к паучихе.
 «Врешь, курица, не уйдешь…» —         проскрипел сквозь зубы Ларс.      
Чуть-чуть я не успел дотянуть бомбу вплотную: таймер вышел, и она взорвалась почти в метре за спиной Барыни. Снова повалила дымовая завеса, из которой во все стороны брызнули осколки. Часть из них со свистом срикошетила от стен, часть пробила шторы и окна, впустив в помещение немного холодного воздуха. Все, что летело в меня, пришлось на броню недовольного мэйна.
Знаю, дружище! Иначе тебя можно использовать! Но сухо здесь, а снег где-то там за окном: не из чего лепить твою водную магию!
Паучиха все еще была на ногах, вертелась на месте, выбирая себе цель. Проводила взглядом Стечу, только что затащившего Гидеона в кабинет, и выбрала меня.
Цок, цок, цок — она развернулась всем телом — и рванула ко мне.
Я отпрыгнул за кресло, чуть не запутавшись в ремнях, которыми сковывали пациентов. Затем прикинул, куда стану отпрыгивать потом и открыл огонь прямо в морду твари.
— Беги, у меня липучки по нулям! — долетел встревоженный голос Банши, но я лишь чутка сдвинулся в сторону, мысленно прокручивая в голове родившийся план и стараясь его не сглазить.
Барыня, как от пощечин, дергалась от каждого выстрела, но ход не сбавляла. Она была в бешенстве, и даже уродливая чешуя не могла скрыть выражение ее лица.
Замахнувшись передней лапой, чтобы гарантированно насадить меня на острую лапу, она собиралась подтащить меня к себе и каким-то образом залезть в мой мозг.
Я ждал. Ждал этого удара. В голове в едином порыве бесновались Муха с Ларсом и поскуливала Белка. Я мысленно снизил громкость и продолжал стрелять в паучиху, дразня ее.
Отпрыгнул я в последний момент, когда клюшкообразная лапа была уже практически перед моим лицом. Даже не отпрыгнул, лишь вильнул в сторону, как заправский тореадор. Только в руках у меня была не красная тряпка, а конец ремня.
Паучий коготь просвистел мимо и врезался в пол, а я на автомате выкрутил громкость Мухи на максимум и схватился за волосатую лапу, придавливая ее к ручке стального кресла и заматывая вокруг нее ремень. И одновременно «раскидывая» броню мэйна за спиной — на случай новых ударов. Затянул ремень чуть повыше паучьего сустава, чтобы костяной нарост стал дополнительным запором, и, не проверяя результат, кувырком проскочил к следующему креслу, а потом и к последнему.
Барыня либо не поняла, что я хочу, либо на рефлексах не стала освобождать свою левую переднюю лапу, а продолжила долбить правой, пытаясь меня достать. Пробила кресло, раскрошила пол и уже почти дотянулась до меня. Или только хотела так думать.
Я повторил трюк — покачался из стороны в сторону, мешая ей прицелиться, а на очередном ударе подловил лапу. Мерзкую на ощупь теплую лапу с сухой жесткой шкурой, обдирающей ладони так, что аж занозы остались. Поймал, дернул и замотал ремнем.
Барыня зашипела, плюнула в меня черным сгустком, застывшим в воздухе и мешающим мне убежать и стала делать руками какие-то магические пассы, создавая перед собой маленькое черное торнадо. Фак, и кто кого поймал-то?
Распятая между стульями паучиха начала теснить меня к столу, давить сгустками черноты. Они сжимались по бокам и перескакивали на штору ко мне за спину, не давая выпрыгнуть в окно.
Я быстро оглянулся, ища, что еще мне может помочь, и заметил люстру, нависающую как раз над задом паучихи.
 «Понял, разойдись, буду курицу ломать…» —         Сглазить еще сильнее было уже некуда, потому мысли текли открыто, и Ларс понял меня с полуслова.      
Под потолком что-то заскрипело. Гнулся и трескался металл, болты, удерживающие тяжеленную люстру, задрожали, а потом, как в фильмах-катастрофах с наводнением, пулей вылетели из резьбы. А следом на паучиху рухнула и сама люстра, придавив к полу, а может, и сломав что-то, потому что задница у твари сразу просела, а «запасные» ноги подкосились.
— Ба-а-а-анши! — закричал я, глядя, как паучиха пытается и встать, и высвободить передние лапы. Ремень еще держал, но вот само кресло начало гнуться. — Есть что?
— Не-е-ет, — чуть не плача крикнула девушка.
— Принял! — Я выхватил ту самую легендарную финку и обратился к Барыне: — Сорян, значит, все просто будет немного дольше.
— Банши, не тупи, — за скрипучим трением, с которым паучиха пыталась подняться, прорезался голос Гидеона. — Только не сейчас, прошу тебя! Очень надо, девочка моя!
— Надо, реально надо! — подтвердил я, хоть и не понимал, о чем речь, но догадывался, что пришло наконец время узнать, за что ее прозвали Банши.
— Матвей, тебя может задеть, так что… Бегите!
— Харе стращать, быстрее уже давай! — заорал я и поменял хват на ноже, косясь на то, как паучиха сбрасывает с себя люстру и пытается встать, пока еще на нетвердых ногах.
И тут Банши ударила.
Мои фобосы сработали на опережение — перед мысленным взором пронеслась картинка, стоящих в ряд призраков. В центре подергивался Ларс, крепко зажатый по бокам мэйном и Мухой. Бр-р-р! Прям кадр из кино про супертроицу, собирающуюся остановить автомобиль. Спасибо им, ибо я даже сгруппироваться не успел, только зубы стиснул.
Банши спрыгнула вниз, встала за спиной у паучихи — я видел ее сквозь забор из лап, который разделял нас. Остановилась и топнула, фиксируясь в дырах разломанного пола, а потом без вздоха и какой-либо другой подготовки выгнулась и стала орать.
Ультразвуковая волна, вопль настоящей безумной банши (не блондинки, а призрака из мифологии), тайные эксперименты «британских» ученых, демонический прорыв, истерика раненой белуги, оперная ария невротического сопрано — все это слилось в одну направленную звуковую лавину.
И понеслось на меня.
Волна подхватила паучиху, сплющивая ей брюхо, вдавливая задницу в затылок и протаскивая дальше. Натягивая и ломая лапы, сдерживаемые стульями. Пол вздыбился. Кресла вырвались из крепежей и взлетели в воздух. С потолка сыпалась побелка, и все здание лихорадочно трясло.
Под ногами у Барыни прошел лишь край этой звуковой волны, который зацепил и меня. Мэйн принял первый удар, сжался в лепешку и развеялся в невидимую пыль, следом Муха с перекошенным, как после хука в челюсть, лицом отлетел в сторону, а за ним и Ларс, согнутый пополам, будто его радикулит прихватил.
Только горностай благоразумно смылся, заранее успев вскарабкаться по шторе и сигануть на балкон. А сейчас именно он помогал мне осознать картину происходящего, создавая эффект стереокартинки — то, что видел я сквозь прикрытые рукой глаза, и то, что видел он.
Лишившись защиты фобосов, я не устоял. Меня подбросило в воздух, и я, как пробка из шампанского, на взрывной волне пролетел сквозь штору и выбил спиной оконную раму.
Чувствовал кровь, бегущую по шее и лицу из носа и ушей. Не мог вздохнуть из-за давления, ничего не видел, только ощущал летящую на меня и за мной тьму. В голове что-то сжалось и «лопнуло» с силой адского приступа мигрени, и я отключился.
В последней картинке, переданной Белкой, видел, что паучиху разорвало на несколько частей. Вмяло в подоконник, переломало связанные лапы и оторвало человеческое туловище от паучьего тела, выбросив черные ошметки в полет за мной.
А потом темнота.
* * *
Не знаю, сколько я был в отключке. Очнулся от тряски, понимая, что еду на автомобиле. Очень быстро еду, то и дело подскакивая на неровностях дороги. Вроде живой.
Лежу на животе в дико неудобной позе, а голова у кого-то на коленях, перед носом пулемет Максима. И на каждой кочке он стремительно ко мне приближается, но чьи-то теплые руки придерживают мою голову.
Фу-ух, родная «буханочка»! Я расслабился и закрыл глаза, чтобы первым делом провести самодиагностику и перекличку.
Звуков нет, только какой-то ровный гул и то, есть вероятность, что так вибрация мотора через кузов передается. Уши болят. Спина болит, явно посеченная осколками из окон, хотя, куда я в итоге улетел и упал, я не помнил. Уже даже не болит, а чешется, значит заживает. Фигня!
А вот с фобосами беда. Дух деда ощущается прекрасно, витает внутри кузова вокруг меня. Встревоженный, но довольный. Белка дрыхнет, а остальных не вижу. Я мысленно позвал и начал сканировать ячейки душелова.
 «Аля, гараж! Вы где? Вы как?» 
 «Отвали, псих ненормальный…»         — через пару мгновений отозвался Муха.      
 «Да-да, и передайте этой вашей девочке, чтобы пила побольше теплого молока перед сном. Такая молодая и с такими нервами…» 
Я не стал дослушивать бурчание Ларса. На месте и ладно, а то сговорились тут, учителя жизни. Присмотрелся только в поисках мэйна и плюнул, заметив, что он демонстративно повернулся ко мне задом.
Машину опять тряхнуло. И еще раз. И еще. Да куда мы так несемся?
Я открыл глаза и попробовал сесть. Увидел, что голова моя лежит на мягких коленях Банши. Напротив нас Гидеон с забинтованной головой и повязкой на руке, а в кабине — Стеча с Захаром. Здоровяк горбится над камнем управления: плечи напряжены, уши втянуты — прямо Спиди-гонщик на треке. Захар в роли штурмана машет перед его носом крюком и показывает, куда ехать.
Либо он хреновый штурман, либо до Стечи доходит медленно, но нас стало трясти еще сильнее. Сначала моторку занесло на повороте, потом она резко затормозила, сдала назад, и сделала новый рывок в другом направлении. Судя по яростной жестикуляции, все еще и материли друг друга, но я все еще ничего не слышал.
Банши заметила, что я очнулся. Нежно, чтобы не зацепить раны на спине, стиснула меня в объятиях. Что-то говорила, но по бледным губам я смог прочитать только отдельные: «прости» и «это мое проклятие». Я улыбнулся и прижал ее в ответ.
— Куда мы несемся? — Ощущение было, как в наушниках, вроде тихо сказал, но Захар аж подпрыгнул от неожиданности. — Мы что опять вне закона? Опять преступники?
Я вполне мог допустить такую мысль, если мы разворотили целое здание. И не просто какой-то сарай, а городскую стоматологическую клинику, пусть и приспособленную Дантистом под свои нужды. Было, конечно, жестко. И теперь-то я понял, почему у Номадов произошел конфликт с Банши, если она что-то подобное с ними в рейде сделала. Да и завалы в Исаевском карьере не такими уж страшными сейчас показались.
Захар что-то ответил, обернувшись на меня. И продолжал что-то говорить, когда с ним начал спорить Гидеон. Я коснулся пальцами марлевых повязок на ушах, почувствовал какую-то мазь внутри и виновато развел руками. Гидеон махнул рукой, типа, ну я же говорил и достал блокнот из кармана.
Что-то там начиркал и протянул бумажку мне:
 «Не преступники»,         — было написано и зачеркнуто.      
 «Нет, но в городе нам больше не рады».         — Рядом с «нет» в скобочках втиснуто «почти».      
Я развел руками и еще раз спросил, чего ради несемся так, будто за нами гонятся. А Гидеон протянул мне вторую бумажку.
 «На поезд опаздываем. Захар контракт добыл на охрану артели ювелиров. Что-то дорогое в Москву везут. Дорога длинная, места неспокойные». 



Глава 4

В какой именно город мы въезжаем, я не услышал. Слух возвращался быстро, но не настолько, чтобы понять, что значит неразборчивое бормотание Гидеона: Бубубрийск, а писать на бумажке никто не стал.
Когда мы оказались в городе, была еще глубокая ночь. Средний, ближе к маленькому провинциальный городок. По фасадам и размеру зданий очень напоминал Белый Яр, только улиц было меньше. Мы сразу оказались на центральном проспекте, где не хватало света, и пара пьяниц ковыляли куда-то, напевая какой-то романсик, хоть временами и забывая слова. Тощая дворняжка проводила нас внимательным взглядом, но догонять моторку не стала. Гавкнула для порядка и полезла под крыльцо.
Город еще спал.
Через равные и, на мой взгляд, довольно большие промежутки блестели фонари «святого» света. Приветливо горели окна в трактире, а по окнам бегали тени с большими пивными кружками. Разговоров я не слышал, но тени замерли и расступились, когда в трактир вбежали Гидеон со Стечей. Что-то по-быстрому там перетерли и вернулись с двумя бочонками пива. Может, и хорошо, что я плохо слышал, хотя бубнеж Захара даже вибрацией через кузов передался.
Успокоился он только на следующей остановке. В городе нашлось еще одно здание, где горел свет и перед входом курили люди. Местное отделение Ордена, в котором нужно было отметиться и взять какие-то документы по заказу. Святоша с управляющим опять ушли вместе, перекинулись парой слов со знакомым на входе и скрылись за дверью.
Я посмотрел на спящую Банши и вышел размяться. Блондинка до сих не отошла после выброса силы. Должно быть, переживала, ждала, чтобы я очнулся, а потом больше не смогла сдерживаться и, вжавшись в уголок, тихонько засопела. И спала до сих пор, постепенно оттаивая. Бледность ее отступила, а дыхание выровнялось.
Хорошо! Я наслаждался теплой ночью и приятно холодившим снегом, неспешно кружившим вокруг нас большими хлопьями.
Заметил, что на «буханку» косятся охотники, чинившие свою моторку на парковке возле отделения. Парочка местных вальяжно, будто сейчас мобилу отбирать будут, подвалили к нашей машине и стали ее рассматривать, комментировать и посмеиваться. Что-то они там пробубнили в наш адрес, я переспросил, но ответила «буханка».
Рявкнула мотором и пробуксовала, врубая задний ход, колесами, окатив охотников грязным снегом. Мужики сначала возмутились, но, заметив, что за рулем никого нет, по-тихому сдали назад.
Я только плечами пожал. Меня вообще гораздо больше интересовало наличие поблизости круглосуточного супермаркета. Желательно оружейного, ибо я в очередной раз испытывал нехватку огневой мощи. Опыт прошлых боев отлично подтвердил вековую мудрость, что скупой платит дважды. Дорогое, редкое и легендарное оружие на сто процентов оправдывало и свой уровень, и свою цену.
После акустического бомбического концерта Банши у меня на руках остался помповый дробовик винчестер, который спокойно вылетел за мной в окно и благодаря своим свойствам даже царапинки не заполучил. И финка. Выдержала, будто прямиком из рекламных роликов моего прошлого мира, в которые я там, кстати, особо не верил. Но здесь это действительно оказался образец качества. Хоть монету режь, хоть броню паучихи ковыряй.
С «бульдогом» и штыком я попрощался. Их тоже вынесло взрывной волной, но пушку то ли расплющило, то ли патроны в барабане сдетонировали, а нож превратился в штопор. Так, по крайней мере, мне все Стеча жестами объяснял на пальцах.
Слух вернулся уже на вокзале, и так причем неожиданно подкрался, обволакивая ночными звуками железнодорожного перегона, что я сам себе не поверил, что впрямь слышу перестук и скрип колес товарняков. Их временами перекрывали ленивые гудки ремонтного состава, будто призывающего обратить на себя внимание. Отдаленный женский голос в громкоговорителе предупреждал об отправлении или прибытии.
Эх, романтика железной дороги! Влажное постельное белье и черный чай с лимоном и сахаром в граненом стакане и подстаканнике… Интересно, здесь такое есть? А то в детстве я это любил.
Наш поезд стоял чуть в стороне, на запасном пути. Скорее всего, рядом со складами и удобной погрузкой нажитого непосильным трудом барахла была какая-то отдельная зона для товарняков. Так, чтобы не занимать пути, не мешать обычным пассажирам и не мозолить глаза жаждущим чужого добра преступникам.
Начиная с головы состава мы медленно, объезжая редких пассажиров и грузчиков, поехали в самый конец. Я навалился на Захара, сидящего на пассажирском сиденье, и во все глаза пялился на стального монстра. В хорошем смысле этого слова.
Я не силен в терминах, в детстве увлечение железными дорогами прошло мимо меня, но, похоже, я очень многое упустил! Глядя на это чудо местной инженерии, я понял, что становлюсь фанатом!
Массивная решетка-бампер, литая гравировка с изображением различных логотипов — то есть гербов и наименований мануфактур, — пузатый длинный котел со «щитом» на морде и кучей труб, рукояток и выступов по обеим сторонам. Все такое стимпанковское. Выглядел поезд мощно. На такой фактуре вполне можно очередную адаптацию фильма «Сквозь снег» снимать.
За котлом шла небольшая будка машиниста и сразу за ней начинались вагоны. Отсека для угля не было, хотя пар из трубы шел. Первые три вагона, как мне объяснилил, — это некий аналог местного «вип-класса». Для самых главных боссов и их семей, которые в небольшом количестве, как раз грузились в поезд.
По семье на вагон, если, конечно, кто-то раньше не залез. А если верить надписям на бортах, то перед нами были семейства Куркиных, Шмидтов и Нейманов, путешествующих на собственности ювелирной мануфактуры: «Куркинъ, Шмидт и Нейманъ».
Местный высший свет в мехах, все эти «папенька», «маменька», «позвольте поцеловать вашу ручку» и «гран мусье пардон».
Отцы семейств выглядели по-разному. В первый вагон, легко проскочив ступеньки, забралась сухая, поджарая акула местного бизнеса — предположительно Куркин, а во второй, с помощью двух охранников, пытался протиснуться толстый купчина в огромной шубе — Шмидт.
Нейман либо отсутствовал, выделив свой вагон трем пожилым мужчинам, либо сам был одним из них. Судя по тубусам за спиной и ящикам, похожим на те, в которых рассаду на дачу отвозят, — это были какие-то ученые.
Непонятно, что охраняем, груз артели, супероткрытия ученых или самих артельцев с семьями.
Кстати, семейства в первых двух вагонах были как под копирку. Дамы с собачками и молоденькими дочерьми, румяными и слегка перевозбужденными в предвкушении поездки в столицу. Груда чемоданов, чемоданчиков и коробок для шляп, кучка прислуги — глядя на все это, я засомневался, что в три вагона все поместится. У ученых вещей было меньше.
Хотя дочка Куркина была ничего. Вздернутый носик, озорной взгляд и живой радостный смех, сильно контрастирующий с хмурыми лицами и зевотой остальных. Сейчас только светало, так что их можно было понять. Но эта девушка была бодра и активно интересовалась всем происходящим, отмахиваясь от заботливой мамочки и слуг.
М-да, Настю напомнила, та тоже всегда радовалась и новому дню, и новым возможностям, отчасти ведя себя по-детски.
Одернул меня Захар, сухо кашлянув и крюком (в чехле) аккуратно подвинув мой подбородок.
— Матвей, на купеческих не заглядывайся лучше, — назидательно проговорил Захар. — Там строго. Живут, как в пословице, что у них товар. Оберут до нитки, и это только чтобы отец помолвку одобрил. Про приданое я вообще молчу.
— Да, я не об этом! Поезд изучаю, — не растерялся я и высунулся из-за другого плеча управляющего, чтобы проводить взглядом девушек. — Захар, а как здесь паровоз работает?
— Силовые кристаллы преобразует… Наверное… Короче, сложная очень система, — промямлил Захар, похоже, сам не особо понимая. — Вон, посмотри лучше, сколько охраны!
Охраны и правда было много. Этакие крепкие молодчики-пинкертоны. Не военные, скорее, частная вышколенная охрана. Одеты одинаково, я бы даже сказал, что стильно: короткие пальто нараспашку, твидовые пиджаки, белые воротнички и края рукавов, торчащих из-под пальто. Плюс черные перчатки из тонкой кожи. Все вооружены на английский манер. Что бугрилось под пиджаками, не знаю. Но в руках молодчики держали винтовки «Ли Энфильд» со скользящим затвором и магазином на десять патронов. А у двоих, самых крупных, — пониже Стечи, но шире в плечах, — красовались ручные пулеметы «Льюис» с толстым кожухом (больше напоминавшим кусок водопроводной трубы) и дисковым магазином.
Спецвагон охранки тоже соответствовал. Сразу же за первым классом показался, и даже немного выпирала по бокам миниатюрная крепость. Где-то вырезали кусок от бронепоезда и поставили его сюда. Косая броня по бокам, надстройка в виде смотровой площадки с прожектором, и две башенки по краям на крыше — я узнал пулемет «Гатлинга» и подумал, что тот выглядит этаким прадедушкой «минигана» с шестью стволами. А во второй башенке —мелкокалиберная пушка.
Пятый вагон выглядел как сейф на колесиках. На его черные гладкие бока нанесли защитные символы краской серебряного цвета. Я бы не удивился, если бы узнал, что в краске на самом деле содержатся частички серебра. Под крышей по периметру горели фонари, формируя двухметровый барьер от деймосов и фобосов.
Следом еще два грузовых вагона, обычные контейнеры. Потом шел дубль броневагона, а замыкали состав два пассажирских вагона — без какой-либо роскоши, но хоть с узенькими окошками под потолком, крытый загон для лошадей и две платформы для перевозки моторок.
На первой разместили два горбатых чехла, в силуэте которых угадывалось что-то прямоугольное, типа древнего, по моим меркам, «Форда», а на второй стоял тот же «Форд», но уже пикап, а еще оставалось место для нас.
— А богато ювелиры живут, — зевнула Банши. — Захар, я надеюсь, ты с гонораром не продешевил.
— Пфр-р-р, обижаешь, девочка, — фыркнул управляющий. — Я еще и договорился, что нашу здоровую дуру поменяем на тутошную трубу, а то в моторке места нет совсем. В общем, много запросил. Надо было больше, а то они не торговались даже! Тоже мне дельцы, делюги! Даже удивительно, почему конкурентов-то на заказ не было.
— Подставой пахнет, — нахмурилась Банши.
— Нормально пахнет, это я новое покрытие на крюк сделал, когда аванс получил и вас ждал, не выветрилось еще, — отмахнулся Захар, но потом до него дошло, что речь не о запахе. — Да ладно вам! Если во все слухи верить, так и не заработаешь ничего.
— А поподробней? — Банши отпихнула меня и угрожающе потянулась к воротнику управляющего.
— Да брешут, что в лесу под Филипповкой товарняк пропал год назад, — неохотно сказал Захар и замолчал, но Банши пихнула его в плечо. — Ну и за год до этого, тоже в январе, со станции в Асекеево поезд выехал, а в Бугуруслань не пришел.
— Помню такое, в «Листке» статья была, — Гидеон притормозил, пропуская грузчиков. — Только расследовать нормально не смогли, нашли остаточные явления от разрыва, а потом попали в засаду какой-то местной банды.
— Это где вообще? — уточнил я и зачем-то посмотрел по сторонам, будто надеясь увидеть столб с указателем.
— В Оренбургской губернии. Это больше, чем половина пути, — ответил Гидеон. — Ладно, может, и правда шпана местная. Там голод часто бывает, там народ и рельсы на металлолом разбирает, не то что товарняк с грузом.
— А сколько нам ехать-то?
— Если повезет, то неделю, — пожал плечами Гидеон.
— А может не повезти?
На мой явно риторический вопрос никто не ответил.
— А про Безумного машиниста слышали историю? — подал голос Стеча. — Которого напарник в котел сбросил, и он заживо сгорел? А теперь нападает на поезда, ищет обидчика своего?
— Это же не здесь было? В Петрозаводске? — всполошился Захар. — Или здесь? Его же до сих пор не изгнали?
— Не-а, но его давно уже не было, заказ в архиве, — ответила Банши, а потом, понизив голос, прошептала на ухо Захару: — Но он до сих пор бродит где-то вдоль ночных путей и ищет своего убийцу. Говорят, у того был протез и прозвали его Ржавая нога…у-у-у…
— Да иди ты! — беззлобно отмахнулся управляющий. — Я им заказ на десять тыщ, а они… Вы видели, сколько охраны с поездом? Пусть они не охотники, но с таким количеством стволов я даже против оборотня не побоюсь выступить.
— В этом-то и вопрос, —опять зевнула Банши. — Зачем столько охраны? Что они там везут, а? Непростые, видать, камушки. Я одно время работала на артель, там алмазы добывали, так и то столько бойцов никогда не бывало.
— Тьфу на вас! Как бабки на завалинке: если да кабы, еще бы вспомнили, как разрыв прямо в вагоне-ресторане открылся, и в жареного поросенка деймос вселился, — рыгнул Гидеон. — Выгружайтесь, будем моторку упаковывать. Стеча, пиво не забудь, оно само себя не выпьет.
Вроде дело-то раз плюнуть: подрулить, выровняться и закатить по укрепленным сталью мосткам уазик, подложить уступы и дополнительно закрепить цепями. А оказалось это не ничуть легче, чем бешеного мустанга в стойло загнать.
Дед взбунтовался. То тормоз заклинит, то колеса вывернет. Гидеон сразу сдался, пришлось мне. Аж вспотел, будто на права опять сдаю и, как в страшном кошмаре, не могу в горку с ручника тронуться. Либо глохну, либо откатываюсь.
Только машину ровно поставишь — не едет. Назад сдашь, чтобы раскачать, будто из снежной ямы, так колеса повернутся.
Поезд прогудел, оповещая о скором старте, что-то пробубнил женский голос со стороны вокзала. Почему-то во всех мирах это не меняется: что раньше, сколько на переездах под шлагбаумом ни стоял, что сейчас — ничего разобрать не смог. Вокзал — не театр, здесь трех гудков не будет.
Разговоры не помогли. Реально дед, как баран, уперся. Вроде и уболтал его, уже и на самых малых оборотах на мостки заехал, ан нет: чуть подвеска не вздыбилась, когда «буханка» буксовать начала.
Пассажиры вместе с пинкертонами уже погрузились. Их улыбчивые лица выглядывали в окна. Охрана высыпала на подножки и сейчас перекидывалась шуточками на наш счет.
Поезд вздрогнул, что-то металлическое зашелестело внутри. В моем мире похожий звук раздавался в тот самый момент, когда нервные курильщики на перроне уже на сверхзвуковой скорости затяжку за затяжкой наяривали, чтобы накуриться успеть, и косились на проводницу, чтобы дверь не закрыла.
Пришлось хитрить и отвлекать деда. Я достал душелов и разом переселил всех обитателей в «буханку». В кабине сразу стало жарко, будто печку выкрутили на максимум, да еще поток воздуха на лобовое стекло направили, но управление я себе вернул.
Последнюю цепь Стеча затянул аккурат под длинный протяжный гудок. Поезд вздрогнул еще раз и тронулся, выезжая на основной путь, идущий мимо вокзала.
Чоповцы ушли вперед, а я все сидел в «буханке» и успокаивал деда после нашествия мигрантов. Собрал вещи, а заодно решил немного прибраться в кабине. Протер приборную панель и окна, глядя на вокзал, проплывающий за окном.
Начало светать, но туман и клубы пара не давали толком ничего разглядеть. На полупустом вокзале нас проводил комендант с флажком, парочка сопровождающих из артели махнула кепками напоследок, а еще какие-то бедолаги, ждущие следующий поезд, сидели на лавках и вообще нас проигнорировали. Я посочувствовал и подумал, что на их месте уж лучше бы зашел в привокзальное кафе, чем на лавке мерзнуть.
В том кафе за столиком у окна сидели две женщины. Одна поправила шляпку, из-под которой на плечи упали локоны седых волос, а вот напротив нее пила кофе… моя Настя.
Я пригляделся и потряс головой. Ну что за ночь такая, что опять Настя мерещится? То же лицо, осанка и взгляд. Не, так не бывает! Близнец из параллельного мира? Да ну нафиг! Видимо, голова еще не прошла после контузии, а я только недавно вспоминал Настю, вот и померещилось. Я хотел взглянуть на девушку еще раз, но поезд уже проехал мимо.
— Матвей, ты чего застрял? Пойдем, там охранка инструктаж проводит, а Гидеон один бочонок уже почти прикончил, — возле пикапа появился Стеча и поманил меня рукой.



Глава 5

Начался второй осмотр поезда, только теперь в обратную сторону и изнутри. В теплушке для лошадей было тепло, под потолком там подвесили специальные магические излучатели, напоминавшие чугунные буржуйки без труб. На двух скакунов, спокойно жевавших сено и не обративших на нас со Стечей никакого внимания, этого было больше чем достаточно. Чем и воспользовались пинкертоны, заняв свободные места спальными мешками.
Я сначала подумал, что бедолагам не повезло, но, когда зашел в пассажирский вагон, задумался, вдруг нам тоже туда надо. Вдоль правой стены увидел какой-то «тетрис» из трехуровневых полок. Миниатюрные закутки п-образной формы с боковыми полками, выполняющими роль стен. Я переступил через чьи-то черные пятки, подлез под веревкой, на которой сушилось несколько белых рубашек.
Поразительный контраст между внешним видом пинкертонов на постах и внутренним содержанием их жилья. Вроде поезд только тронулся, но складывалось впечатление, что бойцы живут здесь на постоянке.
В вагоне стоял запах свежевыстиранного белья, а сушку организовали через каждые три метра, так что если идти мимо них, то ароматы сменялись как слоеный пирог: застарелый пот, портянки, перегар и оружейная смазка.
Больше половины коек сейчас были заняты. Некоторые спали, кто-то рубился в карты, чистил оружие или развешивал белье. На нас косились, но без неприязни, скорее, с интересом. Я тоже любопытствовал, улыбаясь им в ответ и сканируя их ауру.
Парни крепкие, опасные профи, но одаренных среди них не было.
Самая яркая аура была у одного из картежников, но она была не его личная: давал ее какой-то артефакт, который лежал у них на ящике, выступавшем в роли стола.
— Надо будет в картишки перекинуться, — кивнул в их сторону Стеча. — У них там мухлелов. Я такие только в Москве в игорных домах видел.
— А как он работает? — спросил я. Играть я не собирался, но стало интересно: если он вранье распознает, то как же тогда блефовать?
— Колоду регистрирует и считает, — начал объяснять здоровяк. — Блефовать можно, даже хитрить вместе с напарником, но заныкать карту в рукав или подменить он уже не даст.
— А ты разве фанат?
— Иногда, но без фанатизма, — покачал пальцем Стеча, типа, ни-ни. — Только в те игры, где думать надо и карты считать, я так память тренирую.
Конец вагона превратили в кухню. Оборудовали уголок с плитой на четыре конфорки, водрузили самовар. Я обошел ящик с посудой и чуть не запнулся о стоящий почти на проходе узкий стол с лавками. Всем этим хозяйством заправлял толстячок небольшого роста. Он месил тесто прямо на столе.
— Обед по сменам, расписание на стене, —кивнул повар на маленькую бумажку, приколотую между окон. — Ежели, конечно, со всеми изволите столоваться.
— Угу, угу… —
Я покосился на волосатые руки, на грязное полотенце, висевшее на плече у мужика, и вздохнул.
— А наша смена когда?
— Это к коменданту. Первая смена уже заступила, так что вы либо уже штрафники, либо на рассвете смените, — сказал повар. Он указал на дверь и, потеряв к нам всякий интерес, принялся мять тесто, будто кирпичи рубил ладонями.
Если этот вагон считать плацкартным, то следующий, по моей классификации, был купейным. Стеча с усилием, подталкивая плечом, сдвинул дверь в наше купе. Почти как современное, только двухместное, как в вагоне СВ. Слева диванчик, справа второй, а посередине у окна комод и стол, на котором уже были расставлены склянки и инструменты Банши.
— Сон по сменам, — хохотнул Стеча, — ну, или в моторке. Скидывай барахло и погнали наших искать.
Перед дверью в следующий вагон мы простояли несколько минут. Строили рожи в маленькую бойницу и объясняли, почему нас нужно пропустить.
Закупорились они там действительно крепко. Треть помещения занимали арсенал со складом. Ящики с патронами, взрывчатка, запасные ружья и пулемет. Две винтовых лестницы вели к башенкам, где помимо оружия свободно помещались два, а то и три человека. Рядом с лестницей с потолка свисал прибор, похожий на перископ, — несколько прорезиненных глазков разного размера и две ручки по бокам.
— Крутая штука, — шепнул Стеча, — ночной вид, теплокровный и даже аура. Блин, таких даже в армии еще нет. Может, я не ту работу выбрал?
Я не стал отвечать. Попробовал посчитать, сколько здесь охранников. Двое, впустившие нас, так и остались у двери. Четыре пары ног я насчитал на вышках, и с другой стороны за столом сидели еще четверо и, похоже, они занимались единственным, что здесь было в почете и помогало бороться со скукой, — рубились в карты.
Складские вагоны с ящиками, мешками и стеллажами мы проскочили быстро. В каждом было по паре скучающих охранников на входе и выходе. Открывали нам без вопросов и только лениво проводили взглядом, чтобы ничего не стащили с полок.
Следующим был сейф. Вагон запомнился мне узким ярко освещенным коридором без теней, где Стече пришлось двигаться бочком. Вместо отсеков для купе по правую руку — стальная цельная стена, вся исписанная магическими символами. В центре вагона зеленым светом светился контур двустворчатой двери, и от него в разные стороны расходились электрические разряды. Этакая паутинка, разбегающаяся по стальной стене, уходящая под потолок в небольшую щель и возвращающаяся снизу.
— Здесь двойной контур, что ли? — Я оглянулся на Стечу, но ответить он не успел, впереди из незаметной ниши выступил пинкертонец и довольно грубо нас окликнул.
— Проходим скорее, не болтаем, руками ничего не трогаем, — предупредил он и усмехнулся. — А то будет нечем в носу ковырять, чтобы нормативы Ордена выполнить. Не будет вам тут работы, без вас спокойно справимся.
— О! У нас здесь эксперт, — улыбнулся я, глядя, как занервничал Стеча, стараясь максимально втянуть одновременно и живот, и задницу, чтобы не задеть охранный контур. — Слышь, носатый, а тебе случайно веслом по хребту не доставалось?
— Че-е-е? — удивился охранник.
— Да я так, разговор поддержать, — лениво объяснил я. — Молись, чтобы нам тут работы не нашлось.
Быковать мужик не стал. Либо все-таки сообразил, что одно дело делаем и не конкуренты, либо я и без фобосов уже могу ауру вокруг себя сгущать. Он открыл нам дверь, предварительно передав в рацию — чугунный рожок, торчащий из стены, — что мы идем. А когда мы вышли из вагона, то за спиной раздалось сразу два облегченных вздоха. Стеча распрямился, чуть не спихнув меня с узкой платформы, а пинкертонец быстро захлопнул дверь.
Второй бронированный вагон почти ничем не отличался от первого, только арсенал имел минимальный: этакий спецзапас для оперативной группы, а на свободном месте устроили пункт управления. Что-то типа радиорубки и стола для совещаний, за которым сидели чоповцы и попивали пиво с кем-то из местной охранки, сидящим к нам спиной.
— Все на месте? — вместо приветствия спросил начальник и, получив утвердительный кивок от Гидеона, продолжил: — Итак. Меня зовут Иван Иванович. Можете звать меня просто комендант, ну или Флинт, это мой позывной в отряде.
Комендант обернулся на нас со Стечей. Я увидел пожилого мужчину с черной повязкой на одном глазу. Вопрос: «Почему Флинт?» — отпал сам собой. Лет под шестьдесят, лицо боевое, кривой шрам начинался над бровью и нырял под повязкой, чуть-чуть не доходя до подбородка. Волосы седые, но прическа модная, даже по меркам московского мира. Стильный образ дополняли бритые виски, черная жилетка с двойной плечевой кобурой и белая рубашка с расстегнутым воротником.
— Двое на дежурстве, двое отдыхают, — бросил он. Окинул нас взглядом и уставился на Гидеона. — Контракт у вас с артелью, но у меня полномочия. С завтрашнего утра вы поступаете под командование охраны поезда. Вопросы есть?
— Остановки будут? — Гидеон наклонил бочонок, чтобы подлить в стакан, и, морщась, наклонял все сильнее и сильнее, а пиво все никак не текло.
— Будут, но сходить с поезда запрещено. Перечитайте контракт, там четко прописаны штрафы.
— Понятно, — сказал я и сел за стол. — Зачем мы здесь? Что-то ожидается?
— Это ювелирная артель, — пожал плечами Флинт. — Дорога дальняя. Как правило, три, порой и четыре нападения случаются.
— А что за груз? Какой-то особенный?
— Повторяю, это артель ювелиров, у них всегда груз особенный.
Я фыркнул и поинтересовался:
— Ладно, мы вам зачем?
Флинт покосился на меня.
— Просто будьте рядом. Я считаю, что и без одаренных справимся. Но у дочурки Куркина было видение или предчувствие. Одаренная она.
Вот и поговорили. Никаких деталей, какое-то предчувствие у одаренной, но папенька ему доверяет. И партнеров убедил.
Мы как бы сами по себе, но с четкой иерархией и отчетностью перед Флинтом. Пока задача простая — сидеть в башенках, смотреть по сторонам. Захара отправили в «буханку», а себе поделили смены по восемь часов и приступили сразу же, так как спать одновременно не могли. Банши увела Гидеона отдыхать, а мы со Стечей разошлись по бронированным вагонам.
Пинкертоны освободили мне башенку с «миниганом», видимо, они думали, что «Орденским шаманам» нужны какие-то особые условия. Я не спорил и сначала честно выполнял свои обязанности, раскручиваясь на круглой сидушке, разглядывая округу.
В вагонах первого класса заметил ауру одаренной, скорее всего, как раз дочку Куркина, ту самую, хорошенькую. Рядом с ней крутился светлый фобос. Опасности я не почувствовал, скорее, ангел-хранитель или дух покойной бабушки, переживающей за внучку.
Снега, леса, поля — красота!
Снега, леса, поля — был бы художником, получилось бы занятно.
Снега, леса, поля — а ночью-то я толком и не спал…
Снега, леса, поля — может, и мне пора в карты начать играть? Хотя бы пасьянчик разложил бы.
Минут через пятнадцать с начала дежурства я начал клевать носом и погружаться в какое-то странное состояние на грани сна и медитации. Причем думал в этот момент о своих делах. Строил планы на Москву и подводил итоги того, что удалось узнать.
Есть завязка на дневник деда — найти мастера и проверить, сохранилась ли «метка геолокации».
Есть четыре рода в качестве основных подозреваемых: Арсеньевы, Медниковы, Львовы и Исаевы, которых нужно будет проработать в Москве.
Есть статья некоего Д. Рихтера, у которого можно узнать подробности про смерть отца, по крайней мере, место.
Потому что отец что-то искал. Узнал от фобоса из первого совета про блуждающий чумной разрыв и… И если пофантазировать, то отец, должно быть, решил, что это источник бед Енисейской деревни, в создании которого замешаны члены древних родов. Дальше фантазировать стало еще страшнее, да еще Ларс начал подкидывать безумные идеи одну за другой.
В итоге рабочей версией стало то, что отец искал чумной разрыв, который или сам, или с помощью тех, кто им управляет, переместился в Москву или область. Эта версия мне понравилась, было в ней что-то героическое с закосом на спасение мира. Не только за семью отомстить, но и страну спасти. Но она вызывала новые вопросы: зачем это кому-то, и кто они, собственно, такие.
Из медитации, того странного состояния, когда внутренний критик уже заснул, а фантазия раскручивается на полную катушку, меня вырвал звук сирены. Потом я услышал топот сапог по стальной лестнице, и чья-то помятая штанина замаячила у меня перед носом.
На нас напали в первый раз.
Я встрепенулся, чувствуя себя полным профаном, провафлившим свое первое дежурство. Под звук заработавшего «минигана» быстро запустил ауру, потеснился, чтобы не мешать пулеметчику, и, оценив ситуацию, выдохнул. Девчонка здесь, наши здесь — вид у всех встревоженный, но опасности нет. Разгоряченным можно было назвать только деда. Я подумал, что если за нами погоня, то он там вовсю развлекается, отстреливая всех подряд.
— Помочь, может, чем? — крикнул я бойцу, стоявшему передо мной, но грохот стоял такой, что сам себя не услышал.
 «Спим дальше, кина не будет…         — проклюнулся Муха —         Либо подвинь этого, а то не видно ничего, либо спать пошли дальше»        .      
 «Какой спать? Он же на посту…         — ответил Ларс. —         'Лучше пройдем в первый класс: я вижу там очень интересную даму в возрасте. Она напоминает мою первую учительницу…» 
Я почувствовал, как зашевелился мэйн, явно намереваясь посмотреть, что же там за дама в возрасте. Муха-то однолюб, только фыркнул, а Ларс действительно завелся, сканируя фобоса, которого я принял за бабушку молодой Куркиной.
 «Ну вас нафиг…»         — плюнул я и выпустил Белку, переключившись на ее зрение.      
Пинкертонцы действовали, как какой-то спецназ из моего прошлого мира. Над поездом кружили две механические птицы — местный аналог дронов, — периодически улетая к лесу и возвращаясь обратно. Каждый раз, когда охранники выцеливали птиц, у тех на груди вспыхивали странные иероглифы, а башни поезда, то одна, то другая, то обе сразу поворачивались в ту сторону и открывали огонь.
А потом я увидел всадников! Белые полушубки, в руках ружья. Они мелькали за деревьями, несясь параллельным курсом. За поездом, прямо по шпалам, плелось несколько лошадей без хозяев. Трупы черными кляксами валялись на рельсах.
Пара лихих бандитов выскочила из леса у вагонов первого класса. Они ловко ушли из зоны поражения «минигана», даже прыгнули на поезд, размахивая револьверами и стреляя, но практически сразу упали в снег и, окрасив его в красный цвет, покатились по насыпи.
— Орденский, держись, сейчас тряхнет!
Надо мной промелькнул боец, развернувший пулемет прямо по ходу поезда и на явном кураже, закричал:
— Тупня, поезд наш не знают!
Одна из птичек вспыхнула, стала белой, как спираль накаливания, и спикировала прямо перед паровозом. Раздался взрыв, а за ним толчок — поезд тряхнуло! Мы резко замедлили ход, но сразу же начали снова разгоняться. Проехали сквозь огонь и дым, оставив по обе стороны поезда тлеющие бревна и остатки какой-то телеги.
Стрельба постепенно стихла. Только из бойницы еще палил одиночными снайпер пинкертонов добивая отступающих бандитов.
 «Я требую продолжения банкета, а то нам ничего не досталось. Может, пойдем до того носатого докопаемся? Хоть потренируемся?» 
 «Если мы куда-то идем, то только в первый класс. Я чувствую, что барышню нужно успокоить…» 
 «Никуда мы не пойдем! —         не выдержал я. —         Если вы такие бодрые, то Муха на стреме следит за окрестностями, а Ларс наконец расскажет, что дает его чудо-формула. Что притихли?» 
— Так все закончилось, вот и притихли, — неожиданно ответил пулеметчик, услышав последнюю фразу, которую я, видимо, произнес вслух. — Местное дурачье следит за погрузкой и лезет потом на рожон. Считай, разминка. Вот денька через два будет жестче, там банда одна есть, давно на нас зуб точит.
* * *
Второе нападение случилось раньше. Уже на следующий день нас подловили на выезде из небольшого тоннеля. Завалили камнями проезд, перекрыли выезд и не дали пинкертонам свободно действовать под невысоким сводом.
Попытки прорваться через заслон пресекали, поймав одну птичку сетью, а вторую подорвав сразу на вылете из тоннеля. Но и сами не могли зайти: сзади караулила «буханка», которой после первой банды выделили неограниченный запас патронов. А впереди дежурил отряд охраны.
Флинт от нашей помощи отказался, только Банши взял консультантом. Дождался ночи и двумя диверсионными отрядами с использованием огня, дыма и какой-то магии от блондинки выскочил наружу и перебил всех нападавших.
Наше время наступило через два дня. Я уже в карты начал играть. И удивительным образом выигрывать, обманывая мухлелов при помощи Белки. Ну а что? Новичкам-то везет!
Я как раз уже выигрывал третью банку тушенки у повара, как сработала сирена и поезд начал тормозить. По уже сложившейся привычке обращать внимание не стал. Без нас разберутся. Но вслед за сиреной, заголосила латунная трубка на двери. И гудящим голосом Флинта потребовала, чтобы Заря немедленно явилась к вагону первого класса.
Нас встретил Флинт вместе со встревоженными главами купеческих семей. Куркин что-то бормотал про видение дочери, то ли испуганно, то ли восторженно. Флинт же просто махнул рукой вперед, мол, спешиваемся и идем.
Куда идем, я заметил сразу. Метрах в трехстах от нас мерцал разрыв. Прямо на рельсах стояло огромное перламутровое зеркало. Как тоннель. Четыре метра в высоту, около трех в ширину — поезд спокойно проедет, да еще и на крыше какие-нибудь супергерои подерутся, «потолок» не цепляя.
Зеркальная гладь сокращалась под какой-то ритм, а вокруг расползался туман.
— Пойдем подпалим, — махнул Гидеон, спрыгивая в снег. — Банши, Стеча, ждите здесь, мы быстро.
Я тоже спрыгнул и почувствовал, что земля вибрирует. Легонько, будто поезд все еще едет. И что странно, ритм совпадал с мерцанием разрыва.
Мы пошли вперед, физически ощущая, как нам в спины уставились все пассажиры первого класса. Уловил щекотку — явное не очень здоровое возбуждение одаренной девушки, а потом что-то странное от бабки-фобоса. Интерес? Надежду? Я не понял, зато Ларс сразу оживился.
Мы обошли паровоз и ускорились, топая по вздрагивающим шпалам. Вибрация усиливалась, а в ушах нарастал гул, сквозь который пробивалось вполне узнаваемое: ту-дун-н, ту-дун-н.
— Гидеон, быстрее! Там что-то есть, надо его скорее закрыть! — крикнул я и побежал, сжимая в руке огневик.
— Матвей, нет! В сторону! — закричал Гидеон сначала мне, а потом машинисту. — Задний врубай! Быстро! Все в лес!



Глава 6

За спиной вздрогнул паровоз. Раздался пронзительный гудок, заглушивший крики Гидеона, и послышался стук колес, медленно набирающих скорость. Я тоже ускорился!
 «Давай, брат, гони! Чух-чух, в рот его чих-пых!» 
Я почувствовал прилив сил и энергию, пробежавшую по мышцам.
 «Господа, позвольте напомнить, что в поезде осталась дама, требую ее защитить… Ай! Руки убрал, груша боксерская!» 
Мне показалось, что Ларс хочет устроить саботаж: мышцы начали тяжелеть и вязнуть в подкрадывающимся тумане. Серо-белая взвесь, смешиваясь со снегом, цеплялась за ботинки и ледяной стужей пробиралась под штанами.
До разрыва оставалось меньше ста метров, амплитуда вибрации земли усиливалась с каждым шагом. И в какой-то момент меня тряхнуло особенно сильно, нога зацепилась за камень, скрытый в тумане, и я кубарем полетел на рельсы.
А когда вскочил, было уже поздно. С грохотом и ревом на меня неслось что-то странное, выскочившее из разрыва. Размером с двухэтажный поезд! И выглядело оно как поезд: старый ржавый локомотив с погнутой решеткой, напоминавшей острые колотые зубы. В центре горело два желтых фонаря, бликующих в клубах серого тумана.
Все остальное было уже не поездом. На крыше локомотива и дальше по всем вагонам, сколько я смог разглядеть, лежала какая-то тварь. Не поезд, а настоящая змея со звериной бледной мордой.
Зверь лежал поверх поезда, одновременно составляя с ним единое целое. Белесые жгуты переплетались с клубившимся туманом, мешая понять, реальные ли это контуры плеч и лап со слипшейся шерстью или лишь призрачная иллюзия.
Морда у зверя больше всего напомнила толстого старого вепря с обломанными клыками. Размер, правда, сопоставим с кабиной «КамАЗа» (и это только широкий мясистый лоб с небольшими рожками). Я потрясенно моргнул, разглядев ряд длинных, тонких зубов, терявшихся в тумане.
Весь обзор занял всего мгновение: я поднял голову, срисовал образ, и тут же вся эта махина налетела на меня.
Я не почувствовал удара. Теплая волна спертого воздуха окатила с ног до головы, влетела в лицо, горьким налетом осев на губах. Нос, горло, глаза — по ним как наждачкой прошлись, вызывая кашель и слезы. В ушах стоял гул, будто морскую раковину прижали и трясут ей, как шейкером. Яркий дневной свет исчез, все заполнила какая-то серая хмарь.
Поезд несся сквозь меня. Мелькали внутренности вагонов, мебель, чемоданы и существа, отдаленно похожие на людей. Поезд-фобос битком набитый фобосами!
Все выглядело старым и запущенным. На стенах, лавках, дверях — везде лежал слой плесени, а в воздухе мерцали крупные частицы пыли, смазанные от скорости. Призраки, населявшие вагон, разделились — часть бросилась в рассыпную, а другие, наоборот, тянулись ко мне.
Меня захватила волна образов. Слияние с духами шло одно за другим. В голове на ускоренной перемотке пронеслись обрывки чьих-то жизней. Душевная боль, муки, терзания — мало кто из них умер естественной смертью. И много кто хотел отомстить, причем не только мне, а всему миру. Потоки ненависти сменялись безысходностью — поезд, как душелов, держал их всех внутри.
 «Господа офицеры, нас предали, мы в жо…»         — в голове прозвучали коллективные невеселые мысли, а я закричал. Проорался матом, стараясь придать голосу не только громкости, но и вложить в него внутреннюю энергию и силу. Я не Банши, конечно, но взял по чуть-чуть от каждого своего постояльца. От меня отшатнулась первая волна призраков, а потом и вовсе какая-то сила выдернула из поезда и отбросила в снег.      
Последний вагон фобоса пронесся мимо меня, гонясь за нашим составом. Я опять заорал! И как догонять-то его теперь? Я зачерпнул снега и протер лицо. Настоящий, пусть холодный, но «живой» снег чуть проветрил голову и прочистил мысли. И главное — смыл мерзкое ощущение, будто по телу копошатся мириады заплесневелых личинок.
Призрачный поезд проехал чуть больше километра и встал. Замерцал, то уплотняясь, то становясь прозрачным и показывая, что внутри. Гигантский «червяк» полностью проглотил поезд ювелиров. Обволок его, как змеиная кожа, и мне даже представить было страшно, что при этом происходило внутри.
 «Опаньки, да он их щас переварит!» — присвистнул Ларс. 
 «Не очкуй, старый, ща дядя доктор клизьму пропишет, мы же сзади подходим…» — хохотнул Муха. 
 «Какую еще клизму? Там же дама моего сердца! И эти, как их там? Люди! Но, предварительный анализ показывает, что идти туда вообще не стоит, — замялся Ларс. После недолгой паузы он хмыкнул, а потом продолжил, но уже другим, совершенно спокойным голосом — Матвей, если эта штука нас затянет, добей нас. Изгони из этого мира…» 
Я пропустил мысли фобосов мимо ушей. Обернулся на то место, где был разрыв, после которого осталось только черное пятно сажи на снегу. Плюнул и, набирая скорость, чуть ли не семимильными шагами понесся за поездом. Призрачный «червь» был длиннее как минимум на пару вагонов. Пылающая вдалеке в сером сумраке аура «буханки» стала для меня точкой притяжения — каких-то двенадцать вагонов пробежать, делов-то! А мысль в голове всего одна: лишь бы успеть.
«Эти, как их, люди» еще держались. Редкие выстрелы сменялись беспорядочной хаотичной стрельбой, а где-то в середине поезда вспыхнуло яркое пятно, скорее всего, от светошумовой гранаты Банши. Наверняка и Гидеон уже вовсю поет там свои святые песни.
 «Парни, прорвемся! Муха, запевай! Ларс, не кисни, спасем твою даму сердца!» —
подбодрил         я и подскочил к последнему призрачному вагону. Ткнул в край зажженный огневик.      
У монстра не было хвоста и задних лап. Шевелящиеся клубы дыма, вытянутые в жгуты, просто свешивались с крыши старого, покрытого ржавчиной и плесенью, грузового вагона. Туман сначала потянулся ко мне, но, как только зажегся огонь, резко схлопнулся, будто до горячего дотронулся. Серая пленка обрела плотность, фобос перешел в какое-то новое состояние, закрывшись от внешнего мира.
Zippo шпарила на полную: полный бак, обновленный фитиль, лучшая смесь полыни, что была в запасах у Исаева. Но фобос не вспыхивал! Огонек плавил серую массу, обугливал края, вверх тянулась струйка едкого дыма, но общий эффект напоминал работу детского выжигателя по дереву.
 «Тухло, до пенсии будем тут тряпки жечь, но вот смеяться будет поздно… —         хмыкнул Ларс, в очередной раз удивив меня своим умением шарить по закромам моей же памяти. —         Нужно в локомотив пробраться: там либо сердце, либо машинист, который всем управляет…» 
 «Врагу не сдается наш гордый 'Варяг», пощады никто не желает… —         наконец запел Муха, на секунду прервался, поддакнул: «         Старый пень дело говорит…» —         и продолжил:         «Орленок, орленок, взлети выше солнца…» 
 «Муха, свали уже из школьной памяти, поищи что-нибудь посовременней! И приготовьтесь…» 
Не могу сказать, что у меня был готов план. И, может, бежать по лесу вдоль поезда было бы лучшей идеей, чем родилась у меня, но я не хотел остаться за бортом, если вдруг машина тронется. Да и «Варяг» наш действительно не сдается!
Я достал склянку с запасом полыни для огневика, достал финку и облил лезвие. Чиркнул огневиком — пламя равномерно опалило клинок со всех сторон и остановилось за пару сантиметров до гарды. Спасибо Мухе, что подтолкнул к покупке, а Гидеону, что подсказал пару охотничьих трюков и особенностям оружия Ордена.
Размахнулся и воткнул горящее лезвие в призрачную пленку, проткнул и с усилием, задействовав силу мэйна, протащил вниз, разрывая материю. Задержал дыхание от вырвавшегося запаха гнили и разложения. Показалось, что гниет металл.
Красивая, мощная решетка, которой локомотив раскидывал препятствия на пути, проржавела и теперь истончалась прямо на глазах. Как в замедленной съемке, от прутьев отрывались коричневые хлопья ржавчины, поднимались и лениво кружились в воздухе.
Все вокруг казалось ленивым, неподатливым и обесцвеченным, словно я находился под водой. От локомотива отделились четыре тени и бросились на меня.
Невысокие худые существа, когда-то давно бывшие людьми, а сейчас высохшие и скукоженные твари. Вместо лиц — бесформенные бугристые маски с черными провалами глаз.
Первого рванулся ко мне. Я пропустил его мимо себя, воткнув финку в голую спину. Всадил под лопатку и резко дернул горящий клинок вниз. Края разорванного надвое фобоса вспыхнули, и пошел процесс изгнания.
Встретил второго, отмахнулся по вытянутой лапе, развернул легкое тело и добил коротким тычком в висок. Поймал в прыжке третьего, неудачно подставившись под его тянущиеся ко мне руки. Прежде чем вспыхнуть, тварь успела схватить меня за руку.
Холодом ударило, как током. Все, что ниже локтя, будто в прорубь засунули, лишив чувствительности на несколько секунд.
 «До свадьбы заживет, бей, не спи…» —         Ларс дернул меня за воротник, отталкивая в сторону, а потом подправил мою руку, чтобы четвертому призраку не удалось увернуться.      
 «Что с вами сделали снег и морозы, лед витрин голубых… Может, мне надо было в пение идти, а не в бокс? Прикольные у тебя пластинки есть… —         довольно фальшиво пропел Муха         . — Белые розы, беззащитны шипы…» 
 «Эй, скоморох, а есть что-нибудь, чтобы даме спеть?» —         Ларс попытался подпеть, насвистывая, но совсем не попадая в такт.      
 «Не, только про зиму пока нашел. Ой, чудные стихоплеты в твоем мире, Матвей…         — Муха хрюкнул, прочищая горло и опять запел:         — Между нами тает лед…» 
 «Муха, твою мать! Пение — это не твое, и хватит копаться уже в моей голове!» —
рявкнул         я. Подошел к локомотиву и поскреб финкой разлагающийся металл.      
Простые перебранки с фобосами помогали отвлечься. Не фокусироваться на давящем чувстве безнадеги, которое всем своим многотонным массивом испускал умирающий поезд.
Каркас его был пока еще крепкий, но процесс разложения шел полным ходом. Призрачный поезд был шире нашего почти на метр с каждой стороны. Я прошел вдоль локомотива и забрался в кабину машиниста. По инерции прикрыл рукавом нос, глядя на скелеты машинистов, лежащих под приборной панелью.
Белые чистые скелеты: ни одежды, ни мяса, только призрачный силуэт, практически копия тела, дрожал в воздухе в сантиметрах тридцати от костей. Подрагивал и тянулся вверх, теряя очертания и уходя куда-то под потолок. Будто призрачный поезд растворил плоть, а теперь вытягивает и души машинистов.
Я взмахнул ножом, перерезая потоки, и поднес огневик к мареву над телами, чтобы освободить машинистов.
 «Матвей, скорее! Через них весь поезд прошел, их уже не спасти, но дальше могут быть живые…»         — Ларс потянул меня дальше.      
За дверью в вагон Куркина меня будто бы ждали. Стоило перешагнуть порог, как со всех сторон, перескакивая перевернутую мебель, и, прыгая с багажных полок на меня, бросились мелкие существа. Какой-то дикий зоопарк мелких зубастых чертиков. Не больше полуметра, почти карлики, существа напоминали кукольных мумий, которых разорвали на части, засушили, а потом грубыми стежками сшили обратно.
Подключился Муха, и понеслась: мы отменным футбольным пинком отправили в полет первого, превратив его в шар для боулинга, благо куклы имели физическое тело. Раскидали первую волну, ткнули огневиком в самого шустрого, подцепили на финку, как на шампур, еще двоих.
Пошла реальная куклорубка: черти прыгали, цеплялись за одежду, пытаясь ее прокусить, и вызывая ледяные ожоги. Я не отставал: скакал как Джеки Чан, используя окружающую обстановку. Купе были только в конце вагона, а большая его часть была одновременно и гостиной, и столовой. Рубя направо и налево, я пробрался в купе и заперся внутри, чтобы обновить пламя на финке.
Нашел скелеты купеческой обслуги на полу и услышал шорох, а потом и чье-то тяжелое дыхание за дверкой шкафа, стоявшего в углу. Дернул створку, отступил и замахнулся ножом, намереваясь ударить.
В шкафу среди платьев мелькнуло перепуганное лицо дочери Куркина. Она издала странный звук, похожий на яростный визг и сама ударила магией. Прожигая тряпки, из глубины шкафа вылетела маленькая, размером с перепелиное яйцо, шаровая молния. У меня волосы дыбом встали, когда она пролетела всего в паре сантиметров от моего уха.
— Стой, стой, стой! — Я поднял руки, пытаясь успокоить и не провоцировать явно перевозбужденную девушку. — Я из Ордена, мы вместе едем.
— Я пыталась задержать их… но монстры полезли из стен… —
Шаровая молния побледнела и растаяла в воздухе, а девушка сползла по стенке шкафа и пробормотала:
— У меня дар, я держалась сколько могла… Но их было так много…
— Все хорошо, мы найдем всех, кто успел убежать, — сказал я. Воткнул горящую финку в пол у двери, а сам подошел к девушке и настойчиво впихнул ей в руки эликсир, дождался пока она выпьет, и спросил: — Как тебя зовут? Идти можешь?
— Олеся, — ответила девушка. Эликсир ее вштырил, по-хорошему так: вернулся румянец на щечках, а в глазах начали разгораться огоньки. — Могу. Папенька с маменькой должны были в вагоне с сейфом спрятаться, там защита хорошая. Я пыталась спасти хоть кого-нибудь…
Она выбралась из шкафа и уставилась на скелеты. На красивом боевом личике промелькнула тень, на глаза навернулись слезы.
— Ты все правильно сделала, идем, —
Я подхватил ее за руку и чуть встряхнул, боясь, что она может словить перепад настроения. Предупредил:
— Я бью, ты прикрываешь. Меня не поджарь только.
 «Матвей, спроси у нее, куда делась моя дама сердца…         — пронеслось в голове послание от Ларса. —         Вы, одаренные, можете сопротивляться серой хмари фобоса, хоть и недолго. А вот насчет светлых призраков я не делал исследований, не хватает информации. Спроси, а?» 
Я потянулся аурой в поисках светлого фобоса. Словил сигнал от деда и что-то еще слабенькое рядом с ним, но сосредоточиться не смог. Резанула фраза Ларса про исследования. Получается, он экспериментировал на людях?
Фиг с ним, потом разберемся, а сейчас погнали!
Я подхватил нож, брызнул на него новую порцию полыни и на максимальном огне бросился обратно в вагон. Вынес дверь телекинезом безумного профессора, сметая всех чертовых кукол, ждавших с той стороны. Я не отпускал дверь, размахивая ей по сторонам или подставляя в роли щита, когда на меня или Олесю пыталась прыгнуть очередная тварь.
Ларс в левой руке под моим контролем управлял дверью, а когда она разлетелась в щепки, подхватил с пола большую серебряную супницу. Правую руку с ножом я отдал на откуп Мухе и только кривился от резких вывертов суставов. Олеся, будто ее специально обучали, словно тень, следовала за мной, раскидывая шаровые молнии, противно жужжащие мимо моих ушей.
Следующий вагон был уже полностью мертвым. Одна черная тень в дырявом балахоне стояла к нам спиной и впитывала в себя ауры из тлеющих и «гниющих» тел, застрявших в проходе в следующий вагон.
Не сговариваясь, мы с Олесей ударили вместе: я метнул горящую финку, а девчонка ударила слепящей молнией. Кинул не по учебнику, а просто швырнул, будто бумеранг или фрисби — горизонтально полу, придав ускорение силой Мухи и подправив движение телекинезом.
Финка горящим диском прошила фобоса в районе груди, а шаровая молния Олеси долбанула его в затылок. Балахон взметнулся в воздух, будто стая ворон вспорхнула, тварь заверещала, оборачиваясь в нашу сторону. Под капюшоном клубился черный туман, сквозь который то проглядывал, то скрывался голый череп.
Фобос атаковал на нас. Желтые клыки верхней челюсти выступили вперед и задрожали, будто призрак собирался на нас заорать. Звук вокруг загустел, словно туго натянутая струна, а потом со смачным звуком «чпок» из капюшона вылетела и полетела назад горящая финка. Я поймал нож и сразу же отправил обратно.
Взмахнул рукой и, представляя нас с Ларсом дирижерами, начал кромсать визжащего фобоса в клочья. Когда крики стихли, а балахон осыпался горсткой пепла, впереди послышались выстрелы, загрохотал «миниган» и раздался взрыв, от которого вагон пошатнуло.
 «Погнали, а то я замерзать начинаю, давит что-то, тянет и будто выворачивает…» —         подтолкнул нас Муха.      



Глава 7

В следующем вагоне спасать было уже некого. На полу лежали два скелета, едва различимых на фоне «растворяющейся» мебели. В густом, мутном воздухе кружили серые хлопья, а сам вагон производил впечатление давно затопленного: На металле пузырилась ржавчина, и что-то типа мха разрасталось на дереве и тряпках.
Верхний слой призрачного поезда-зверя сузился, на потолке проступили очертания, похожие на ребра, а окна затянуло тонировкой. Ощущение времени, конечно, могло сейчас сбоить, но темнота за окнами все равно была слишком неестественной.
Олеся вцепилась в мое плечо, всем телом прижалась к моей спине. Должно быть, пыталась втиснуться в защитный круг, который давало пламя на финке. Хлопья и частички мха, витающие в воздухе, расступались от огня, давая хоть и немного, меньше метра, пространства, в котором не страшно было вдохнуть полной грудью.
 «Воу, воу, полегче! Наше сердце занято другой…» —         запротестовал Муха, но его никто не поддержал. Я об этом вообще не думал в этот момент, хотя признаюсь, было приятно чувствовать теплое, живое тело в этом царстве мертвых. И слышать человеческое горячее дыхание, перекрывающее гудение белого шума. А еще тонкий аромат спелой малины, пусть и ослабший, но резко выделяющийся на фоне затхлости.      
 «Матвей, не слушай его. Ему, видать, все правильные чувства на ринге отбили. Спроси у нее лучше, куда моя дама сердца делась? Согласно исследованиям, мужской организм нуждается…» —         Ларс начал какую-то проповедь в духе «британских ученых», что-то там установивших, и его совершенно не смущало, что я его не слушаю. Судя по всему, дед нашел благодарного слушателя в лице мэйна, ибо Муха уже помогал мне разламывать заклинившую дверь.      
В первом вагоне охранки было лучше. На полу валялись выгоревшие фальшфейеры, чувствовался горький запах полыни и крест-накрест в потолок било два фонаря со «святым» светом. Третий уже потух. Изредка включался, пытаясь проморгаться, и трещал, как кварцевая лампа.
Мне стало легче дышать. Давящее чувство безысходности притупилось. Вместо него пошла переоценка молодого тела, прижавшегося ко мне сзади. В общем, в организме будто весна начала пробиваться из-под корки снега.
Олеся тоже что-то чувствовала. Ее бледность отступила, и на ее щеках появился румянец. Мы ускорились и уже через минуту оказались в вагоне-сейфе — вероятно, в самом безопасном сейчас месте поезда. Защитные знаки на стенах потускнели, но еще держались.
Олеся подбежала к дверям и стала долбиться, крича своим родным, чтобы открыли. А я пошел дальше на звук выстрелов — уже чуть ли не в соседнем вагоне кто-то долбил короткими очередями.
Я распахнул дверь в грузовой вагон, чуть не споткнулся о тело стражника и сразу же увернулся от черной тени, прыгнувшей с потолка. Куча лап, свалявшаяся шерсть на широком тельце — клоп-переросток выскочил с верхней полки стеллажа, пролетел мимо меня и, переступая с лапы на лапу, приготовился к новому прыжку.
— Матвей, пригнись! — закричал Стеча, и сразу же прогремела короткая пулеметная очередь. Три серебряных росчерка прошили деймоса, раздробив брюшко.
— Стеча, рад тебя видеть!
Я добил клопа, пригвоздив маленькую голову к полу, и пошел навстречу напарнику.
— Наши где? Целы?
— В следующем вагоне! Мы там эвакуацию организовали.
Вместо радостных объятий, я лишь стиснул плечо здоровяка, державшего в руках пулемет «Льюиса» из запасов охранки.
— Прикрой, надо вернуться.
Стеча остался отстреливать клопов, которые с завидной регулярностью отпочковывались от внутренних органов призрачного поезда. Странное зрелище: будто существа вылуплялись, выдавливаясь из стен.
Возвращаться не пришлось, за дверью уже толпились гражданские. Первой шла Олеся, ее наэлектризованные волосы топорщились, но в целом она выглядела довольной и счастливой. За ней, с трудом маневрируя в проходе, протискивался папенька, не давая разглядеть, сколько человек за ним. С уверенностью можно утверждать, что Шмидт тоже выжил — его высокая макушка выглядывала из-за спины толстяка.
Спасательную эвакуацию организовали в следующем вагоне. Там зияла огромная дыра с неровными краями, подрагивающими на манер разрывов. Пробоина была сразу в стенке вагона и в брюхе призрачного поезда, откуда внутрь светил отраженный от снега свет. Края раны фобоса дергались, пытаясь срастись, — это прям чувствовалось по тому, как вагон надсадно гудел от потуг призрака закрыть брешь.
В центре вагона стоял Гидеон. Раскинул руки и закатил глаза, он наспех читал молитву. Его пошатывало, вокруг глаз расползались темные синяки, кожа натянулась, подчеркивая кости и изгибы черепа, а из носа текла кровь. Но он продолжал шевелить потрескавшимися губами и бормотал: «…крэдо ин унум… эт витам вэнтури…»
Стражники, один помятее другого, шатаясь, плелись к дыре и просто выпадали наружу в снег. Там их уже кто-то подхватывал и оттаскивал в лес. На ногах оставались только Флинт и носатый, с которым мы как-то поцапались. Они помогали тем, кто идти уже не мог. Подтаскивали к бреши и, как мешок с картошкой, выкидывали из вагона.
Банши сидела на полу и на каком-то бешеном энтузиазме мастерила фальшфейеры. Лицо серое, сосредоточенное, губа прикушена и только руки мелькают в воздухе. Открыть, пересыпать, собрать, потрясти, поджечь и кинуть за спину в дальнюю часть вагона, чтобы хоть как-то помочь Гидеону.
Гидеон прервался всего на пару секунд — мне кивнуть да эликсир выпить, — а дыра в стене, как на гормоне роста, затянулась почти на метр. Но как только он продолжил окрепшим голосом, задрожала и чуть расширилась снова.
Я убедился, что Олеся вместе с домочадцами спустилась на улицу и, проскочив мимо Гидеона, побежал вперед: искать Захара и спасать «буханку».
— Матвей, стой! — крикнула Банши, подняв голову, с трудом оторвавшись от своей работы. — Я тут сделала кое-что, возьми «бонбоньерку». И факелы прихвати. А еще в моторке запас полыни. И будь аккуратней, там фильтр короткий.
«Бонбоньеркой» оказалась жестяная коробка из-под шоколадных конфет с покоцанным рисунком и надписью: «Шоколадъ 'Дети-шалуны» и с коротким фитилем — не больше двух сантиметров, — торчащим из дырки на боку.
 «М-м-м-м, Рамонская фабрика конфет и шоколада, обожаю их. Всегда заказывал из Воронежской губернии,» —         причмокнул Ларс.      
 «Чуйка говорит, что твоей даме сердца не понравится эта начинка,»         — хохотнул Муха.      
 «Да, что ты понимаешь, деревенщина? Я покажу тебе, как за дамами ухаживать…         — У меня появилось ощущение, будто профессор гаденько улыбнулся и потер ручки —         Матвей, поднажми! Мы идем спасать мою даму!» 
Не просто идем, уже бежим, перескакивая сцепку между вагонами. Коробку с адской «конфеткой» (а я был уверен, что Банши фигню не предложит) я запихнул за пазуху. В каждую руку взял по горящему фальшфейеру и бросился вперед. Чувствовал, что с «буханкой» что-то происходит: аура деда, как сошедший с ума дискотечный шар, переливалась от бледно-фиолетового до кислотно-зеленого цвета, и еще какой-то огонек трепетал внутри в буйстве красок. Плюс бледная на этом фоне «заплатка», в которой я признал Захара. Значит, жив еще, железяка!
В пассажирском вагоне на меня кинулась было какая-то тварь, но, получив факелом в морду, отползла под лавку, шипя и плюясь кислотой. Ловить ее я не стал — и без того глаза слепило от яркого света, казалось, что я выжигаю всю атмосферу вокруг себя. Факел искрился, как бенгальский огонь, щипал руки и так сильно вонял полынью, что даже Муха с Ларсом продолжали свою перепалку, гундося, словно с зажатыми носами.
Я выскочил на первую платформу с моторками, надеясь, что на свежем воздухе станет легче дышать. Но нет. Над головой широким куполом растекались внутренности монстра. Плотная серая масса отдаленно напоминала холодец. Полупрозрачные куски с сеткой то ли костей, то ли хрящей и красными жилами, между которыми, как в янтаре, застыли черные очертания монстров. Маленькие «куклы», худые силуэты с капюшонами, клопы и прочая не до конца сформированная мерзость.
Ближе к концу платформы, практически над пикапом, «тело» призрачного поезда сужалось, желеобразная масса густела, превращаясь почти в двухметровую цельную костяную пластину. А дальше уже расширялась обратно.
 «Черепушка пошла…»         — предположил Муха.      
 «Скорее, наружный затылочный выступ, а вот там дальше… это если он лежит, вытянув морду, то это глотка…» —         начал умничать Ларс, но Муха его перебил.      
 «Так, я так и сказал: черепушка, и надо этот найти, мужжичок. Вона я его вижу! Где клопяра в янтаре застыл! Туда и шарахнуть, чтоб глаза аж на жопу последнего вагона натянулись!» 
Клопяра под потолком действительно застыл ровно над «буханкой». Черно-коричневый паразит, застрявший под «кожей» желеобразной шкуры поезда. С потолка от лап клопа к «уазику» тянулись красные отростки. Целая сеть, похожая на корневище дерева, расширялась, пуская все новые отростки, скребла по крыше и обступала со всех сторон.
Я заметил Захара в отключке на водительском сидении. Голова запрокинута, а сквозь паутину трещин на лобовом не понять, что с ним. Но аура еще теплится. Дрожит, теряет свет, но подрагивает в такт сердечному ритму. На пассажирском сиденье застыл призрак незнакомой мне старушки. Не божий одуванчик, а видно, что дама с характером, пусть и близка к обмороку, но в глазах блестят молнии.
Дед как-то почувствовал меня! «Буханка» разродилась звуками: загудел клаксон и двигатель пошел на перегазовку, а по кузову побежали искорки молнии. Даже Захар встрепенулся, как после удара кардиостимулятором. А потом его стало мотать по салону, когда «буханка» натужно задергалась, раскачиваясь и пытаясь вырваться из цепей. Как минимум одно колесо уже было свободно, но остальные пока еще держались.
 «Господа, давайте разберемся, —         такого недовольно-обиженного тона у Ларса я еще не слышал         — На каком основании моя дама сердца в руках этого дикаря?» 
 «Ларс, даже в моем мире, у кого тачка, тот девчонку и катает…»         — объяснил я. Аура старушки сливалась с моторкой, как у «жителя» душелова. Удивительно! Но если Олеся в бабушку пошла, то свой собственный генератор молний нам пригодится.      
 «Не отвлекайся, сейчас будем клопа давить!» 
Я сосредоточился, быстро прогнав перед глазами сценарий того, что хочу сделать. Послал сигналы фобосам — я это называл «проверка системы на готовность».
Первый шаг — размахнуться и метнуть финку в клопа.
Сделано.
Нож проткнул «холодец», перебив по пути парочку отростков, и застрял, не достав до паразита.
Второй шаг (сдвоенная атака Ларса и Мухи) — протащить финку, вскрыв и прорезав щель, достаточную для закладки бонбоньерки.
Сделано.
Рукоятка финки дрожала, норовила выскочить, а стенки «холодца» практически моментально стягивались обратно.
Третий шаг — запалить фитиль и заложить бомбу. Поддать броску импульса и энергии смачного Мухиного апперкота.
И, не дожидаясь результата, срочно вытащить на сцену мэйна.
Потребуется грубая сила, много грубой силы: сдвинуть пикап с платформы, дать возможность «буханке» хоть чуть-чуть свалить в сторону от взрыва, и порвать цепь, удерживающую «уазик».
Почувствовав свободу, дед рванул. Кокон вокруг «уазика» затрещал, жгуты натянулись и стали лопаться. Я рухнул на платформу, едва разминувшись с бампером. Послышался удар — это «буханка» опять забуксовала, спихивая пикап с платформы.
И прежде чем тень «буханки» накрыла меня с головой, я увидел, что «посылка» дошла до адресата. Жестяная коробка, погрузившись вглубь «холодца», затягивалась внутрь, а неровный шов зарастал.
Последний этап — мэйн собрал весь снег вокруг, докуда смог дотянуться. Белый, грязный, черный — без разницы! Все, что не вымел ветер с рельсов, все, что, наоборот, намел между нами и призрачным поездом. Мэйн собрал все, сжал в ледяную корку и накрыл «буханку» неровным куполом.
А теперь молиться, чтоб… Мля-я-ять!
 «…здануло, шо пиз…» —         словно сквозь вату в оглушенной голове донеслись обрывки вопля. Вроде бы Ларса. Голос точно его, но лексикон скорее Мухин.      
 «…Опять чуть себя не подорвали. Матвей, Ларс тебя плохому учит, не нужны нам такие исследования и эксперименты…» —         это уже Муха и тоже в не своей манере.      
Но раз говорят, пусть и попутали что-то, значит, мы живы.
Голова гудит — как от взрыва, так и от удара о «буханку». Подбросило меня знатно. Вокруг что-то мокрое и горячее, я сам мокрый и горячий, но это не кровь, а снег плавится. Вот уж действительно, между нами тает лед…
Шумит мотор «буханки» и стучат по доскам капли, а где-то на заднем плане трещит огонь и звенят отголоски бьющихся в агонии деймосов.
Я перевернулся на спину и выполз из-под машины. Посмотрел вверх и радостно выдохнул, глядя на кусочек голубого неба. Мороз и солнце, день чудесный!
Вот только «буханке» было плохо. Краска облупилась, вся в каких-то серых разводах, крыша вдавлена, а стекла захрустели под ногами, когда я встал.
Захар живой, стонет только, вытирая кровь из сломанного о приборную панель носа.
От Гордея пришла теплая волна — смесь радости и бодрого азарта, подкрепленное кокетливой улыбкой его новой соседки. Дед явно был доволен тем, что мы устроили.
Клоп испарился. От него осталась трехметровая дыра с запекшимися краями. Отростки, которыми раньше была опутана «буханка», валялись на платформе засохшими полосками, напомнившими сушеного кальмара из пакетика. Черепушку фобосу мы подпортили: та часть, которая в теории должна была быть челюстью, перекосилась. «Зубы» на месте, но прикус уже не тот — я бы там даже пролезть смог.
А выше, в районе лба, темные уплотнения — будто именно туда сбежали и сгустились там выжившие зародыши монстров. У меня сложилось ощущение, что стенки стали тоньше, но я понимал, что до полной победы еще далеко.
Неожиданно поезд-призрак вздрогнул, будто вагоны, трогаясь, начали подталкивать друг друга. Послышался гул, словно невидимый кочегар начал подбрасывать угля в топку, и фобос тронулся.
Впереди, в щели перекошенной челюсти, появилось радужное свечение, открываемого разрыва. Зеркальный овал размером с баскетбольный мяч начал расти, расширяясь во все стороны.
Платформа с «буханкой» осталась стоять на месте, а над головой медленно поползло вперед нутро фобоса. Я узнал повара и еще нескольких стражников. Бледные тени с перекошенными лицами.
Разумеется, я понимал, что их уже не спасти, но все равно бросился к «буханке», рыбкой заскочил в салон через разбитое лобовое, столкнулся с Захаром, но в целом без проблем втиснулся и пробрался в кузов. Нашел среди разбросанных вещей красивый, почти антикварный серебряный бидончик. Э-эх, год можно было бы огневики заправлять!
Выпрыгнув из машины, я побежал догонять набирающий скорость поезд. Тяжелый бег, словно во сне, — бежишь, тянешься, а с места толком и не сдвинулся. В воздухе опять появилась взвесь из серых хлопьев, опадающих с боков раненого фобоса.
 «Поднажмем, мужики…» —
попросил         я. И так тянул чуть ли не последние силы из своих ребят, даже Белка подключилась, забравшись на плечо и покусывая меня за ухо.      
 «Я все равно не понимаю, что она нашла в этом неотесанном мужлане… тоже мне новость — у него есть моторка…» 
 «Ларс, едрить твою налево, твою бы энергию, да в правильное русло!» —         выдохнул Муха, вложив в наш рывок последние силы.      
Я прыгнул в сторону, ухватился за край дырки от взрыва, подтянулся и вывалился из поезда за пределы фобоса. Скатился с насыпи, подскочил и погнал к разрыву. С ног будто пудовые гири спали. Первый же вдох свежего морозного воздуха прочистил легкие, голову и зарядил свежими силами. Мокрая одежда моментально промерзла, сковывая движения, но по сравнению с тем, что было внутри фобоса — это была ерунда.
Уж не знаю, ограничение ли скорости у поезда было перед въездом, или рваная шкура не позволяла разгоняться, но двигался он не быстрее километров пятнадцать в час. А у меня на свежем воздухе просто второе дыхание открылось!
Я вырвался вперед, выскочил на рельсы и погнал еще быстрее, нацелившись на разрыв. Испуганный нервный гудок призрачного поезда за спиной подстегивал не хуже профессионального мотиватора! Затормозить перед разрывом оказалось даже сложнее, чем добежать до него.
Я зубами вырвал пробку и стал щедро поливать грань разрыва полынью.
 «В сторону…» —         на фоне свиста приближающегося поезда прогремел в ушах голос Ларса, а Муха вдарил по пяткам так, что я с места отскочил в сторону леса. Спиной полетел в сугроб, разворачиваясь в воздухе. Щелкнул огневиком и метнул горящую зажигалку прямо в центр разрыва.      
Арка вспыхнула, превратившись в огненное кольцо, в которое занырнул ревущий от боли звероподобный поезд.



Глава 8

Такого долгого и зрелищного изгнания у меня еще не было. Призрак поезда уже не мог или не хотел останавливаться, вагон за вагоном влетал в огненную арку и вспыхивал. Пламя моментально перекидывалось с краев, прожигая все внутренности фобоса.
Сила изгнания лилась через край.
Через край всего, включая и меня. Я лежал на теплой земле, в растущем круге неожиданной весны — вокруг, примерно в радиусе трех метров таяли сугробы. Ручьи стекались ко мне за шиворот, из земли перла молодая трава, и лужайка зеленела на глазах, появились желтые цветки мать-и-мачехи. За секунду выросли и раскрылись. Но только лишь для того, чтобы через еще одну секунду завянуть и пожухнуть, превращаясь в абсолютно безжизненный высохший гербарий.
Первый кайф от восстановления прошел. Мышцы, голова, все мои внутренние резервуары переполнились слишком стремительно. Появилась тяжесть, за ней сразу же пришла тошнота. На лбу выступил пот, и я начал дрожать, как припадочный в судорогах.
Собравшись с мыслями, я перенаправил поток силы в душелов.
Чуть отпустило, я смог, ковыряя жижу пятками, чуть отползти и перевернуться. Но тут завопили фобосы. Жалобнее всех скулила Белка (уже не горностай, а практически немецкая овчарка). Мэйн либо пытался ее спасти, либо пожадничал сначала, но в итоге рухнул рядом, частично закрыв малыша от потока энергии.
Муху (за пару секунд он перешел в супертяжелый вес) швыряло из стороны в сторону, будто его отметелил невидимый противник. После очередного «удара» он растекся на полу и прохрипел, копируя счет невидимого рефери:
 «Брейк, брейк…десять, девять, восемь…» 
 «Матвей, в кои-то веке я согласен с нашим дуболомом», —         слабо пробормотал профессор, надутый как воздушный шар. Его опухшие губы с трудом шевелились под заплывшими щеками. Вокруг глаз залегли черные тени. Если там и были когда-то очки, то сейчас потерялись где-то в объемных жировых складках.      
Пипец, такого эффекта от передозировки энергии я не ожидал!
Когда фобосы уже визуально трещали по швам, корчась от боли, поток вернулся в меня. И уже я чуть не завопил — жгло так, будто огневик подпалил кровь в моих венах. Жгло и корежило, мешая думать.
— Лар-р-р-рс, надо куда-то перенаправить пото-о-о-ок! — Мысленно не получилось, меня корежило так, что я буквально выплюнул все эти слова. — В зе-е-емлю-ю-ю? Мо-ож-ж-жет отпусти-и-и-ить ва-а-ас?
 «Формулу помнишь? —         Ларс поймал момент, когда его прошибло судорогой и выпрямило дугой, но хоть говорить смог, и его слова эхом отдались в моей черепушке. —         Запитай ее!» 
Формулу я помнил, хоть и не понимал ни значения, ни смысла.
Силуэты странных символов огненной линией вспыхнули перед глазами, как делали уже кучу раз, мешая нормально спать. Тогда я их гнал, но не сейчас. Легчайшее касание памяти — и вот перед глазами вспыхнули силуэты. Как пришпиленные, они застыли вокруг трескающегося от передоза пространства.
Я не понял, что именно сделал.
Будто выгнулся, посторонился и пропустил мимо себя поток, не прекращавший валить от горящего разрыва. Пропустил и подтолкнул в сторону формулы.
Чем больше наполнялись силуэты символов, а золотое свечение вливалось в неровные изгибы, словно жидкость, тем лучше я себя чувствовал. Все еще плохо, будто в «макдаке» переел, но эта тяжесть, по крайней мере, перестала разрывать меня изнутри. Символы заполнились под самую макушку.
Я внутренне напрягся, ожидая, что опять начнет крутить, но формула, как бездонная, продолжала впитывать силу. А когда поток от поезда начал спадать, буквы переключились на фобосов, а потом и на меня.
 «Вот это „туда-сюда“ меня раздражает… — словами старого анекдота, выдернутого из памяти, простонал Ларс, — … но работает, чуть-чуть осталось…» 
Под яркими, светящимися буквами вопреки всем законам физики появилась тень. Черное плотное пятно упало на землю, одним махом проглотив жухлую траву, старые мокрые ветки и камни. Я только и успел, что ноги подтянуть, вырвав их из опасной зоны. Чернота расширилась и поползла обратно вверх, как фантик от конфеты, оборачиваясь вокруг символов.
Низ соединился с верхом. Черное полотно заблестело, покрываясь пленкой, похожей на машинное масло. В воздухе что-то щелкнуло, и всю черноту вместе с буквами начало корежить — что-то рвалось изнутри.
Натянулось и задрожало так, будто сейчас рванет.
— Ла-а-арс? — спросил я и начал отползать. — Ты уверен, что это была хорошая идея?
 «Просто зажмурься, все будет в порядке… Если ты, конечно, не напутал с форму…» 
Я не только зажмурился, я вскинул руки, чтобы закрыться — ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не гово… Последние слова профессора растворились в ослепительной вспышке…
Абсолютная тишина.
Перед глазами радужный калейдоскоп.
Я не понял, вижу ли это или уже ослеп, но прямо передо мной на том месте, где висела формула, расцветала какая-то космическая абстракция. Взрыв сверхновой или как там это называется? Синие, зеленые, фиолетовые и розовые разводы, пронзенные яркими пятнами, как медуза на волне, перетекали из одного состояния в другое.
Перламутровое облако еще раз моргнуло и бесшумно схлопнулось, оставив лишь узкую черную дыру, висящую в воздухе.
 «Сработало! — восторженно завизжал Ларс, но потом понизил градус радости. — Слабенькая, правда, мелочь прям…» 
— Это что за херня?
Давление силы исчезло, вокруг стало светлее, начали возвращаться звуки, и я услышал голос Захара, кричащего мое имя. Подул ветерок, принеся вонь от кучи дымящегося пепла.
 «Фу, Матвей, как грубо! — надулся Ларс. — Эта, как ты изволил выразиться, „херня“ — величайшее изобретение всей моей жизни. Такое только у Императора есть. И, между прочим, он был очень мне благодарен. М-м-м, у него, конечно, получше получилась, не такая мелочь, но все равно!» 
 «Короче, Склифосовский…» — начал было Муха, но растерянно замолчал, будто ждал продолжения цитаты, найденной в моей памяти, но не нашел. 
 «Ну какие же вы тупые, — отмахнулся Ларс. — Один раз говорю — это меж… Хотя подожди, сейчас на понятном для тебя языке попробую…» 
От виска к виску, проскочив голову насквозь, пробежала легкая щекотка, будто в голове действительно кто-то копошится.
 «Короче, это пространственный карман. Аномалия, которая создала в другом измерении нечто вроде изолированного помещения, — Ларс замолчал, ожидая вопросов, но все промолчали, и тогда он продолжил: — В твоем случае, к сожалению, очень слабый был выброс силы, так что это скорее сундук, а не помещение…» 
 «Не хера себе слабый! У меня по три нокаута в секунду, я будто против фонарного столба на бой вышел. Такого даже с Витькой Ломовым не было, а тот пудовые гири, как семечки, пальцами щелкал…» 
 «Муха, не жужжи. В твоей боксерской перчатке, которую ты по скудоумию почему-то называешь головой, просто нет понимания, что значит настоящая сила…» 
— Ладно, сам не умничай, — заступился я за боксера, пытавшегося без огневика, одним лишь взглядом изгнать Ларса. — Как это работает?
 «Загляни внутрь, оно твое теперь. Только твое, никто туда попасть не сможет. Я научу, как с ним работать. Может, и расширить получится. У Императора вообще хоромы — он там от покушений прячется. Только это государственная тайна, если что…» 
Я сделал шаг вперед, разглядывая черные полосы, чем-то похожие на края приоткрытой морской раковины. Обошел по кругу — с той стороны ничего, пустота. С этой — видно небо и верхушки деревьев со снежными шапками, напомнившими, что я мокрый и чертовски замерз.
Вернувшись, я поежился и протянул руку, стараясь достать до края черной щели. Высоко! Меня заметили, опять защекотало затылок, холодок пробежал по шее — и раковина медленно опустилась на уровень моей груди, стала открываться.
По сравнению с тем, что было вокруг, внутри оказалось тепло. И сухо, как в хранилище музея. Ровный мягкий свет лился от стен, очерчивая границы и создавая эффект, что стены, пусть прозрачные, но все-таки есть. Не совсем сундук — скорее полка. Одна обычная полка — сантиметров по шестьдесят в глубину и высоту и полтора метра в ширину. Пулемет Максима не войдет, а вот охапка «мосинок» вполне.
В боковой стенке появился мутный маленький силуэт бегущего ко мне человека. Эффект такой, будто смотрю на все через толстые советские стеклоблоки.
— Сезам, закройся! — брякнул я первое попавшееся слово, ничего особо не ожидая, но карман послушно закрылся. Никаких спецэффектов, края просто стянулись, и вся конструкция растаяла в воздухе. — Эй! Ларс! А обратно появится?
 «Появится, он теперь с тобой до самой смерти, — вздохнул Ларс — Так что, если наследникам что-то захочешь оставить, туда не прячь. Я так все свои ценности потерял…» 
Я услышал Гидеона, ковыляющего по рельсам. Священник пытался бежать, но получалось плохо. То споткнется, то остановится и за бок держится. В итоге ко мне он вообще просто на заднице скатился с насыпи. Встать сразу не смог, да так и остался сидеть на снегу, весело смеясь. Отпустило, похоже, старика.
— Живой, чертяка! — воскликнул он, отсмеявшись, и помотал головой, будто сам не поверил в то, что сказал. — Долго возишься, Гордей там рвет и мечет! Фырчит, только завестись не может.
— Остальные как?
Я помог ему встать и потащил его наверх.
— Живы, — вздохнул Гидеон, — наши, по крайней мере. Купчикам с охранкой несладко пришлось, но свой гонорар мы отработали сполна.
Мы подошли к пепелищу. Опять серые хлопья, только уже окончательно мертвые, без намека хоть на какую-нибудь сущность, сдувало ветром с насыпи. Но и оставалось прилично — кучка растянулась на несколько метров, будь повыше, можно было вагон в ней спрятать.
Призвав силу мэйна и чутка подправив направление, я поднял волну снега, прошелся, как большим ситом, по куче, вываливая к нашим ногам находки. Несколько крупных янтарных камней, запекшиеся кости монстров, какие-то незнакомые мне минералы и главное — черный закоптившийся квадратик отцовской зажигалки.
— Богато! Весьма богато, особенно индиголит.
Гидеон кивнул на три крупных кристалла, которые даже сквозь сажу играли на солнце зелено-синим цветом и добавил:
— И не переживай, огневик выдержит, почистим, подлатаем. В Москве много орденских ювелиров, такие чудеса творят.
Я подобрал зажигалку и потер ее снегом, а потом и по старинке, о штаны с рукавом. Крышка перекосилась, исчез фирменный щелчок Zippo, но открылась. Внутри все оказалось забито спекшимся пеплом так, что фитиля не видно и колесико заклинило. Грустно, но терпимо — починим, а изгонять — вон, пусть парни изгоняют, мне поезда на год вперед хватит.
Дважды еще закинули «сети», прошлись и потоптались по особо крупным кускам спекшихся останков и отправились к поезду.
Вот на что было грустно смотреть, так это на состав. Еще вчера звезда местной железной дороги, а сейчас — рухлядь, пригодная только для свалки на заднем дворе железнодорожного музея. Покореженная «буханка» и та выглядела свежее: стекол нет, бампер отвалился, крыша продавлена, краска облезла, но от нее перло энергией.
А поезд сник. Латунь, медь — все то, что раньше блестело, теперь покрылось ржавчиной. Краска потеряла цвет, а у дерева был такой вид, что тронь его — и рассыплется в труху. Над некоторыми вагонами дрожал воздух, будто там что-то испаряется, а грузовой, используемый для эвакуации, все еще дымился.
Уставшие люди бродили вдоль поезда. Все какие-то пришибленные и бледные. Видать, перегрузка сначала от фобосов, а потом повторно от выброса силы им тоже нелегко далась. Купцы, как по классике, — толстый Куркин и тонкий Шмидт, — вместе с Флинтом пытались организовать потерянный народ.
Два стражника выносили тела и складывали их вдоль поезда. Несколько купеческих работников под присмотром усатого дядьки с папкой и карандашом в руках вытаскивали уцелевшие ящики. Тут же их вскрывали, под опись, и либо бросали с насыпи, либо уносили на полянку, где образовалось нечто похожее на лагерь. Натянули тент над лежачими и развели костер.
М-да, соотношение живых к мертвым удручало. Я насчитал всего десять пинкертонцев, четверо из которых лежали в лагере вместе с ранеными гражданскими, еще трое устанавливали пулемет на опушке и охраняли какой-то сундук, фонивший защитной магией.
Вокруг раненых, как электровеник, крутилась Олеся с растрепанными волосами и красными щечками. Хорошо она силы хапнула, аж пар от нее шел. Гражданских чуть побольше, как бредящих без сознания, так крутившихся вокруг.
Кто не был занят поиском уцелевших вещей и обыском поезда, тот строил лагерь. Мужики расширяли навес, рубили ветки для костра и под спальники. А вот ученых я не увидел вообще. Горстка тубусов лежала возле третьего вагона и все.
— Мы здесь надолго? — спросил я. Обогнал Гидеона, всматриваясь в лагерь и пытаясь понять, что у нас по припасам.
— Зависит от того, когда следующий поезд пойдет, — пожал плечами священник. — Либо нас хватятся на следующей станции.
— Как-то сообщить можно, в Орден весточку передать? — дернулся я и полез проверять, на месте ли жетон.
— Так сразу отправили, только здесь ни одного нормального отделения на сотни верст вокруг, так сторожки мелкие, — задумчиво ответил Гидеон и почесал затылок. — И не хватится нас никто. Как я понял, артель пыталась тайно проскочить, чтобы засад меньше было.
— А расписание есть? Может, тут, как в метро, каждые пять минут новый поезд?
— Сплюнь! Чудное какое слово, накличешь еще, что новый разрыв откроется! — Гидеон замахнулся, будто перекрестить хочет, но вместо этого просто махнул рукой и полез в карман за фляжкой. — Раз в две недели здесь новый поезд, тут тебе не центр.
— Может «буханка» на ходу?
Мы как раз подошли к платформе и заметили Захара, что-то ковыряющего в кабине.
Сам спросил, сам себе ответил — не на ходу.
Машина рыкнула, так перепугав Захара, что тот аж дернулся, ударившись о стойку. Но при всей радости деда, пославшего мне резкую волну эмоций и почти совсем реально сжавшего мое плечо, моторка к поездке была не готова.
Скатилась с платформы и, явно что-то себе погнув, накренилась и застряла в железках.
— Захар, как сам?
— Погнуло меня немного, — признал управляющий и махнул протезом с загнутым на сторону крюком. — Но я все равно целее, чем Гордей. Рад, что ты справился. Я чувствовал, как Гордей в тебя верит. Так странно, его уже давно нет с нами, но все-таки он с нами.
— Не раскисай, железяка, заржавеешь, — посоветовал я. Обнял его и почувствовал, что старик еле на ногах держится, хоть и храбрится. — Давай-ка лучше в лагерь, отдохни, а мы тут поколдуем сами.
— Ща, знаю я вас, сломаете еще что-нибудь. Сейчас здоровяк вернется, поднимем ее, ущерб оценим, —улыбнулся Захар, заглянул в кабину и протянул мне финку. — Негоже так инструментом разбрасываться, нам страховка не положена. Я уже узнавал и у Шмидта, и у Куркина.
— А Банши где?
— Так эта, со Стечей вагоны чистят. Хрень какая-нибудь могла остаться, — объяснил Захар, кивнув на маленький обгорелый шестилапый трупик, из которого торчал осиновый кол. — Вы разрыв подчистили? Проверять не надо за вами? Ой, по запаху сивухи чую, что надо…
Кажется, жизнь налаживается.
Стабильность — это хорошо. Один торгуется, другой пьет, «буханка» требует ремонта. И фобосы притихли — чувствую, что Ларс дуется, высматривает бабушку Олеси, практически полностью скрытую под аурой деда, а Муха дрыхнет в обнимку с Белкой, почти вернувшейся к нормальным размерам. А мэйн — это мэйн. Он молча вынырнул из анабиоза, помог вытащить и выровнять на платформе «буханку», и также молча нырнул обратно.
Стеча только удивил — появился взъерошенный, с едва сдерживаемой улыбкой. Оказалось, что здоровяк тоже «подрос» и теперь может уходить в тени аж на несколько минут без потери сознания. Банши на него посмотрела, покрутила у виска, обозвала дурнем, которого надо будет в лес отнести, когда он свой максимум проверять пойдет. А то видишь ли, прямо в поезде надумал это сделать.
Пока мы приходили в себя, шутили и дурачились, отпуская нервное напряжение, к нам подошел Флинт.
— Парни, короче, помощи не ждем, — проговорил он. Кивнул на купцов, стоящих в сторонке и старательно делающих вид, что не смотрят в нашу сторону. — Господа перестарались с секретностью. Локомотив помер, как и весь поезд. Нас никто не ищет, уехали мы далеко, да и если пойдет товарняк какой, то мы же сами ему путь и перекроем.
— А ближайший город где? Или «по шпалам, опять по шпалам»?
— По шпалам не получится, а в остальном верно мыслишь. Плюс-минус в дне ходьбы, — Флинт покрутил пальцем по сторонам и ткнул куда-то за спину, —должна быть лесопилка с деревней, а там связь и дорога. Мы лагерь здесь организуем на случай, если вдруг все-таки кто поедет. Но и туда надо сгонять. Поможете?
— Конечно, поможем! — высунулся Захар и деловито поковылял в сторону купцов. — Только контрактик бы обновить надобно. Чуть-чуть, пару пунктиков добавить.



Глава 9

— Тс-с, парни, не лезьте пока, мы сами посмотрим, — шикнул я на двух пинкертонцев, отправившихся с нами на поиски деревни.
— Матвей, задрал уже! Полчаса сидим, жопы морозим, — тихонько заворчала Банши, дернув край курточки, еле достававшей ей до копчика. — Чисто там, это просто люди такие… с местным колоритом.
— Рыжий, дай еще раз на карту взглянуть! Горбушка, подмени пока.
Я отмахнулся от Банши и скатился с сугроба, на котором мы устроили наблюдательный пункт.
Рыжий и Горбушка — два бойца, выжившие в поезде. Не элита, а скорее новобранцы, которые только недавно присоединились к Флинту. Рыжий, получивший позывной за веснушки и цвет волос, в щегольской униформе пинкертонцев походил на реального англичанина. Этакий кокни из лондонского темного переулка.
А Горбушка — это горбушка, она никогда не меняется. Сухой, жилистый парень с квадратной челюстью, которая все время была в движении. Кто-то спичку в зубах мусолит, кто-то жвачку давит, а этот постоянно грыз сухарики. Один за другим, каждый раз вынимая коричневые корочки из новых карманов. Я так и представил себе, что у него собственный пространственный склад, совмещенный с пекарней.
Горбушка был почти местным (ох, и широка страна моя родная) и семья его жила в трех сотнях верст отсюда. Но все равно ближе, чем у всех остальных. К тому же он был охотником, поэтому среди нас считался экспертом.
— Так, давай еще раз! — Я развернул карту и стряхнул хлебные крошки. — Здесь поезд остался, здесь мы?
— Хрум-хрум, — подтвердил охотник.
Маленькая точка на карте, к которой мы вышли, в реальности представляла из себя средних размеров поселение на несколько десятков домов, лесопилку и небольшой, но крепкий безымянный трактир, возле которого стояли два грузовика и один шарабан. Трактир стоял на краю деревни, на перекрестке четырех присыпанных снегом дорог.
Я повел пальцем вверх по карте в сторону следующей точки, до которой было еще несколько часов хода.
— Это монастырь?
— Да, только не Орденский, а мирской, да еще и женский, — ответил Горбушка закинул в рот новый сухарик и начал мусолить его. — Там почта голубиная, вообще глушь полнейшая.
— А то мы с тобой сейчас в центре мира, блин, по Патрикам гуляем…
— Хрум?
— Забей.
Я посмотрел на карту и указал в следующую точку, еще дальше отдаленной от железной дороги.
— А здесь помощь есть?
— Здесь каторга для особо буйных одаренных. «Белая тишанка» называется, строгач для всех, — чавкнул Горбушка. — На подходе, если сразу не пристрелят, то помогут. Там и техника есть, и связь.
— А здесь точно ничего нет? — Я потрогал последнюю из «ближайших» к нам отметок на карте.
— Нечисть там только есть и развалины, — нахмурился охотник. — Город там хотели основать, еще при покойном батюшке императора. Ток не вышло ничего, съехались все, строить начали, и разрыв открылся. Бились, бились, да так и бросили. Там точно делать нечего. Трактир надо проверять. Может, там хлеб есть, хрум-хрум.
Последнюю фразу он уже тихонько сказал, заглядывая в карман и оценивая запасы сухарей. И, в принципе, я был согласен: раз уж дошли досюда, надо проверять, чтобы там нас ни смущало.
А смущали в первую очередь люди, которых мы видели. На улице, в основном перед трактиром, мелькали пять человек. Мужчины с неприятными бандитскими рожами. Я вполне допускал, что в местных глухих снегах странно ждать аристократических красавцев и красоток, но и эти казались здесь чужими. Инородными. Скорее Горбушку возьмут в рекламу сухариков, чем этих парней на роль дровосеков.
Тулупы будто с чужого плеча. Сняли с кого-то и накинули поверх своих пальтишек. Обувь, пусть и не лакированные туфли, но городская, для местных сугробов не приспособленная.
Белка тоже ничего не нашла, правда пробежался я только по верхам. Дома закрыты, на стеклах морозный узор, все мерзлое, будто там давно не топили. Только в трактир удалось подглядеть, пока не спугнули — две компании за столами, одни выпивают, не спеша, другие рубятся в карты. Все поглядывают на часы. У всех достаточно сильная аура.
— Матвей, темнеет уже, и кушать хочется, — к нам подошла недовольная Банши. — Решайся уже, а то я сама пойду! Что тебя смущает?
— Городские они какие-то! Из них лесорубы, как из тебя балерина, — я скривился и развел руками.
— Ты меня недооцениваешь, — подмигнула блондинка, — а у них, может, проверка? Фабриканты из города приехали?
— Ладно, посмотрим. Прикрывайте, но не светитесь. На разведку пойду.
Я перевалился через сугроб и выкатился поближе к какой-то тропинке, шедшей вокруг поселения. Проверил все «системы» — на плече винчестер, финка в ножнах на поясе, Муха отдыхает после тренировки, Ларс в депрессии из-за неразделенной любви, Белка скачет где-то рядом по деревьям, притворяясь разведывательным дроном, мэйн выдвинут на первый край обороны, если кто палить начнет.
Идем, улыбаемся и машем. Мне скрывать нечего, я действительно «тучка», потерпевшая поездокрушение.
Меня заметили — мужик, куривший на крыльце, выпучил глаза, всматриваясь в снежный полумрак, и скрылся за дверью. Вернулся уже не один, а с двумя подельниками. Вышли взъерошенные, но, заметив, что гость всего один, плавно перетекли в расслабленное состояние. Даже слишком, стали выглядеть как гопота какая-то дворовая. Только тяжелые шубы мешали вразвалочку идти.
Один руки за спиной держит, у второго двустволка на плече, а у курившего кобура с маузером поверх шубы и рукоятка чуть выдвинута. Вперед вышло тело без опознавательных знаков, на голове меховая шапка, воротник поднят так, что только нос торчит с переломанной горбинкой.
— Стопарь, земеля! — голос его звучал глухо и хрипло. — Откуда и куды чешем?
— Из леса, вестимо, — с улыбкой отозвался я. Ну наконец-то! Кажется, у нас будет диалог, вот только бы не переборщить. — Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.
— Че? Не слышу. Сюда иди!
Нос, как птичий клюв, высунулся из воротника, а мужик засмеялся, оглядываясь на своих друзей.
— Не боись, не обидим!
Я развел руки, демонстрируя радость, что встретил их, и показывая, что не несу с собой угрозы. Мужики вперились в меня взглядами, будто уже мысленно поделили мою дорогую одежду с дробовиком. Ну не верил я, что это обычные лесорубы, и в то, что офисные с проверкой приехали, тоже не верил!
Перед глазами мелькнула картинка от Белки — вид на меня, такого стройного и красивого, только снегом припорошило и щеки красные. И за спину мужикам. У одного тулуп на плече распоротый с красными подтеками, а у второго в руках «наган» с консервной банкой на стволе. Может, не банка, видно все-таки плохо, но какой-то глушитель — точно.
Шанс, что диалог будет конструктивным, резко понизился до нулевого.
— Мужики, выручайте! — крикнул я и улыбнулся еще шире, собирая силу мэйна в пальцах, но пока не давая ей сорваться. — Я из монастыря, у нас там писец! Корова одна рожает. Прикиньте! Такая жопень, а в ней поперек вот такая вот харя…
Я жестикулировал, пытаясь придать истории объем, и изучая реакцию. Видел интерес, легкое смятение, но ни тени сомнения.
— Подожи, не тараторь! — Морда мужика высунулась из воротника. — Из женского, что ли?
— Ну так я и говорю! Корова из монастыря, вот такая! — Я подошел совсем близко. — Мне позвонить надо срочно, ветеринара вызвать. У вас связь здесь есть?
— Че сделать? — прищурился мужик, — С кем связь? Ты скажи лучше, баб там много?
— Много, — кивнул я. — Только не пускают туда никого! Меня-то со скрипом за порог пустили, потекло там. А они же в этом сами-то ничего не понимают. Да это и неважно. Вы лучше скажите, телеграф здесь есть? Помощь вызвать?
— Так давай мы тебе поможем? — вкрадчиво произнес носатый, опять обернулся и снова заржал, подмигивая мне. — Мы-то понимаем! Пойдем в трактир, старшому расскажешь, что там за жопень…
Мужик потянулся, хотел придержать меня за рукав и протолкнуть мимо напарника, который так и прятал руки в карманах. Но я увернулся и присел «перевязать шнурки», чувствуя, как настойчиво Белка пытается «переключить канал».
— Ща, шнурок развязался, — пробормотал я, нащупал практически вмерзшие веревочки, матюгнулся уже без всякой игры и начал их ковырять.
Каким-то образом горностай пробрался внутрь трактира и заныкался в тени под старой рассохшейся метлой. Мимо тяжело протопали чьи-то сапоги, скрипнула дверь и послышался звук выливаемой жидкости из ведра. Владелец сапог шумно вздохнул и втянул в себя морозный воздух. Белка зигзагами прошмыгнула у него за спиной в соседнюю комнату и юркнула под барную стойку.
Затормозила от неожиданности и впечаталась в связанного человека, лежащего на нижней полке. Руки стянуты веревками, во рту кляп, лицо бледное в кровоподтеках. Пожилой дядька с потерянным взглядом лежал на боку в окровавленном фартуке. За ним, забившись в самый угол, сидела растрепанная женщина и связанными руками прижимала к себе совсем еще молоденькую девушку. Полный комплект — веревки на руках, кляпы и повязки на заплаканных глазах, у женщины еще и платье было на груди порвано.
В зале раздался хохот, смешанный с чьим-то проклятием. Белка прыгнула на связанного и прижалась к щели между досками.
От компании, которая играла в карты, отделился лысый поддатый мужик с худым лицом и расхлябанной походкой пошел к бару. На ходу начал что-то напевать и изображать танец, хлопая себя руками. Каждый удар — по груди, по заднице, по пятке сапога — отдавался яркими вспышками в его ауре.
Он облокотился на стойку, со скрипом придавив столешницу, и стукнул по ней кулаком.
— Федька, где тебя черти носят? — У этого тоже оказался хриплый голос, будто их по объявлению из одного хора набрали, так он еще и хрюкнул, собирая в носу сопли, и смачно харкнул на пол. — Тащи сюда свой жирный зад, недоумок! Я у Француза кралю выиграл, так шо давай ее сюда. Красотулю-лапатулю!
— Слышь, Гапон? Девку только не попорти, она не одноразовая, только на кон выставили, — раздался голос из-за стола, поддержанный пьяным гоготом.
— Франц, не нуди. У меня свои методы, она сама меня полюбит, — ответил лысый. Он опять сплюнул на пол, и раздался звук, будто он пальцем себе по лбу стучит, а потом крик над стойкой. — Федька, тебе мозги прочистить, что ли?
— Я про это и говорю! — не успокоился Француз. — Нам тут овощ слюнявый не нужен, как в прошлый раз. Кто знает, сколько еще в этой дыре ждать…
— Ты уснул там? Или жопа примерзла? Курточка, поди, короткая? — совсем близко, чуть ли не над ухом раздался голос, и я потряс головой, возвращаясь из «сеанса» Белки.
Ну, нетушки. С такими уродами я диалоги не веду.
Я подобрал горсть снега и слепил снежок. Начал подниматься, чуть притормозил, а потом резко выпрямился, метнув напитанное силой мэйна снежное ядро в голову мужика с двустволкой.
А как только снаряд покинул руку, я сжал ее в кулак и пробил носатого снизу вверх, аккурат промеж мехового воротника. Едва заметная щекотка — и кулак, подправленный Мухой, с хрустом сломал горбатый нос. Мужик крякнул и замертво осел на землю.
Остался один, но, пока он пытался понять, что происходит, я подскочил к нему, заломил руку с револьвером, подбил ноги и, давя всей массой мэйна, впечатал его в камни на дороге.
— Кого вы здесь ждете? — прошипел я ему на ухо и чуть приподнял, чтобы услышать ответ.
— Тебе хана, уеб… — договорить он не успел, снова уткнулся мордой в землю, чтобы никто не услышал его крик. А кричать он пытался долго, дергался и вырывался.
 «Муха, полегче давай…» 
 «А что сразу Муха? Это профессор утопыша нашего науськивает. Совсем он своим чепчиком поехал, любовные стихи по ночам сочиняет. Тоскливые, что сил никаких нет. Ты бы поговорил с ним, а?» 
 «А-а-а-а-а!» —         промычал я, пытаясь удержать дергающегося пленного.      
 «Так я не понял? Вторую руку ему ломать?» —         Муха не унимался, и, чтобы не тратить время на споры, я забрал контроль обратно. Услышал, что мужик мычит, пытаясь что-то сказать, и оторвал его от земли.      
— Брата Француза ждем, — жалобно и протяжно ответил мужик, еле шевеля разбитыми губами. — Когда он с каторги деру даст.
— Вы кто такие вообще?
Я подобрал револьвер, мельком взглянул на хитрую, но громоздкую конструкцию глушителя и направил его на трактир. Мне показалось, что дверь хлопнула.
— Слободские мы, из-под Новгорода…
Дверь действительно открылась, очертив перед трактиром светлый полукруг с тенью человека, который встал в открытом проеме. Послышалась ругань и крик, чтобы холод не пускали. На втором этаже закричала женщина, а внизу опять загоготали.
Незнакомец с порога позвал кого-то. Судя по бессвязному набору слов, это были прозвища первой троицы, но дверь он все-таки закрыл. Взял фонарь и, подняв его над головой, стал озираться по сторонам.
Стемнело как-то совсем быстро. Еще и метель налетела, снижая видимость. За спиной тихонько скрипнул снег и хрустнул сухарик.
Я выпил эликсир с ночным зрением, встал в полный рост и быстро пошел к трактиру. Спокойно вынырнул в круге света, ответив двойным хлопком на удивленный возглас бугая. Перешагнул через фонарь, выпавший из руки мертвого, и улыбнулся своей тени, которая, как в жутких кошмарах поползла по стене трактира.
Сверился с Белкой, отметив, кто где сидит и сколько оружия на виду. Уткнулся в дверь кончиком глушителя и замер, дожидаясь очередной волны смеха или ругани. Провел ботинком по полу, собрав небольшую кучку снега. И под шумок в зале потянул ручку.
Накатом забросил снег внутрь, тут же подхватывая его мэйном и отправляя в полет по залу — тушить свечи, сбивать светильники и гасить огонь в камине. Шаг вперед, прицел…
Щелк — свалил мужика, случайно оказавшегося в проходе. Щелк, щелк — минус два за карточным столом и сразу же еще два с противоположной стороны. На ускорении смылся с линии огня между столами, бросил револьвер в лоб здоровому дядьке, который с туповатой улыбкой высунулся из-за стойки.
За спиной раздалось несколько выстрелов, кого-то подранили, кто-то просто заорал матом, но голос Француза быстро привел всех в чувство.
— Не стрелять, своих зацепите! —
Его послушались, и вместо скрипа затворов, послышался свист, вынимаемых клинков.
— Он один, подсвечу его сейчас.
Что за чудную магию собрался применить на мне Француз, я уточнять не стал, вместо этого дважды выстрелил из винчестера в толпу, целясь по ауре одаренного. Третий выстрел сделать мне уже не дали, схватили сзади в охапку, как в стальные тиски.
Млять, недооценил я Федьку! Здоровяк навалился, безумная морда с кровоподтеком на лбу вжалась в меня, нависая над плечом, а здоровые руки-клешни сдавили дробовик.
 «Муха, а вот сейчас можно и ломать…» —
подумал         я и попытался дернуться, но давило так, будто я в бетоне засыхаю.      
 «Чем? Если я рвану, у нас у самих суставы не выдержат…» —         натужно промычал боксер.      
 «Ларс, зараза! Первым делом самолеты!» —         Я попытался достучаться до профессора, но тот лишь вяло отмахнулся и шмыгнул носом.      
Хрен с тобой золотая рыбка, нельзя от вас все время зависеть!
Я услышал хруст в ребрах, дернулся назад, чувствуя спиной все пуговицы и карманы здоровяка, и рукоятку собственной финки. А потом, наоборот, шагнул вперед, ощущая себя бурлаком, тянущим за собой трамвай. Но дело пошло! Я сделал пару шагов навстречу подкрадывающимся головорезам.
Мысленно призвал открытие пространственного кармана, фокусируясь на точке за спиной и максимально расширяя проход.
Получилось! По шее пробежал легкий ветерок, сквозивший из складского измерения. Я еще раз качнулся вперед, приблизившись к толстому столбу. Вжался в Федьку и выкинул ноги, отпружинив от бруса и оттолкнув нас назад. И сразу же захлопнул карман.



Глава 10

За спиной противно чавкнуло, а Федька крякнул над ухом, и давление сзади исчезло. Руки-клешни, на моих плечах все еще сжимали винчестер, но совсем безвольно, как расстегнутая куртка на вешалке. Я повел плечом, и они начали соскальзывать.
В этот момент Француз закончил свою магию, и в метре над моей головой загорелся небольшой шарик. Желтая тусклая лампочка размером с теннисный мячик светила вниз, подсвечивая меня, как в театре. Бандиты резко тормознули, посыпалась удивленная ругань, а одного, самого впечатлительного, стошнило на соседей.
И я мог его понять. Самого чуть не скрючило, когда остатки тела Федьки со стуком посыпались на дощатый пол. Крови не было — идеально ровные линии с запекшимися, словно заламинированными краями и органами внутри. Карман отхватил часть спины и создал наглядное пособие для студентов-медиков о внутреннем строении человека.
Согласен, мрачное зрелище, особенно в свете, лившемся сверху. Я толкнул «экспонат» в толпу и под новую порцию криков метнулся в сторону, стараясь покинуть зону подсветки. Лампочка с секундной задержкой полетела за мной.
Я дострелял оставшиеся патроны в толпу. Из-за слепящего света не смог нормально прицелиться, но на один хриплый голос стало меньше. Подхватил лавку и почти бейсбольным ударом запустил светящийся шарик в другую часть трактира. Пока лампочка не вернулась, разрешил Мухе показать мне пару приемчиков с лавкой в тесном помещении против толпы врагов с ножами.
Замахнулся по широкой дуге — отогнать обидчиков, зацепил ножками на обратном ходе самого тупого, притянул к себе и встретил по лбу вторым концом. Отфутболил вернувшийся мячик, принял на крепкие доски пару метательных ножей и выдержал удар топора, сменил позицию и двойным тычковым ударом выбил зубы и сломал кадык самому горластому.
Опять сменил позицию, отпихнул навалившуюся толпу, вдавил лавку по всей ширине и оставил ее им, в прыжке оттолкнувшись от досок ногами. Скрылся за барной стойкой, чтобы выдохнуть. Выскочил с другой стороны, держа в руке по крепкой разделочной доске. И орудуя двумя плоскими битами, ворвался в кучу малу.
Хрясь, трясь! — Муха раздавал оплеухи налево и направо, орудуя локтями, коленями и досками. Успевал не только отбивать, возвращавшуюся «лампочку», но и использовать деревяхи в роли небольших, но действенных щитов.
Из-за кутерьмы со светом я никак не мог настроить ночное видение. Оскаленные лица то затемнялись, то выныривали прямо перед глазами, блестела сталь. Душно и потно. Запах пота и перегара, летящие во все стороны слюни, осколки зубов и кровавые капли, боль от порезов и пропущенных в спину тычков, саднящие занозы в ладонях — все перемешалось.
Мозг перешел в состояние потоковой рубки, соединив меня с Мухой в одно целое. Большая часть действий делалась на автомате, но на какие-то мой «внутренний оператор» будто хотел акцент сделать, чтобы запечатлеть в памяти.
Охотничий нож с длинным лезвием почти пробил доску насквозь, выскочив на несколько сантиметров перед моим лицом. Я оттолкнул доску вместе с ножом, ткнул рукояткой в чей-то лоб, и лезвие засело в дереве еще глубже. Я развернул доску и хлесткими ударами стал долбить зажатым в ней ножом. Порезал троих, прежде чем вся конструкция не развалилась, воткнувшись кому-то в шею.
А потом под руку пошло уже все подряд, в лучших традициях бытовой кухонной драки. Тяжелые кружки, горшок с застывшей кашей, кувшин, в который я поймал «лампочку», — и все для того, чтобы добраться до Француза. Как он подсвечивал меня для всех, так и его аура вела меня к определенной цели.
Остальные враги неожиданно кончились. «Лампочка» осветила кучу стонущих, избитых бандитов. Мне выдался шанс полюбоваться на расплющенные носы, свернутые челюсти и прочие черепно-мозговые травмы, полученные при столкновении с разделочными досками. Я посмотрел на оружие в руках: вместо крепкой гладкой древесины — два измочаленных сгустка растрепанных волокон, окрашенных в темно-красный цвет и с застрявшими кусками кожи.
 «Глаза боятся, а руки делают! —         хохотнул Муха —         Эх, всегда любил кабацкие драки… Однако тебе надо меньше кушать, а то медленный очень, сколько ударов пропустил…» 
Огрызнуться я не успел, хоть и был согласен с Мухой. И впрямь много пропустил: из пореза на лбу текла кровь, модный ватник превратился в вермишель, саднило покоцанное плечо, а к ноге неприятно липла окровавленная штанина.
Над головой вспыхнуло сразу несколько «лампочек», круживших над головой и бьющих прямо в глаза, раздался крик Француза.
— Ты покойник! Ты знаешь, на кого наехал, елдреныш? Какие люди за мной стоят? — срываясь на визг, прокричал бандит и выстрелил. — Ублюдок, тебя найдут! Такое с тобой сделают, что…
— Светильник-то завали, пока счетчик не опломбировали! — хрипло отозвался я и откатился за столб, пытаясь проморгаться, — Ты сам-то знаешь вообще, кто я такой?
— Ты никто! — заверещал Француз.
— Ну, супер! Пусть ищут тогда…
Вспышки света, как слепящий фейерверк, взрывались прямо перед глазами, мешая броситься на мужика, забившегося в углу. А он чуть ли не с двух рук начал палить. И пусть руки у него дрожали, но с такого расстояния промахнуться было сложно.
Одаренным он оказался средним — фокусник, иллюзионист, может быть, сигнальщик или маячок (что-то такое было в тех учебниках, что я пытался читать перед сном). Даже слабым, но гаденьким и эффективным.
Я дождался, пока Белка передаст мне картинку — вид сверху на прекрасно освещенную площадку. Скоординировался, будто управляю собой джойстиком в изометрической аркаде, подхватил ближайшее тело и, выставив его как щит, рванул на бандита.
Влетел на стол и бросил в одаренного обмякшее, дырявое тело. Выбил оружие и начал месить кулаками, стараясь не промахиваться.
После третьего удара Француз стих, а свет вокруг погас. Лампочки, как настоящие, хлопнули и осыпались черными хлопьями, растаявшими в воздухе. Перед глазами начало проясняться. Баланс тьмы, света и эффекта от зелья ночного зрения начал выравниваться, погружая помещение в приятный полумрак.
Жжение и ощущение песка в глазах отступило, но тут же в затылке вспыхнула новая боль, будто меня оса за ухом ужалила. Я не удержался на ногах и рухнул на стол, рядом с холодеющим Французом.
 «Фу-у, Матвей! Что у тебя за мысли? —         брезгливо фыркнул Муха —.         …это же мерзость, даже хуже, чем стихи профессора…» 
 «Я, я… Кто-то… Это не мои…» —
подумал я.         Все путалось, «оса» продолжала жужжать, орудуя жалом, как раскаленным сверлом, пробуривая дыру в моих мыслях.      
 «А теперь подними револьвер, —         хриплый липкий голос лег поверх жужжания, а моя рука потянулась к лежащему на полу нагану. —         Давай медленно возьми… молодец. Выше… еще выше, а теперь поднеси к виску…» 
 «Слышь, залетный! Это наш мнемоник, и нам халявщики тут не нужны!» 
Таким злым Муху я еще ни разу не ощущал. Столько энергии было в его позыве, что не только у меня в голове чутка прояснилось и гудение отдалилось на задний план, но и фобосы зашевелились.
 «Мелкий хоть в стихах ничего не понимает, но жужжать здесь только ему положено, так что…» —         наконец-то очнулся профессор, и моя рука, уже ощутимо давившая на висок, медленно развернула револьвер. На этом не остановилась и пошла дальше, разворачивая меня в сторону барной стойки, распрямилась и прицелилась в темный угол.      
 «Белка, покажи его», —
велел Ларс. 
В голове еще гудело, все ощущения сжались, будто мозг пытается зажмуриться, и в темноте, как двадцать пятый кадр, промелькнуло несколько картинок. За стойкой, у самого края сидел полуголый лысый мужик — тот самый Гапон. Он был в трансе: подергивал головой, приложив пальцы к вискам. По сжатым гармошкой морщинам на лбу, переваливаясь, текли крупные капли пота.
Рука еще чуть сдвинулась, опуская мушку нагана ниже и правее. Зафиксировалась на темном сучке, выделяющимся на светлых досках, и замерла. Я нажал на спусковой крючок и выстрелил. Дождался гулкого стука, упавшего тела и только тогда выбросил револьвер.
Фу-ух!
Отпустило — волна свежего морозного воздуха пробежала по всему телу. Просквозила по дыркам в ватнике и взобралась по позвоночнику, охлаждая не только тело, но и мозг.
Скрипнула дверь, впустив вторую волну холода и давая понять, что это не внутреннее чувство, а реальные впечатления. Что-то металлическое звякнуло об пол, и раздался крик Банши:
— Матвей, держись! Мы заходим! Светляк пошел…
* * *
— Банши, ну все-таки капец! Ты, если опаздываешь, так хоть сначала спрашивай, что там за дверью, — проворчал я и снял повязку с глаз. Лечебный компресс мне сделала блондинка вместо извинений.
Проморгавшись, наконец-то смог увидеть, что происходит вокруг, наслаждаясь теплыми ночными оттенками. В камине потрескивали дрова, над стойкой горела лампа, и несколько свечей стояло на столах. А вот Банши рядом уже не было. Она сидела за одним из столов, обнимала плачущую девушку и шептала ей что-то успокаивающее.
Трактирщик — чуть сгорбленный, помятый мужик с огромным синяком на половину лица и совершенно бессмысленным взглядом — как заведенная кукла, бродил по залу и собирал мусор. Он явно все еще был в шоковом состоянии. Как и его жена, чей истеричный хохот, сменяемый слезами, раздавался из дверей кухни.
Горбушка с миской сухарей в руках сидел у окошка и следил за улицей. При делах был только Рыжий. Он стаскивал трупы к заднему входу, а потом выкидывал их на улицу, предварительно обыскав карманы. Поэтому и не жаловался.
— Проснулся, соня? — ко мне подошла Банши. — Ну прости. Нас там прижали в сугробе, пока то да се… А у тебя здесь тишина. Я и поторопилась малясь: вместе со светляком еще и сонную кинула. Я больше так не буду, честно.
— Ладно, проехали, — я махнул рукой, ни разу не веря в ее честность. — Долго я спал?
— Часа два, — ответила Банши, достав небольшие карманные часы, где обычно в крышке есть какая-нибудь памятная фотография. — Ничего важного не проспал, не боись.
— А девушка как? — кивнул я в сторону девчонки, пытавшуюся увести отца куда-то к лестнице.
— Нормально, ничего совсем уж страшного не успело произойти. Больше за родителей переживает и за людей с лесопилки.
— А там что?
— Ничего хорошего, — мрачно ответила Банши и провела пальцем по горлу. — Всех завалили. У меня, в отличие от тебя, хотя бы пленный один на улице остался. Я с ним покумекала и узнала, что ждали они здесь пахана своего. Беглого из «Белой тишанки», типа, со дня на день заявиться должен.
— И что? Мы тоже теперь ждем?
— Ясен пень. Точнее, хотелось бы. За беглых одаренных награда самая крупная, а этот подонок знатный, у него тройной пожизненный. Мокрицей кличут и, как ты понимаешь, не за любовь к водным процедурам, — хмыкнула Банши и выставила указательный палец вверх. — Но! Ты завалил их маячок, так что не факт, что дойдут до нас. Здесь такие места, что награда может медведям достаться.
— Нам связь нужна, нам в город надо.
— Не спорю, но в ночь все равно не поедем. Переночуем, может, и повезет, выйдут на нас.
— Ты сейчас вот это все серьезно? Прям повезет?
— Ну а что? Я зря пол леса заминировала? — недовольно скривилась Банши, махнула рукой и пошла на улицу. — Пойду над моторками еще поколдую, а ты можешь и дальше дрыхнуть. Без тебя справлюсь и награду всю себе заберу, на ЧОП делить не стану.
Я бы и рад был еще поспать. За два часа только порезы затянулись, а так часов восемь бы еще похрапеть, но сон ушел. Вероятно, к Горбушке, потому что я в первый раз не услышал уже привычного хруста.
Нашарив винчестер, я зарядил его и пошел с ревизией по трактиру. Повезет или нет — вопрос философский. Особенно кому и в чем. Жизнь — она штука такая, сейчас заплутают беглые и не к нам, а на монастырь выйдут. Ладно, может и правда повезет.
Я изучал трактир с другой стороны — до этого нам нужен был штурм, теперь наоборот. Окон немного, ставни крепкие, чутка если усилить, то почти форт получится. Оружия полно — Рыжий все собрал и аккуратно разложил на столе. Можно из каждого окна по три ствола высунуть, пусть там думают, что нас здесь пара десятков набилась.
Собственно, я так и сделал. Отнес по ружью к каждому окну, закрыл ставни, а к некоторым еще и столы перевернутые придвинул. Складывал два к одному. Пара стволов разного калибра у стеночки, один в пространственный карман — про запас. Рыжий косился, но молчал — он и без того еле передвигался, а куртка топорщилась так, будто у него к каждому ребру по кобуре приделано.
На улице пару раз чихнула моторка, не желавшая заводится на морозе. Побурчала немного, споря с Банши, но все же подхватилась. Проехала мимо окна и впритирку встала за соседним зданием, чтобы ее было видно только с той стороны, откуда мы пришли.
Через пару секунд в трактир ворвалась перевозбужденная Банши и с ходу стала раздавать команды.
— Эй, Сухарик, или как там тебя, подъем! Кажись, фортануло! Едут, родимые! — Банши сжала кулаки и потрясла ими, будто суперприз выиграла. — Матвей, к моторке за углом не подпускайте их — это наша. К остальным, наоборот, гоните, там гостинцы для дорогих, очень дорогих гостей! Я наверх, прикрывай.
Блондинка, будто подгоняемая ветром, пронеслась по трактиру. Я даже сказать ничего не успел, только повернулся за ней, а топот уже над головой на втором этаже раздавался. Я кивнул пинкертоновцам, чтобы те баррикадировали входную дверь, подхватил в охапку «мосинку», два нагана и насыпал в карманы патронов. Потом прогнал дочь трактирщика, сказав, чтобы прятала родню.
Рыжего отправил к стойке — следить за черным входом. А мы с Горбушкой заняли окна по обеим сторонам от перекрытого столом дверного проема. Выглянул в окно, выходившее ровно на «заряженные» моторки, пока одиноко стоявшие в лунном свете.
Выпустил Белку, указав ей на макушку высокой сосны, а сам переключился на зрение через ауру.
Метров двести за пригорком. Первый, второй, третий… Млять, они там что всей каторгой сбежали, что ли? Вместо классического подкопа и одного голодного беглеца, что произошло: бунт, смена власти и массовая миграция?
Восьмой, девятый… четырнадцатый…
Медленно, но верно к нам неслась целая стая огоньков — кто-то еле светился, кого-то вообще тащили, но кто-то буквально пылал. Я увидел две очень яркие ауры, по силе равные, а то и выше, чем у нашей Банши.
Тени первых беглецов уже начали мелькать среди деревьев, а горностай смог передать более точную картинку — дикие, уставшие, но воодушевленные близкой целью люди, среди которых были и женщины и несколько Грешников. Тех самых, что от темной стороны силы уже перестали быть людьми.
— Хрусть, может, они мимо пройдут? Сразу в моторку да по газам?
— На то и расчет, — кивнул я и прицелился, взяв на мушку первого Грешника.
Легкая мишень, размером не уступавшая нашему Стече. Кривое лицо с крупными морщинами, водянистые глаза и тонкие, практически невидимые губы. Грешник притормозил, повел носом в сторону трактира и зарычал. А потом вдруг исчез, появившись уже в нескольких метрах перед трактиром.
Снова принюхался, уставился на дверь, скользнув по окнам прищуренным взглядом, и опять зарычал.
Хрусть! С нашей стороны раздался синхронный залп, а со второго этажа прилетела горящая динамитная шашка. Взрыв раздался за какую-то десятую долю секунды, прежде чем Грешник растворился в пространстве. Дымящиеся дырявые сапоги валялись на снегу, а вся остальная тушка рухнула на пол у меня за спиной уже в трактире.
— Хру…ять! — Мы переглянулись с Горбушкой, без слов поняв друг друга и снова выдав синхронный залп в лысую башку Грешника.
А дальше было пять, может, семь минут огненного магического ада, который показался вечностью. Беглецы пошли на штурм. Без оружия, только на способностях. Причем у некоторых оказались такие способности, которые мой мозг даже со всем моим геймерским опытом осознать отказывался.
Хрусть, хрусть, хрусть — и я перестал слышать Горбушку, которого невидимая сила вытащила через разбитое окно.
Хрустело битое стекло под ногами. Хрустели падающие сосны, не пережившие взрывчатку Банши и огненные сгустки одаренных. Хрустели костяные наросты на телах Грешников, встречаясь с разрывными пулями из винчестера.
Я даже фобосов не успел призвать. На чертовом адреналине в голове умещалась только одна установка: стрелять во все, что движется, кроме маленькой блондинки и рыжего. Но насчет рыжего — это не точно. Все остальное — бей и беги. Стреляй и отходи в сторону.
Хруст в ушах прекратился только в тот момент, когда на воздух взлетела моторка. Даже не прекратился — его вытеснило, перебив взрывной волной.
Гостинцев Банши не пожалела: столб огня взметнулся метров на семь или сколько там в двухэтажном здании? Огня было все равно больше. Вокруг плавился снег, в котором корчился обгоревший, но все еще живой Грешник.
Я не сразу понял, как я все это вижу, находясь в трактире. Способность мыслить здраво возвращалась медленно, замещая адреналиновый стресс. Двух стен у трактира больше не было. Повсюду валялись тела, сломанная мебель, вырванные куски из стен, покрытые едкой не то плесенью, не то кислотой. Повезло же какому-то бедолаге с магией — химикатами умел плеваться. Теперь в собственной крови лежит, пузырится на полу.
        Быстрое сканирование ауры показало, что врагов рядом больше нет. Белка отмолчалась, но вместо нее прилетело недовольное от Ларса:         «Совсем психи. Разве можно такое бедной животинке показывать…» 
Я подобрал дробовик, уважительно кивнув на гору револьверов, которые сменил только за последнюю минуту. Переступил через кислотное пятно, обошел дымящуюся шкуру настоящего (в моем понимании, а не в местном) оборотня и вышел на улицу, чтобы посмотреть, как там Банши.
Блондинка сидела на подоконнике — чумазая, взлохмаченная и явно чем-то недовольная. Облокотилась на оконную раму, чудом уцелевшую после атаки беглых Грешников. Ни стен, ни крыши вокруг рамы не было, только голая каминная труба, спекшись, согнулась и подпирала край деревянной балки.
— Цела?
— Что?
— Ты цела, спрашиваю?
— Что?
— Забей, вижу, что в порядке.
— Мокрица сбежал. И еще двое, — прокричала оглушенная блондинка.
Я еще раз переключился, попытавшись найти следы их ауры. Мокрицу я запомнил: красное свечение, испещренное червоточинами. На рожон он не лез, больше прятался за Грешниками, отправляя их вперед. Что-то кричал про Француза, искал его и ругался, обещая всем отомстить.
След терялся за горящей моторкой. Либо все уже перемешалось в ярком пламени, либо специально приглушил.
От огня перед глазами побежали белые пятна, я отвернулся, но они не проходили. Наоборот, раздвоились, заметались и стали приближаться ко мне. Послышался собачий лай, и из темного леса стали выскакивать вооруженные люди в черной форме.
— Стоять! Никому не двигаться! — вокруг эхом разлетался голос, усиленный магическим громкоговорителем. — Ведьма, слезай с крыши! Применишь силу — стреляем на поражение!



Глава 11

Банши никак не среагировала, точнее, не подала вида. Как бы невзначай поправила разгрузку с остатками бомбочек и едва заметно кивнула мне, когда я слегка поднял руки, выставляя вперед жетон, который должен был дать понять, что мы не враги.
— Осторожней там, лес заминирован! — предупредил я. Крик, вероятно, подействовал: тени перестали маячить вокруг, а потянулись к широкой растаявшей просеке. — Мы из Ордена!
Из-за дерева вышел пожилой мужчина в черной шинели.
— Руки выше давай, болтун! Что в этой глуши мог забыть Орден? Здесь только бывшие отщепенцы.
Нас явно просканировали, пересчитали и оценили. Прежде чем подойти поближе, мужчина дождался четырех напарников. На всех черные шинели с портупеями, но с разным количеством блестяшек на плечах — не звезды, а что-то круглое. Плюс нашивки с эмблемой в виде решетки. Вооружены они были в основном старыми «берданками», а у главного над плечом торчал заряженный арбалет со странным болтом, у которого вместо наконечника оказалось нечто похожее на одну из бомб Банши — пузырек с огненной жидкостью внутри.
— Выходите на свет, считаю до трех. Раз…
— Капитан, не психуй. У нас раненый, — возле моторки появился Рыжий, поддерживая бледного и частично забинтованного Горбушку. — А еще где-то здесь гражданские.
— Разберемся. Резких движений не делать, силу не применять… Я понятно излагаю?
— Эй, разбиратор! — Банши от злости разразилась длинной тирадой: — Хватит хернёй страдать, мы за вас всю работу сделали. Так что, капитан, собирай трупы и готовь поименный список с докладом инквизиторам о премировании нашего отряда. И копию в Орден послать не забудь. Я понятно излагаю? Или нам самим поднять вопрос о твоей халатности и отправить напрямую графу Мискину? Толпу упустил, догнать не смог. У тебя совсем в этой глуши мозги вместе с жопой отмерзли? Что-то уж очень сильно сговором с Грешниками пахнет.
Смотреть на капитана было одно удовольствие. Он надулся, побледнел и сморщился так, что зубы заскрипели.
— Похвальное знание устава, ведьма. И министра вспомнила, — недовольно хмыкнул капитан и помахал своим, чтобы опустили оружие. — Из наших, что ли?
— В отставке, Седьмой женский особый. Техотдел, — небрежно бросила Банши. Она спрыгнула с крыши, подошла к капитану и задрала рукав куртки, демонстрируя там какую-то татуировку. — Давно это было, в прошлой жизни.
— Что же ты сразу не сказала, дочка? — укорил капитан. Он опять изменился: теперь выглядел заботливым и ласковым дедушкой. Обмяк даже как-то. Либо выдохнул, что конфликта не будет, либо просто колючки из него вылетели.
Я покосился на Банши. В прошлой жизни? Возраст я, конечно, у нее не спрашивал — опасное это дело, но считал, что ей меньше тридцати. Прям как кошка с кучей жизней. И татушку скрывала.
 «Да что ты мучаешься? Ночью Белку отправь, пусть разглядит там все», —         посоветовал Ларс.      
 «Не слушай его и бельчонка на грязные дела не посылай. Банши хоть и пришибленная, но все же дама»,         — заступился Муха.      
 «Ага, дама… Сегодня дама, а завтра уже со старым пердуном в моторке укатит. Я стих на эту тему написал. Хотите послушать? Над началом еще думаю, но потом такие слова: 'Чтоб звезды с неба доставать, из-за какой-то…» 
 «Ларс, это плагиат»,         — я оборвал старика         — Раз уж копаешься в моей голове, то поищи полочку «внеклассное чтение». Асадова хотя бы или Есенина. Хотя с ним поаккуратней… А с Банши я сам разберусь. Захочет — расскажет… А нам пора дальше двигаться…' 
* * *
Все, что я хотел узнать о ширине страны моей родной, а также все, что не хотел, вывалилось на меня за следующие три недели. А то и дольше, так как большинство дней не отличалось разнообразием.
Когда возле трактира закончился процесс узнавания и братания бывших коллег, все пошло как по намеченному плану.
Капитан не только не помешал нам завладеть трофейной моторкой и забрал в тюремный лазарет раненого Горбушку, но и выделил своего проводника. Даже двух: первый показывал нам с Рыжим дорогу до ближайшего населенного пункта с телеграфом, а второй вместе с Банши вернулся к поезду.
Через сутки Рыжий уже телеграфировал что надо и куда надо — в артель и в штаб пинкертонов. А еще через два дня на станции в соседнем областном центре нас подобрало очередное чудо местной техники. Не то рельсоукладчик, не то тягач для паровозов, который медленно, но верно доставил нас к месту встречи с разрывом и подцепил остатки состава.
Пока нас не было, народ времени даром не терял: на дрова и стройматериалы для лагеря пошли несколько полностью убитых вагонов. Мужики максимально облегчили их, а потом, явно, с помощью магии и какой-то матери свалили их с рельсов.
В итоге осталось всего два вагона первого класса, сейф, жилой вагон пинкертонцев и одна платформа с моторками. «Буханка» и всего один выживший «форд» под чехлом. Лошадям не повезло: ни самих зверушек, ни загона я не увидел.
Сцепились, вздрогнули да и покатились с черепашьей скоростью вперед по шпалам, опять по шпалам. Нас даже догнал кто-то через четыре дня. Паровоз гудел и ругался, но по обочине не рискнул обогнать, ибо колея была одна.
В крупном, по местным меркам, промышленном городе, с заманчивым названием Земляникино нас спихнули на запасной путь, поменяли там локомотив и добавили еще два пассажирских вагона с подкреплением из охранки. Поезд взбодрился, а вместе с ним вся уставшая команда, но ненадолго. На следующей же станции к нам прицепили пять вагонов с бревнами и два почтовых. Купцы решили совсем уж в минус не работать, быстро сориентировались и перекупили у кого-то дешевую партию.
И наша черепашка поползла дальше. Бросить ее нам не позволял контракт и сломанная «буханка».
Я пытался. Пытался сделать так, чтоб УАЗ пролез в пространственный карман. Идея заполучить карманную парковку не отпускала меня. Греть по утрам не надо, снег чистить тоже, опять же не угонит никто. Но силенок не хватало.
Допрашивал Ларса, читал учебники для начинающих магов, советовался с Гидеоном — механика была понятна, только сил не хватало. Я открывал карман, просовывал себя внутрь (молясь, чтобы мысленно не проскочило в голове какое-нибудь дурацкое: «Сезам…»), упирался ладонями в стену и толкал. Разминал, как пластилин, отдавая силу.
А потом валялся в отрубе, восстанавливаясь. Я был недоволен медленным прогрессом. Всего-то сантиметров на сорок удалось расширить, но это не паркинг, а так — зимнюю резину хранить. Нужна была сила извне.
— Нам бы парочку деймосов, а лучше десятка два. Гидеон, какая вероятность встретить еще один поезд-призрак?
— Тьфу на тебя! — Священник спихнул меня с кровати, которую мы делили по сменам. — Я из этого поезда выйду только на вокзале и только для того, чтобы купить немного выпить. Или много. Слушай, а пошли горностая в первый класс, а? Там у Шмидта я пару заначек видел, а то у меня уже даже не горит, а пепел по нутру гуляет.
— Водички попей, полегчает. Банши, кстати, отличный суп сварила.
Я вышел из купе, потянулся, прислушиваясь к ощущениям, и решил, что продолжать тренировку с карманом пока рано. Проверил своих фобосов, которых пришлось временно отключить от силовой подпитки. Да и, честно говоря, достали уже.
Так как поэта в профессоре не признали, он переключился на песни. А со второй недели к нему предательски присоединился Муха, чтобы тоскливо тянуть уже на два голоса.
 «Эх, дороги, пыль да туман», —         в сотый раз завыл профессор.      
 «Лучше так: эх, дороги, снег да метель», —         подпел Муха.      
 «Не, это не в рифму. Это я тебе как профессиональный поэт говорю… Давай…» 
 «Поле, русское поле…Светит луна или падает снег…» 
Я так и не понял, откуда они это берут, хотя песню из «Неуловимых мстителей» узнал. Но сил терпеть уже не было.
Несколько дней назад я демонстративно и посильнее закрутил крышку душелова и перекрыл поток силы, которую они из меня тянули. Подпитывал дважды в день, когда выпускал Белку погулять. Тематика песен сменилась на что-то арестантское, еще более грустное и совсем уж тоскливое, но разжалобить себя я не дал.
И так кукуха уже ехала от однообразия пейзажа за окном, так еще эти. Широка страна моя родная, много в ней глуши, полей и снега! Хоть мы и приближались к Москве, да и крупные города стали попадаться чаще, а с ними и остановки. Но купцы слишком переживали за свой товар и после оценки нашей эффективности никуда от себя не отпускали.
Я подумывал подкатить к Олесе, но на первых порах упустил момент: то в отключке был, то на дежурстве. А потом уже меня Стеча опередил, не только захватив внимание девушки, но и заручившись поддержкой ее отца. Пообещал провести ряд сыскных мероприятий по конкурентам артели.
Как назло, атаковать нас никто не решался. Один раз ночью чувствовалось, что прощупывает нас какая-то тварь, но, похоже, я ее спугнул своим нетерпением. А потом еще и злой ходил и на всех огрызался.
Гидеон злился на свою трезвость, Банши отстранилась, витая где-то далеко в своих воспоминаниях, Захар только был доволен: он каждое утро перечитывал грамоты, которых становилось все больше, и улыбался.
В его руках было рекомендательное письмо от Исаева, грамота от артели, а теперь еще и благодарность от тюремной стражи со списком беглых Грешников, за которых нам дадут награду в Ордене. Если заметить, что улыбка у железного человека растягивалась до ушей, то можно предположить приличную сумму премиальных, плюс очки репутации в Ордене.
Мне и самому не терпелось уже достать свежий выпуск «орденского листка» и посмотреть, какой у нас теперь рейтинг после победы над поездом-призраком. Доедем, отчитаемся, трофеи сдадим и будем праздновать!
* * *
— Москва–Товарная! Прибытие, граждане пассажиры, туалеты закрываются…
Меня будил Захар, методично постукивая крюком по стенке над лежанкой, а я видел во сне молоденькую проводницу, бегущую по вагону. Она стучала в купе своим специальным железнодорожным ключом.
— Приехали, что ли? Ночь же еще!
Я потянулся и зевнул.
— Давно уже, — вздохнул Захар. — Расчет получили, ждем техничку, которая моторку в кузню отбуксирует, и можно идти домой.
Волнуется Захар, понял я. Я знал, что он только с виду железный. Столько лет здесь не был! Мнется — видно, что и хочет поскорее дом посмотреть, но и оттягивает, боясь, что реальность разочарует, поломает все то тепло, что в памяти осталось.
Я посмотрел в темное окно, пытаясь понять, куда мы приехали. Думал, признаю что-то родное. В том мире-то вокзалы в возрасте, на одной площади трех вокзалов памятников архитектуры не меньше, чем таксистов.
Но либо кто-то что напутал, начиная от недавно открытой Московско-Казанской железной дороги, заканчивая акционерным обществом, которое ей управляло, либо мы приехали не в центр, а куда-то в промышленные дебри. Но ни Рязанского, ни Казанского, ни вообще Комсомольской площади я не узнал.
Вместо вокзалов я увидел длинное здание с башенкой и циферблатом, а чуть подальше стояла еще одна, напоминающая маяк с прожекторами «святого» света. Полная луна бликовала на снежинках и помогала светить фонарям. Она создавала полупризрачный эффект, будто перед глазами нарисованная маслом картина.
И вокруг люди. Толпы людей: и пассажиры, и работяги. Встречают, провожают, суетятся, будто им места в поезде не хватит. Но, судя по их количеству, реально может не хватить.
— Вот уж действительно «Москоу невер слип», — присвистнул я. Окинул купе прощальным взглядом, надел заштопанную куртку и налегке (все ценное было в пространственном кармане) пошел на улицу.
— Ты, это! — Захар прихватил меня крюком. — Поменьше этих свои заморских словечек! Здесь хоть и культура, но все равно не поймут. Да и шпиков полно. Порой не разберешь, кто для кого слушает и кому доносит.
— Добро, милгосударь. Токмо мне бы сперва в баню, потом в ресторацию, а потом на шоппинг, ой, то есть, прошу простить сердечно, в мануфактурку бы — сюртук обновить.
— За карманами следи, болтун! Здесь ворья — как воробьев! Пятница сейчас, а ночные тарифы выгоднее, вот народ и едет по деревням, с заработков возвращается. А там, где деньги водятся, там и охочие до них найдутся.
Я спрыгнул с подножки, разбрызгивая грязную растоптанную снежную кашу, распахнул руки в приветственных объятиях, вдохнул полной грудью и закашлялся. Коктейль из запахов ударил в голову: машинная смазка, конский пот (а может и человеческий), застарелая моча, приторные духи какой-то барышни, душистый, но с кислинкой, запах пирогов (вероятно, с капустой). И чем-то еще незнакомым тянуло от странной тележки без лошадей и кучера, катившей сквозь толпу.
Над головой пролетел голубь и только уселся на край крыши, как сзади его сцапала кошка. Впереди завизжала женщина и с криком: «Хватай воришку», принялась лупить кого-то в толпе сумочкой. На лестнице, ведущей к перрону, застряла пьяная компания, примеряясь к ступенькам. Трое еще были ничего, лишь слегка пошатывались, неся на себе «в нулину» бухого собутыльника.
Где-то за углом раздался пронзительный свист городового, а ему, будто в ответ, прогудел отправляющийся поезд. Послышалась ругань пинкертонцев, расталкивающих попрошаек перед выходом из поезда купцов. На углу мелькнула парочка Орденских охотников, которые, зевая, разглядывали толпу.
Меня толкнула какая-то полная дама, обозвала увальнем, процедив сквозь зубы такое родное: «Понаехали тут…»
— Ой, люблю я этот город!
— В лепеху не вляпайся, романтик! — крякнул Захар. — Под ноги смотри, но и по сторонам.
— Это как?
— Как сможешь, — отмахнулся управляющий. — Развивай это, как его, пересерическое зрение.
— Ню-ню, кто бы еще говорил про заморские словечки.
Увидел наших возле входа в здание вокзала, я махнул им и, стараясь не потерять Захара, начал прокладывать путь. Тренировать пришлось не только периферическое зрение, но и гибкость с изворотливостью.
Я пропустил еще одну тележку. Этакая автоматическая вагонетка с медным котлом и резиновым бампером шла по узким путям, обкуривая облачками пара и периодически издавая короткие гудки. В остальном же ей было пофиг на людей: кто не отошел, тот сам виноват.
Засматриваться на тележку было ошибкой. Пришлось поймать за руку мелкого воришку, чумазого пацанчика в рваной куртке. Тот отчего-то решил, что Захар будет легкой добычей. Я состроил ему грозную гримасу, покачал головой и отпустил по-тихому, так, что Захар даже не заметил.
До крыльца оставалось метров пятнадцать, и идти стало легче. Сквозь разряженную толпу даже подуло что-то похожее на ветерок. Холодок пробежал по затылку, оставив неприятное ощущение, что за мной кто-то наблюдает. А потом и вовсе путь перед нами сам собой расчистился. Только красной дорожки не было, а так по прямой до самого вокзала и чоповцев стоящих у входа.
Захар пер, как заведенный, глядя только себе под ноги. Что происходило вокруг, старика, похоже, вообще не волновало. А я напрягся: люди явно старались поскорее свалить с дороги. Гомон стих, превратившись в отдельные шепотки. Гидеон напрягся. Он дергал носом, пытаясь что-то учуять, и морщился.
Я переключился на другое зрение и сперва чуть не ослеп от разномастной гирлянды из сотен лампочек, мерцающих со всех сторон. Кроме серой полосы прямо перед нами, пульсирующей и шевелящейся, раздвигающей огоньки в стороны. Напомнило тот фон страха, который мы с мэйном иногда используем, только здесь полоса действовала тоньше — не было ноток ужаса, а скорее настоятельная рекомендация держаться подальше.
Когда я вернулся к обычному зрению, перед нами уже стояли три человека в серой одежде. Брюки, пальто, каракулевые шапки — это все было похоже на какую-то униформу без опознавательных знаков. Опасные, как подсказало мне мое новое периферическое зрение. Готов поклясться, что, когда ауры я изучал, передо мной никого не было.
— Матвей Гордеев? — Вперед выступил тот, что был постарше. Из-под шапки у него торчал непослушный светлый локон челки, а в ярко-зеленых глазах бегали искорки. Дожидаться моего ответа он не стал. — Простите, что прямо с поезда, но, понимаете ли, служба.
— Не совсем понимаю, — улыбнулся я. Он вежливый, да и убивать нас вроде не пытаются, можно и пообщаться. — Простите, с кем имею честь?
— Я старший дознаватель службы «Очи императора», — ответил он, чуть понизив голос, и вынул из кармана жетон, похожий на орденский, только из другого материала. — Вы можете звать меня Инок. Вы меня не помните?
— А должен?
Я тоже понизил голос, еще и обернулся по сторонам, отметив, что возле наших тоже стоят парни в серых шинелях.
— Мы встречались с вами в Степановке во время одного трагического события. Может быть, вы помните юную особу, которую спасли? — спросил он и провел рукой, указывая на толпу. — Не хотелось бы обсуждать это здесь. Мы и так привлекли много лишнего внимания. Проедемте с нами.
— Это арест?
— Нет. Это просьба. От одного ведомства, так сказать, к другому.
Инок удивился или сделал вид, что удивился, но потом голос его изменился.
— Пока просьба. Я бы настоятельно рекомендовал вам согласиться.
— Что же, господа. Вынужден отказаться от столь туманного приглашения. Дела. Да и в таком виде не подобает по гостям ходить, — развел руками я. Ну их нафиг, мутные какие-то! — Пока откажусь. Скажите адрес, куда подъехать, я попробую найти окошко в своем графике.
Инок нахмурился. Похоже, в голове у него шла нешуточная борьба. Не привыкли эти очкарики к отказам, судя по тому, что я про них слышал. Как-то Банши рассказывала, и в переводе на понятный мне язык выходило, что «Очи» чем-то похожи на комитет госбезопасности. Но… раз не крутят руки, значит, что-то им от меня надо. А раз надо, то и подождать могут.
С очень недовольным лицом Инок отступил и протянул мне визитку — карточку с адресом и логотипом в виде глаза, зрачок которого очень походил на живой. Чернота переливалась с радужкой, постоянно меняя цвет.
— Не затягивайте, или в следующий раз это будет уже не просьба, — посоветовал Инок и кивнул на прощание. — Не смею вас задерживать, господа.



Глава 12

 Москва, резиденция графа Л. 
— Граф, по моим данным, со дня на день в Москву прибывает небезызвестный вам Матвей Гордеев, — сказал мужчина. Он раскурил сигару и, прищурившись, посмотрел на собеседника. — А я отчего-то думал, что вопрос закрыт?
— К сожалению, нам не удалось организовать нападение сейчас, — слегка заикаясь, сглатывая слюну и пытаясь подбирать правильные, по его мнению, слова, ответил собеседник. — Слишком людно, и чем ближе к городу, тем больше охранников привлекали ювелиры. А как вы знаете, «Заря» также приписана к ним. Мы просто не успели…
— Что? Вы не успели? То есть, полстраны он спокойно проехал, разворотил Белый Яр, в Исаевском карьере погостил, в Телецком озере искупался… — повысил голос мужчина, вместо гнева наполнив его презрением. — А мы просто не успели?
— Павловский должен был… — попытался оправдаться собеседник, но его перебили.
— Сначала Айсберг должен был, потом Жнец, потом Павловский… Может, еще скажете, что это моя вина, раз Жнеца послал я? — вздохнул мужчина. — Я не узнаю вас, брат. Хватит недооценивать пацана. Не сейчас, когда до реализации нашего плана осталось совсем немного. Займитесь им лично. Нужно не только ликвидировать угрозу, но и понять, что он может знать. Зачем он в городе? Что они раскопали с Исаевым? Знают ли они, где спрятан чумной разрыв?
— Я понимаю, — выдохнул тощий. — Немедленно начну планировать операцию. Мы найдем его.
— Не надо его искать! — Мужчина выпустил облако дыма в потолок. — Проверьте старый дом Гордея и оставьте там особый гостинец. Они в любом случае туда приедут.
— Понял. Я думаю, может он выйти на контакт со старой стервой, своей бабкой, и обратиться к ней за помощью?
— Скорее наоборот. И тем важнее ликвидировать его как можно скорее.
* * *
 «Дом, милый дом…Балы, красавицы, лакеи, юнкера…» —         процитировал Ларс какую-то сборную солянку из моих эмоций.      
 «Так вот ты какой, хруст французской булки?» —         поддержал его Муха, глядя через мое плечо на старый заброшенный особняк.      
В памяти что-то промелькнуло, может, бывал здесь, а может, просто снилось что-то подобное. Тихая широкая улочка. По меркам той Москвы чуть ли не самый центр (в рамках «трешки»), а по меркам этой — спально-купеческий райончик в ближайшем пригороде. Красивое название в честь какой-то дамы — Анненский переулок. Крепкие двухэтажные особняки, где через дом вывески на первых этажах.
Высокие заборы между домами, такие и со стремянкой не перелезешь. Сдвоенные фонари вдоль улицы — один обычный, второй «святой», очищенная от снега дорога, чугунные мусорные ведра, указатели на соседние улочки.
«Буржуйский райончик, — подумал я. — страшно представить, сколько мы за коммунальные услуги задолжали».
        Спокойствие и порядок в девяти домах из десяти. Десятым как раз оказался мой. В самом конце, рядом с небольшим парком, под табличкой:         «Имущество арестовано за долги»         стояла моя ипотечно-долговая старушка-развалюшка.      
В глубине небольшого дворика высился толстый особняк с потрескавшейся краской и заросший какими-то сорняками, не сдающимися даже в зимние холода. Кривые побеги подсохли и отбрасывали причудливые тени, удваивая трещины в штукатурке.
Прямоугольный дом торцом смотрел на улицу и, опоясанный террасой, уходил вглубь участка. Засыпанная неглубоким снегом дорожка, которая вела с улицы, раздваивалась и вела к двум входам. Над тем, что ближе, висела кривая старая вывеска, а большие окна (чуть ли не витрина) были заколочены досками — здесь, видимо, работали. Второй вход видно было только частично: ступеньки вели на террасу, заваленную снегом и мусором (а там, видимо, жили).
Наш приезд не остался незамеченным: в ближайшем дворе залаяла собака, в нескольких окнах загорелся свет. Поднялась суета, послышались угрозы вызвать полицию. Гидеон пошел знакомиться с соседями, а то ведь и правда могут «закрыть» с перепуга. Будет смешно, что от Очей ушли, а обычным патрульным попадемся.
Мы долго спорили на тему их приглашения. Стеча с Захаром осуждали, святоша с оторвой поддерживали. В Степановке мы Очам якобы сорвали операцию, прервав жуткий ритуал сектантов и спугнув заказчиков. Девчонку спасли какую-то чудную — проводника силы. Больше вроде нигде не дорогу не перешли. А где наследили, так там Исаев в курсе, раньше бы шум поднялся. За Дантиста, конечно, могут предъявить, но меня местные видели, только когда из окна вылетел — так что я сам жертва.
Решили чуть попозже все-таки ответить на приглашение, но только после того, как освоимся. Надо в местный Орден на учет встать или на баланс — я до конца не понял всю орденскую бюрократию, которую мне объяснял Гидеон. Напоминает военкомат: переехал — изволь на учет встать, только здесь еще комиссия повторная нужна для подтверждения квалификации. Но и это подождет, первым делом огневик в ремонт бы отнести.
В мои мысли о насущных делах все время пытался пробиться дед. Волнами посылал в меня перемешанный комок эмоций, прикрепляя к ним образы из воспоминаний. Может, даже моих собственных. Что-то все-таки было в памяти. Смутные нерезкие картинки из детства, которые моментально растворялись, стоило к ним потянуться.
Вот я где-то в углу комнаты, спрятался под стулом с игрушечным мушкетом. В засаде на самых злобных злодеев. Вот я перед библиотекой, теряюсь от радостного предвкушения, что это все можно будет прочитать. А вот, наоборот, грусть под негромкую ругань родителей, уверенных, что я сплю и ничего не слышу. Тогда это ощущалось жуткой трагедией, а море тихих детских слез должно было ее остановить. Ха, наивный я был мелкий, думая, что взрослые любящие люди не ругаются.
Взгрустнулось, но фильтр прожитого опыта уже как-то многое объяснял и сглаживал. Тоскливо, что детство прошло. Тоскливо, что все произошло так, как произошло.
А дед не переставал слать новые и новые картинки, фонтанируя перепадами настроения и аккомпанируя скрипом запчастей в «буханке».
То радовался, что вернул меня, и подкидывал уже свои воспоминания: новогодняя елка, вечерние посиделки, семейные игры и прочие кадры счастливой жизни, в которых я видел маленького взъерошенного пацана, то сидевшего на коленях у отца, то вцепившегося в юбку матери.
Трогательную милоту дед чередовал со злостью. Он рвал и метал, мечтая отомстить за все то, что сделали с нашей семьей, и накачивая меня нашим общим гневом.
 «Да, дед, все восстановим. А тот, кто виноват, за все ответит», —
сказал я         про себя, а Гордей услышал. Моторка взбрыкнула, завелась, перепугав мужиков, тащивших ее на буксире, и трижды просигналила, будто приветствуя встречный свадебный кортеж. Мы разбудили всю оставшуюся улицу.      
Упс!
Я воровато огляделся и пошел догонять Захара, шуршащего крюком под порогом в поисках спрятанного ключа. Остановился перед обшарпанной вывеской, зачерпнул капелюшку силы мэйна и стряхнул налипший снег.
С трудом, но еще можно было прочитать крупные буквы: «ГОРДЕЕВ и СЫН», а под ними полустертые, поменьше: «ОХОТНИКИ ИМПЕРАТОРСКОГО ОРДЕНА».
— Может, снести это все к хренам? — заговорщически промурлыкала Банши, легонько толкнув меня в плечо. — И заново отстроить? Поди дешевле будет, а Захар? Я даже знаю, куда заряды заложить. Два, максимум три, а?
— Снести? Да как у тебя язык поворачивается? — возмутился управляющий. — Даже думать не смей! Этот дом еще прадед Гордея строил. Снесет она, курица недоделанная…
— Надо новую вывеску заказать, — перебил я. Не хотелось слушать ворчание железяки. — Захар, найдешь мастеров? Чтобы ЧОП «ЗАРЯ» написано было. Я же правильно понимаю, что здесь и офис, то есть контора, и дом в одном лице?
— Правильно, — вздохнул управляющий и потряс в руке ржавым ключом. — Тут приемная за дверью, слева мастерская, а справа оружейка. Комната отдыха и столовая, да спальни бойцов и прислуги. Что-то типа маленькой казармы. Было время, здесь по сменам жили. Большой отряд тогда был, эх…
— Дай ключ, помогу, — предложил я. Ржавый замок заело, и одной рукой Захар не справлялся.
— Держи, — не стал спорить управляющий. Он отошел и посмотрел вверх. — А на втором этаже господская часть целиком и вход с террасы отдельный. Спальни, гостиная. А под самой крышей — библиотека с кабинетом. За домом сарай был, его можно для моторки приспособить.
Замок заскрипел, когда я протолкнул ключ в скважину, и заклинил. Аккуратно, чтобы не сломать, я начал давить на толстую медную ручку, то поднимая перекошенную дверь, то притягивая, одновременно подворачивая ключ. Нащупал рабочее положение, с характерным щелчком прокрутил два оборота и немного приоткрыл дверь. Сантиметров пятьдесят она прошла хорошо, а дальше начала скрести по полу.
Из дома повеяло затхлым воздухом. Давно не проветривали. Запахло пылью и плесенью с примесью гнили.
— Ауч! Здесь или мышь повесилась, или пауки насрали, — прокомментировала Банши. Ее симпатичный носик показался над моим плечом. — Дай пройти, я обожаю такие дома! Мне, чур, комнату наверху.
Я пропустил Банши вперед, а потом и Захара, который успел где-то разжиться коптящими, но довольно светлыми фонарями. Забрал один себе и зашел внутрь.
Толстый слой пыли покрывал защитные белые чехлы на мебели, искажая их форму. По идее, в приемной стоял стол секретаря, а также вешалка и стулья для посетителей, но утверждать наверняка я бы не рискнул. Над головой висела широкая люстра, затянутая паутиной, а на стене — старое зеркало без покрывала, зато с царапинами и «битыми пикселями». Мы в нем отражались какими-то мутными и блеклыми.
Каждый шаг отдавался скрипом и едва слышным шуршанием, переходящим в перестук маленьких лапок и цоканье коготков. Дом не только жил своей жизнью, это была очень тяжелая жизнь. На каждое движение, касание стен или дверей он отвечал хриплым вздохом.
 «Не, ну а что? Зато поймет, каково нам живется в нашей берлоге, которую он по незнанию именует нумерами…»         — донесся тихий шепот Ларса.      
— Интересно, а призраки здесь есть?
— Я не чувствую, но сам проверь, — отозвалась Банши, высунувшись из дверного проема следующей комнаты. — Но точно здесь кто-то помер, прямо тянет с лестницы. Там подвал, наверное? И приглядись, пыль неровная, шарился здесь кто-то.
Я прошел в следующую комнату, стараясь не задеть пыльную простыню на комоде и не топтаться в снегу, горкой лежавшем у разбитого окна. Сквозило холодом, но в свежем воздухе действительно ощущалось что-то кислое. Будто какой-то умник пакет с мусором за дверь выставил, думая, что в подъезде вонять не будет.
Здесь пакета не было, хотя мусора предостаточно. На полу возле стены валялись щепки от разломанной рамы, рядом лежало еще одно зеркало. Видимо, тоже рухнувшее со стены, но чудом не разбившееся. А может, и успели снять заранее, но не увезли, а просто прислонили к стене. Такое же тусклое, как и в первой комнате, но себя в полный рост я разглядеть смог.
Следуя совету Банши, я прикрыл глаза и стал смотреть и слушать, используя силу. За стеной дома почувствовал «буханку», которую заталкивали на задний двор. Все такой же полыхающий Гордей рядом с небольшим теплым источником — нашей новой попутчицей из поезда.
 «Фу, пошлятина… вот уж действительно, любовь зла… полюбишь и козла,         — донеслось от Ларса         — а не нормального представительного мужчину с ученой степенью и…» 
 «…геморроем, радикулитом и скверным характером? Нужное подчеркнуть? — перебил профессора Муха — Нормальный он мужик, из наших… сначала бьет, потом думает…» 
От мыслей Мухи стало приятно, но ровно до того момента, пока он не продолжил делиться своей «мудростью».
 «Жалко только, что Матвею до него далеко. Нахватался он от тебя: то думать пытается, то сдерживается. Ничего, мы с Гордеем научим его уму-разуму. Нормальному, без твоей этой ученой степени…» 
 «Но-но! Посмотрим, на улице чьей школы будет праздник», — гаденько хихикнул Ларс. 
— Слышь, воспитатели! Праздника не будет! И заткнулись оба, а то сосредоточиться мешаете! — Я не только обрубил силу, питающую душелов, но и зачерпнул оттуда, перенаправив ее в мысленный сканер.
Болтуны заткнулись, а мэйн недовольно заворчал. Зато перед глазами словно луч радара побежал, охватывая дом на триста шестьдесят градусов. Тишина, ничего не пингуется, кроме какого-то уплотнения под ногами. Что-то есть в подвале. Там, как сироп, разлили силу, а она загустела и засохла.
Я открыл глаза, сбрасывая напряжение после использования силы. На самом краю зрения уловил какое-то движение в зеркале. Словно за моей спиной кто-то стоит. Обернулся, но увидел только старый узор потрескавшиеся плитки. Бледные бабочки и птички, покрытые засохшей паутиной.
— Захар, а не много ли у нас дома зеркал? — спросил я, заметив еще один небольшой овал с медном ободком, лежащий на столе.
— Да, черт его знает, — пожал плечами управляющий. — Я тут был-то всего пару раз. Может, матушка твоя покрасоваться любила. Снесушку лучше спросить, сколько барышне зеркал нужно для счастья.
Я посмотрел на Банши, но спрашивать ничего не стал. Одного взгляда на ее недовольно поджатые губы хватило, чтобы понять, каков будет ответ.
— Воняет же! — не разжимая зубов пробубнила блондинка. — Вы нюх потеряли, что ли?
— Скорее всего, бездомный забрел да окочурился, — отмахнулся Захар, но все же перевесил фонарь на крюк и полез за револьвером. — Пойдем, посмотрим.
Я еще раз оглянулся, подняв фонарь повыше, и пошел к спуску в подвал. Чем ниже спускались, тем отчетливее пахло. Внизу кто-то или что-то точно умерло.
Первое, что бросилось в глаза, — это свежие следы на пыльных ступенях. Цепочка маленьких лапок с кривой линией от хвоста и большие бесформенные пятна, выделяющиеся на общем фоне.
— Ладно. Вы идите, а я наверху пока проверю, — сказала Банши и потопала обратно. — А то я крыс что-то не очень. Зовите если что. Все, ушла.
Крысы это были или нет, но каждый шаг Банши по каменным ступеням гулко отдавался эхом по всему коридору. Примерно через пять секунд после того, как она ушла. А потом еще что-то протяжно заскрипело в стене.
— Ветер, наверное, — пожал плечами Захар, как бы невзначай поднимая револьвер и целясь перед собой.
— Или Банши мебель двигает, — поддакнул я и тоже достал финку, параллельно проверив, вернул ли доступ к своим фобосам.
Мы остановились перед дверью в подвал, прислушались, пытаясь уловить и разобрать, что происходит внутри. Гнилой запах усилился, плюс с небольшим интервалом до нас доносился легкий, едва различимый скрип со свистом. Я еще раз просканировал комнату. Тут темных загустевших пятен оказалось больше, но в них не было потусторонней силы. Их скорее можно было назвать заглушками из пакли в щелях пространства.
Я шикнул, привлекая внимание Захара, кивнул на револьвер, а потом толкнул дверь, пропуская луч света от фонаря в комнату.
— Млять! — выругался Захар вздрагивая.
— Согласен…
Я сам сначала вздрогнул от неожиданности, а теперь замер, пытаясь осознать картину перед нами.
Это был зеркала. Несколько больших зеркал, отражающих друг друга вместе с фонарями и нашими перекошенными от удивления лицами.
Чертов зеркальный лабиринт мешал понять, сколько их всего перед нами! Десятки, если не больше, наших копий! А в центре комнаты на веревке, освещенное со всех сторон и также множившееся в пространстве, раскачивалось тело. Медленно, поскрипывая в наивысшей точке и свистя в полете, болтался мертвый, повешенный за шею, мужик.
Вонь усилилась и, будто на радостях, рванула в открытую дверь. Полусгнивший повешенный труп принадлежал какому-то бомжу, а драная грязная одежда явно такой была еще при жизни. И он, очевидно, висел здесь не первый день.
— Ну-у, насчет бездомного ты угадал, — проговорил я. Не стал повышать голос, будто боялся спугнуть этот странный медитативный метроном в сюрреалистическом лабиринте.
Сделав шаг вперед, я посветил фонарем прямо на покойника.
Мертвый давно и наглухо: ни силового фона, ни закладок внутри, ни остаточного следа. А вот зеркала фонили тем самым ощущением липких засохших пятен.
Я всмотрелся в свое отражение, в уменьшающиеся копии, уходящие в маленькую светящуюся точку. Обычный я, только бледный и пятнышки пыли на волосах появились. В профиль тоже обычный я.
Стою перед шатающимся покойником.
Вижу в зеркалах его спину, свою спину, нас вместе слева и справа. Вот только… Краем глаза я заметил, что в боковом зеркале перестал раскачиваться покойник. Но только в одном, а во всех остальных продолжалось движение. Здесь же мертвец застыл и улыбнулся полусгнившими губами, растягивая обезображенное лицо.



Глава 13

Секундное замешательство стоило мне пропущенного удара. Отражение висельника в зеркале резко трепыхнулось, показались черные раскрошенные зубы, а рука полетела прямо в мою голову.
Все произошло только в зеркале, но невидимый удар в челюсть прилетел по-настоящему. Голова дернулась, скулу пронзила тупая ноющая боль, а в глазах отпечатались отсветы фонаря.
— Муха, не спи!
Я сплюнул кровь.
 «Я не вижу удара! — простонал Муха. — Хотя, вот ща…» 
«Вот ща…» прилетело уже из другого отражения. Резкий короткий тычок под дых прошел в тот момент, когда висельник, покачнувшись, практически обнял меня. В реальности опять ничего не произошло, и синюшный покойник все так же спокойно болтался в петле. Зато в зеркалах будто кино включили, причем в каждом свою слегка измененную версию.
Я заметил, что покойник снова собирается напасть, и бросил финку. Громкий звон с примесью натурального человеческого вздоха — и зеркало разлетелось вдребезги. За спиной выстрелил Захар. Он сперва не разобрался и влепил пулю аккурат в голову покойнику, и только потом начал палить по зеркалам.
Отстрелял барабан и, похоже, оценив свою скорость перезарядки, застучал костылем по ступенькам, убежав за помощью.
Только толку было мало. Неизвестные умудрились притащить в дом не меньше двух десятков. Большие зеркала разлетелись вдребезги, открывая то, что было за ними. Демонстрационный зал в магазине аксессуаров для ванной позавидует такому ассортименту: маленькие овальные, круглые с эффектом увеличения, квадратные. Все стены были увешаны ими, словно стена с фотографиями в гостиной какой-нибудь бабули с огромным количеством воспоминаний и родственников.
И в каждом из зеркал, где отражалась хоть часть меня, меня пытался достать вполне бодрый висельник. Удары посыпались со всех сторон. На меня будто толпа гопников набросилась! Наглая, торопливая, но, к счастью, неорганизованная и не особо умелая.
 «…ща, ушел… ща еще… Ха! Кто так бьет? Ай! Нырок, поворот… ай! Ах ты, сволочь! Матвей, я их не вижу… Кого бить-то? Ай!»         — обиженно завопил Муха, пока мы крутились и вертелись, как волчки, стараясь то угадать следующий удар, то бить зеркала.      
Глаз опух, из рассеченной брови текла кровь, мешая целиться. Хотя все равно было непонятно куда. Я лупил кулаками по стенам, не обращая внимания на порезы, боль и кровь. Телекинез Ларса не сработал. Пропитанные какой-то магией стекляшки не реагировали на попытки захватить их и сбросить на пол.
Как вода сквозь пальцы, поток силы профессора просочился мимо рамок, поскреб стену и растаял в пустоте. При этом на душе стало мерзко, будто руку в мешок с личинками запустил. А от разбитых зеркал вообще фонило! Прозрачный бордовый ореол трепетал в паре сантиметрах от пола и ощутимо пованивал. Запах казался сладким, но приторным, напомнившим микстуру из детства.
 «Интересный оттенок у силы, —         задумчиво пробормотал Ларс         — Определенно, если выживешь, то потом отследить сможем…» 
— Идеи есть? Можем вытащить его наружу? — спросил я. Увернулся от нового удара, но попал в ловушку в отражении упавшего, но не разбившегося зеркала. Лодыжку пронзила острая боль от впившихся под коленку зубов. Штанина начала рваться, а по ноге потекла струйка крови. На автомате я подпрыгнул, извернулся и попытался ударить свободной ногой пустое пространство, и тут же вскрикнул от нового укуса в плечо.
Я начал бить себя по лопатке, пытаясь сорвать того, кто все глубже и глубже вгрызался в мою спину.
— Подавился что ли? Похлопать? —раздался за спиной голос Гидеона.
— Очень смешно, — прохрипел я, чувствуя, что еще пара ударов, и я просто рухну на пол. — Мелочь есть? Дробь хотя бы?
Гидеон либо сразу понял, что я хочу, либо адекватно оценил, что мое время слушать шутки закончилось, но и мелочь, и патрон с дробью у него нашлись сразу. Начав нараспев читать какую-то молитву, он подбросил в воздух надо мной горсть монет, одновременно щелкнув курком своего «Ле Ма», переводя его в режим стрельбы дробью. Монетки еще блестели в воздухе, и он выстрелил в противоположную стену. И сразу же бросился из комнаты.
— Жги, профессор! — подбитая челюсть еле повернулась, чтобы поддержать мысленный приказ.
Облако монеток замерло, задрожало, а потом, сталкиваясь и звеня, разлетелось во все стороны. Как шрапнель, кромсая стены вместе с зеркалами. Эффектно, но мало! Я вернул все обратно, заодно, с тугим усилием, выковыряв все дробинки, засевшие в штукатурке после выстрела Гидеона. Стальной рой разросся, дробинки вибрировали от силы, одолженной у профессора.
Получилась настоящая жужжащая стая бешеных пчел, которую я превратил в локальный множественный пинбол. Целиться было некогда, голова гудела от боли, поэтому я просто хлестал стальной мелочью по стенам. Рикошетил, подгонял и менял траекторию.
Остановился только тогда, когда понял, что в комнате остался всего один источник света — мой фонарь, тихонько коптивший в углу комнаты.
Покойник кучей грязного тряпья валялся посреди комнаты. Монетки не только перебили веревку, но и превратили его жутко смердящий дуршлаг из полуразложившихся органов. Дышать этим было невозможно, я пошатнулся, и едва не упал, но меня подхватил Гидеон.
— Учись силу дозировать, — пропыхтел священник и влил в меня маленький пузырек с лечебным сиропом. — И на ногах бы остался, и здесь почище бы было.
 «Вот-вот, полностью поддерживаю! —         фыркнул профессор         — Силушка-то не дармовая, между прочим. На всех не напасешься…» 
Я чуть не задохнулся от такой наглости. А ничего, что сила-то моя? Пригрел в душелове паразитов! Но, что ни говори, полезных. Когда зеркальную гопоту изведем, первым делом профилактическую беседу проведу. К деду в моторку отправлю на перевоспитание. А во-вторых, возьму за правило, всегда с собой патрон с дробью в кармане носить. Еще в великом фильме всех времен и народов «Последнем бойскауте» патрон даже без оружия работал, вот и у меня уже и со Жнецом прокатило, и теперь.
На верхнем этаже послышался грохот, будто рухнул шкаф или комод, а потом заверещала Банши.
— Подкинь еще патрон! —крикнул я Гидеону, на бегу поймал и поковылял вверх, стараясь размять раненую ногу.
Проскочив мимо зеркала на первом этаже, я попытался сделать рывок, но нога подвернулась, а я полетел кувырком. Как ни старался отвести взгляд, но даже в полете зеркало как намагниченное, так и тянуло в него заглянуть. Заметил в отражении тяжелую бронзовую люстру, рухнувшую на пол в паре сантиметрах от моей головы.
Уже не в отражении, а прямо под моими ногами затрещал пол. Доски полопались, образовав дыру в пару десятков сантиметров. Над ухом прозвучал выстрел, звон битого стекла и крик Гидеона.
— Оно взаимодействует только с тем, что мы видим в отражении! — крикнул священник, а потом треснул рукояткой револьвера по комоду, на котором лежало маленькое зеркальце. — Захар, найди Стечу и бейте все, что увидите, только не заглядывайте!
Банши продолжала визжать, разбавляя истеричные выкрики отборным матом. Я ускорился, выпуская перед собой новый рой дроби из раскуроченного патрона. Натолкнулся на лестнице на «случайно» оброненное ручное зеркальце, похожее на ракетку для пинг-понга, пнул его по касательной, стараясь не попасть в отражение, прыгнул сверху и растоптал.
Поднялся на второй этаж и, не глядя, запустил во все стороны дробь. Услышал металлический звонкий стук, словно дробинки в кастрюлю бросили, и одновременно звук разбитого зеркала. Осторожно выглянул в дверной проем, шарахнулся от двухметрового рыцаря в доспехах, помятых от дробинок, увидев за ним пустую раму с осколками.
 «Отличный доспех!         — тоном знатока прокомментировал Ларс         — Однако, а твой дед, этот дикарь, оказывается коллекционер…» 
 «Ага, а ловушка еще лучше!         — хмыкнул Муха         — Супертяжелый вес, с таким мы бы не справились…» 
Пока знатоки обменивались мнением, я уже вбежал в ближайшую комнату. Она оказалась спальней — старая кровать с продавленным дырявым матрасом и изъеденным молью балдахином, шкаф, комод и туалетный столик, конечно, же с зеркалом. С целой гармошкой из трех половинок, чтобы уж точно можно было себя разглядеть.
Комната проходная: за кроватью виднелась открытая дверь в ванную комнату, откуда и доносились крики Банши. Орала она так, будто ее там живьем съедают.
Пока крался вдоль стеночки, я опрокинул туалетный столик и для верности прыгнул на него, топча и ломая тонкую заднюю фанеру. На фоне некогда белой плитки увидел локоть блондинки, вывернутый в странной позе и дергающийся в конвульсиях. Бросился вперед, замахиваясь финкой и держа наготове свинцовый «рой».
И сначала не увидел никого, кроме блондинки, висящей в воздухе с повернутой шеей. Девушка уже не визжала, а хрипела, вздрагивала и скребла носками ботинок по полу. Одной рукой хватала себя за шею, а второй из последних сил рвала свою курточку, всю пропитанную кровью. На полу перед ней лежала тушка мертвой крысы.
Я опять не смог удержаться и заглянул в отражение. Каких-то полсекунды всего финка, сделав два оборота, летела в большое толстое зеркало. Но я успел и подхватить Банши, обняв за ноги, и разглядеть все, что с ней происходило в отражении. Шланг от душа обвился вокруг ее шеи и тянул к потолку, а на окровавленной груди, сверкая острыми клыками, копошилась толстая серая крыса.
Когда зеркало разлетелось на части, чуть не забрызгав нас осколками, Банши со вздохом выскользнула из моих рук и осела на пол.
— Убери ее от меня, — едва слышно прошептала девушка и без сил махнула рукой в направлении крысиной тушки.
— Ты как? — спросил я, заткнув ворчание Ларса, что он не создан для такой работы. Запулил трупик глубоко под чугунную ванну. Не забыть бы потом!
— Как человек, которого чуть не съела дохлая крыса, — с кривой улыбкой огрызнулась Банши. — Спасибо, сейчас оклемаюсь пару минут и пойду этого урода догонять.
— Это он?
— Ага, сука! — Банши достала эликсир и поднесла его к губам дрожащей рукой, но с каждым глотком держала руку все тверже. — Рефлектор, пробужденный фобос. Гадкая хрень. Пока в зеркале, практически неуязвим, а если последнюю привязку разбить, то материализуется.
— Во что? — уточнил я, наблюдая за тем, как у блондинки проходит бледность, и розовеют щеки.
— Как повезет, — пожала плечами и тут же поморщилась блондинка. — В одно из отражений, которое в памяти есть. Возьми-ка осколочную на всякий случай, точнее гвоздевую. Не придумала еще название, но все окна точно выбьет.
За стенкой послышались выстрелы, топот и перекличка. С первого этажа донеслось сухое: «чисто» от Захара, а со второго чуть ли не в унисон из разных комнат пришло подтверждение от Гидеона и Стечи. Остался чердак.
Убедившись, что Банши уже можно спокойно оставить одну, я вернулся к лестнице. Кивнул Гидеону и, стараясь не скрипеть и жаться поближе к стене, начал подъем. Высунулся на секундочку, поймал зеркальный блик и моментально спрятался обратно.
Прости дом, прости дед, рисковать не хочется, а ремонт все равно делать! Я сломал предохранительную печать на взрывчатке от Банши. Покачал ее в руке — увесистая! А на вид просто жестяная банка, в которой дребезжали гвозди. Не мешкая, я закатил ее на чердак. Жестянка, громыхая, прокатилась несколько метров по дощатому полу, остановилась, и я даже до трех досчитать не успел, как наверху громыхнуло так, что весь дом вздрогнул. С чердака потянуло сквозняком с запахом пороха и гари.
Я пропустил вперед Стечу, поняв, что обойти его в узком коридоре все равно не получится. Да и пулемет из запасов пинкертонов в его руках не просто так занимал половину прохода. Пошел следом, стараясь не наступать на торчащие повсюду гвозди.
Когда-то давно это была библиотека. И сейчас, в принципе, ею и оставалась —под измочаленными бомбой покрывалами угадывались силуэты двух кресел. Я мельком глянул на стеллажи с пыльными, прибитыми гвоздями к полкам книгами и покачал головой. Без красочных обложек не понять, что за книги, но, надеюсь, что ничего ценного. На полу вместе с треснувшей рамой валялись осколки разбитого зеркала.
Сквозь дыру в крыше пробивался свет. Еще где-то час, и рассветет. В воздухе летала пыль, смешиваясь с лохматыми снежинками. Может, действительно все снести и отстроить заново?
Словно в ответ на мои мысли, под окнами загудела «буханка». Первый сигнал — протяжный, грустный в духе: «ты чего, внучок задумал?», а второй и третий сыграли «всегда будь готов» на манер пионерского горна. Над ухом крякнул Стеча и отпихнул меня локтем, а за спиной Гидеон начал бубнить молитву.
Зеркальные осколки задрожали, мигнуло то самое вонючее марево, а потом серебряная субстанция — олово или ртуть, или из чего в этом мире делают зеркала? — стала отделяться от стекол и стягиваться в маленькие аккуратные капельки.
 «Это что еще за терминатор?»         — озвучил мои мысли Муха.      
— Гидеон, чем это бить? — спросил Стеча.
— Серебро должно помочь, а потом полынь. Аккуратней только, — последнее слово у священника получилось уже нараспев, плавно перейдя в набирающую обороты молитву изгнания. В голосе Гидеона прорезалась сталь, а у меня аж заныла ушибленная челюсть.
Ртутная тварь начала расти и трансформироваться. Собралась в небольшую кучку и стала принимать крысиные очертания. Но не задержалась в этом образе, стала расти дальше, принимая человеческий облик.
Молитва Гидеона ей не нравилась: тварь корежило, и в чем-то даже красивую струящуюся субстанцию постоянно ломало, выдавливая из гладких боков острые углы.
— Один, два, три… — бормотал себе под нос Стеча, меняя патроны на серебряные. — А, черт, этот не подходит…
Рефлектор собрал уже все осколки вокруг, принял образ висельника, но и на этом не остановился. Начал наращивать на себе броню, превращаясь в копию рыцарского доспеха.
— Горшочек, не вари, — велел я. Перехватил финку обратным хватом, молясь, что серебра в сплаве достаточно, размял плечи и обернулся на Стечу. — Арни, харе возиться, прикрывай давай!
Стеча что-то вопросительно буркнул, но я его уже не слушал. Рванул на резких Мухиных оборотах вперед и в сторону, намереваясь проскочить по стеллажам, отпрыгнуть от шкафа и выйти за спину рефлектору, пока он не закончил трансформацию.
Короткий разбег, прыжок, мгновение полета… Хруст дряхлого стеллажа, и полет превратился в падение. Несвободное падение, потому что рефлектор моментально перекатил ртуть из головы в левую руку, удлинил ее, и резким взмахом, впечатал меня обратно в шкаф.
Пухлые книжки смягчили удар. Я проломил полки, проломил заднюю стенку, потом что-то еще, осыпавшее меня побелкой и цементом, и уже только тогда криво сполз по стеночке, оказавшись в небольшой, явно потайной нише за стеллажом.
Под ногами хрустнула какая-то коробка, я заметил пыльную подарочную упаковку, завернутую в паутину. Даже показалось, что прочитал свое имя рядом с ленточкой и цифрой шестнадцать. Пока ерзал, пытаясь выкарабкаться, коробку засыпало щепками и бумагой из порванных книг.
Копаться в находках было некогда! Гидеон уже перешел на какой-то ультразвук, и ему вторил Стеча, только в его криках никакой благочестивостью и не пахло. Я высунул голову из-за завала, пытаясь тянуться вверх, но только глубже погружался в книжно-фанерную труху, крошившуюся под пальцами.
Забив на безуспешные попытки выбраться, я совместил Муху с профессором и силовым ударом вынес преграду, сделав себе новую дверь. Перешагнул через обломки кирпичей, доломал острые края рваной фанеры и, поднырнув под летающими в воздухе книжными листьями, бросился на спину рефлектора.
Монстр уже вплотную приблизился к Гидеону, навис над ним и, испытывая явное сопротивление, тянул лапы к его голове. Священнику было плохо, его лицо побледнело, из носа подтекал кровавый ручеек, он кренился, как против ветра, но продолжал говорить охрипшим голосом. Стеча, стоя чуть в сторонке, лупил короткими очередями в фобоса, матерясь после каждого выстрела. Пули вязли где-то внутри рефлектора, не пролетая насквозь и не причиняя ему никакого вреда, лишь слегка отталкивали от священника.
Я вложил в рывок все, что мог взять от уставшего Мухи, и до кучи докинул силушки от мэйна в удары. Запрыгнул на спину рефлектора, и начал строчить острым лезвием стальной затылок. Из трещины в голове монстра пошла волна холода, а за ней в нос ударил сладковатый приторный запах чужой силы.
Я старался не дышать и вообще отгородиться от вони и брызг непонятной бледной субстанции. Представил себя барменом, дробящим лед в ведерке. Сплав в финке работал на ура: края ран шипели и плавились. Монстр рухнул на пол, а я все никак не мог остановиться, опасаясь, что будут еще какие-то фокусы.
 «Матвей, харе! Умерла, так умерла…» —         Муха опять вытащил что-то из памяти, не учитывая контекст.      
Я остановился, только увидев перед глазами огонек зажигалки Гидеона. Он просипел что-то неразборчивое, держась свободной рукой за горло, и кивнул мне отойти.
Огневик вспыхнул и перекинулся на серую массу, потерявшую и цвет, и форму.
— Вы что творите, ироды? Дом, что ли, спалить задумали? — На лестнице появился запыхавшийся Захар. — Я вам дам снести и новый построить! Не дождетесь! Я Гордею обещал, что здесь еще его правнуки будут внуков нянчить!
— Захар, мы аккуратно, — виновато сказал я. Притоптал огонек, перекинувшийся на ближайшую книгу, и отпихнул еще несколько в дальний угол комнаты. — Пойдем, покажу. Я тут тайник нашел какой-то.



Глава 14

Я сидел в «буханке», купаясь в энергии деда. Эмоции старика успокаивали и восстанавливали не хуже какой-нибудь фантастической медицинской капсулы. Укус на ноге уже затянулся, опухоль на лице спала, синяки пожелтели.
Никто из наших не пострадал. Полиция приехала, увидела Орденские жетоны и, бегло осмотрев все на момент пострадавших «гражданских», также быстро и уехала. Потом появился охотник из Московского отделения, деловито понюхал воздух, лениво просканировал дом и, напомнив о сроках постановки на учёт, свалил, предварительно записав наши данные.
Стеча, как единственный почти-москвич, тоже умотал искать нам гостиницу, ибо желающих ночевать в разрушенном доме не оказалось. Даже Захар хоть и скривился, но спорить не стал и выдал здоровяку немного денег. Сейчас они с Гидеоном повторно проверяли дом и оценивали повреждения.
Банши посапывала в кузове. Она первая смекнула, что лучше спального места пока что не найти, закинулась обезболивающим и, сославшись на стресс, ушла отдыхать.
Я тихонько расположился в кабине на пассажирском сиденье. Откинулся и, глядя в окно, встречал рассвет. На коленях у меня лежала коробка размером с обувную.
        Пыль я уже стряхнул, бантик сорвал, но открывать не торопился. Прочитал выцветшие чернила на пожелтевшей открытке. Коротко и ясно, в лучших традициях Гордея:         «Моему внуку, будущему охотнику Ордена, на шестнадцатилетие»        .      
В предвкушении, как те мальчишки, к которым на день рождения приезжает дедушка из другого города и привозит нечто особенное, я не торопился. Хотелось помечтать. Представить, как я мог бы получить этот подарок в кругу семьи. Как нетерпеливо, под смех родителей, рвал бы упаковку. Как на меня косился бы дед, ожидая мою реакцию.
Даже фобосы притихли, взяв на себя роль тех самых зрителей, ждущих мою реакцию. Правда, с терпением у них было не очень.
 «Матвей, рви ее уже, запарил»,         — как бы без эмоций и с легким насвистыванием поддел меня Муха.      
 «Ой, будто этот дикарь мог что-то интересное приготовить,         — фыркнул Ларс.         — Сколько оно здесь пролежало? Лет двадцать? Еще пара часов роли не сыграет…» 
Я достал финку, подрезал бумагу и аккуратно провел по периметру, срезая верхнюю часть. Внутри оказалась деревянная коробка с треснутой крышкой от моего падения. М-да, аккуратничать смысла больше не было. Я разорвал остатки упаковки, освободил красивый лакированный футляр и, повернув защелку, откинул крышку.
Еще одна бумажка. Смесь рекламного талона с гарантийным и инструкции в довесок на десяток листов, а в углублении под ними лежал револьвер.
Темная сталь с гравировкой в виде крестов и церковных символов и надписью на стволе: FIAT JUSTITIA, RUAT CAELUM.
 «Да свершится справедливость, даже если небеса упадут…»         — профессор озвучил перевод, пока я водил по надписи пальцем.      
Я достал револьвер. Чувствовалось, что крепкий и пробивной, но при этом не зверски тяжелый. Абсолютно новый, но пропитанный силой. Металл по цвету напоминал лезвие финки, только чуть темнее. Скорее всего, серебро здесь было излишним. С другой стороны тоже была гравировка: «SW Russian special», а на ухватистой рукоятке красовались мои инициалы.
Внизу перед барабаном был шарнир, позволяющий переломить пистолет пополам. По идее, ствол с барабаном должен был откидываться вниз, чтобы перезаряжать было удобнее и, главное, быстрее. Еще не привычной, но вполне удобной оказалась дополнительная вставка в торце рукояти.
Курка не было, что очень даже подходило под мои потребности. Что небольшое, но убойное нужно было носить скрытно. А то оказалось, что без специального разрешения или направления на заказ ходить по городу с дробовиками и пулеметами запрещено даже Орденским охотникам.
        Только как это сделать, я с ходу не разобрался и полез в инструкцию. Где на первой странице крупным шрифтом пропечатали ключевые детали:         «Новинка! Револьвер Смит-Вессон, тройного действия, специально доработанный на Императорском Тульском оружейном заводе по заказу Гордея Гордеева. Список характеристик и эскиз гравировки предоставлен заказчиком. Все работы произведены согласно заказу, в полном объеме и обозначенный срок». 
Дополнительно лежала рекламка производителя и куча разных спецификаций по патронам, которые способен выдержать ствол. Список был большой, про некоторые виды усиленных пуль я читал впервые. Заканчивалась реклама сногсшибательным заявлением, что даже обычный патрон способен пробить четыре дюймовые дубовые доски с расстояния в двадцать шагов.
 «Спасибо, деда! Угадал, я о таком все время мечтал!» —
подумал         я и погладил приборную панель, чувствуя, как по «буханке» пошла вибрация, будто кот замурлыкал.      
И ведь не соврал. Не прям уж мечтал, но с подобной пушкой все время в одной игре бегал. Название у него там было другое, похожее, но другой и припиской: Задира. Плюс там был курок и специальная шпора снизу под средний палец.
Но этот мне даже больше нравился. Потому что мой. Потому что от деда. Но назову его Задирой в память о прошлой жизни.
 «Так это в твоей голове ненастоящие воспоминания? Это игры какие-то? —         Ларс среагировал на образы, про которые я вспомнил.         — Однако… То-то я удивлялся, что молодой такой, а опытный. А оказывается вот оно что… Тьфу, жулье!» 
 «Не гунди, старый! Он крутой, а ты просто позже к нам присоединился, —         заступился за меня Муха         — Матвей, вспомни что-нибудь, покажи ему, а? Жнеца, например. Или как мы в бане жару поддали?» 
 «Покорнейше прошу избавить меня от картин того, что вы делали в бане»,         — испуганно запротестовал Ларс.      
 «Да, ты не так меня понял! Мы там троих так разделали!» 
К дому подъехала шестиместная моторка с логотипом ТАП на дверце и на фуражке у незнакомого водителя. Из двери вылез Стеча, стал спорить с шофером, что время вполне себе подходящее, чтобы посигналить. В споре проиграл, махнул рукой, и заложив в рот два пальца, трижды свистнул. В ответ сработал клаксон «буханки» и по новой залаяли только-только успокоившийся соседские собаки. В кузове дернулась Баньши и с проклятием озвучила то, что про нас думали соседи.
Ой, чувствую, не поладим мы с местными! Представляю, сколько яда на нас вылилось бы за эту ночь, существуй в этом мире домовые чатики. Что-то мне подсказывало, что мы теперь надолго станем объектом тихой (ибо лично предъявить народ опасался) коллективной ненависти. И покупка амулета от сглаза будет не лишней, а то ведь порой «милые» соседи могут оказаться хуже злобного деймоса.
Дважды звать никого не пришлось. Уставшие и помятые, мы все единодушно мечтали только об одном: прилечь где-нибудь в теплом и сухом углу. Так что через сорок минут я уже спал, слушая сквозь сон жалобы на Стечу за выбор, а потом на Захара за жадность и выделенный бюджет.
Либо цены в городе были заоблачные, либо совсем уж копейки управляющий выделил, но каждому действительно достался только маленький уголок в небольшой комнатке. Шумный, уже проснувшийся доходный дом встретил нас адским букетом запахов, нервными громкими разговорами за тонкими стенками и реально пугающей лестницей в темноте. У меня сложилось четкое ощущение, будто мы очередной разрыв идем закрывать, а не на ночевку.
Но стоило подбросить несколько поленьев в чугунную буржуйку, а голове коснуться фуфайки, которую я скрутил в роли подушки, — и мне стало пофиг на все. И так хорошо.
— Не умеете вы ценить простые радости жизни, — донесся голос Захара. — Но не надо на меня так смотреть! Завтра найдем жилье получше, раз вы такие неженки.
— Уже сегодня, — поправил его Гидеон. — Сразу, как вернемся из Ордена. Здесь не Белый Яр. Тянуть, особенно с нашим мнемоником, не стоит.
Сходить в Орден — дело нужное, но еще нужно починить огневик, прикупить патронов, проведать месье де Фуа, попытать его на тему дневника, еще можно разыскать журналиста, написавшего материал про гибель отца.
Каким-то образом нужно проверить подозреваемых: Арсеньевы, Исаевы, Львовы, Медниковы. Как это сделать, я пока не придумал, но теперь, с учетом следа чужой силы от рефлектора, можно будет сравнительные тесты делать. В том, что нас пытались убить все те же люди, которые подставили отца, я не сомневался.
Сомневался только в том, что Исаев враг. И аура у него совсем другая, не как слеза младенца, конечно, но следов «скверны» я в ней ни разу не замечал. Да и нравился он мне — нормальный мужик, хороший союзник.
* * *
Проснулся я от шума в соседней квартире. А может, угол у меня был совсем неудачный: с одной стороны плакал ребенок, с другой шумел какой-то мужик, вернувшийся с ночной смены. Как я понял, он пытался согнать кого-то со своей койки.
Почти все чоповцы еще спали. Гидеон тихонечко похрапывал, лежа в обнимку с пустой бутылкой, которую они перед сном раздавили со Стечей, типа за приезд. Банши вздрагивала и ворочалась. Наверное, в очередной раз пересматривала крысиные кошмары. Захар, как невинное дитя или человек с кристально чистой совестью, блаженно сопел с улыбкой на лице. Только здоровяк уже проснулся. Он стоял в центре комнаты и разминался в ритме «три-четыре, руки шире».
Я подошел к Гидеону и потряс его за плечо, отмахнувшись от перегара, шибанувшего в нос. Ясно, абонент вне зоны досягаемости.
— Стеча, у тебя какие планы? — спросил я и выглянул в окно, перегородив здоровяку солнечные лучи. — Похоже, раньше обеда мы в Орден не попадем.
— Думал с Олесей встретиться, но могу переиграть.
— Это с дочкой купца-ювелира, что ли? Серьезно у вас?
— Ага, — улыбнулся Стеча и понизил голос, оглянувшись на спящую Банши. — Не знаю пока, может, что и получится. А ты чего хотел-то?
— Огневик бы починить. Смотаемся до мастерской? Только мне нужно ее сначала найти. Ювелир Шварцень-брюнькер-как-то-там. Вдруг он здесь фигура популярная?
— Знаю такого, только он Шварц фон Бринкен, — усмехнулся здоровяк, подхватил куртку и начал одеваться. — Погнали, здесь недалеко.
Ну я почти так и сказал, чуть-чуть только ошибся! Быстро накатав записку на обрывке старой газеты и оставив ее на столе, я оделся, прихватил заначку — запас хоросана, который как-то добыл из разрыва, — и догнал Стечу.
— Слушай, а кто такой Арни? Ну, тот, чьим именем ты меня назвал? — спросил здоровяк, когда мы грузились в таксомотор.
— Можно сказать, друг детства. Извини, просто ассоциации всплыли.
— Бывает, а он как? Крутой?
— Ага, практически самый-самый.
 «Слышь, Матвей! Я тут подумал, зови меня Рокки, а то Муха — это как-то несолидно… Я и веса поднабрал уже, —         пришла мыслеформа от боксера.         — Профессор, а ты не хочешь себе крутое прозвище?» 
 «Не вмешивайте меня в эти глупости, —         фыркнул Ларс, а потом понизил голос.         — Я добрался до странного места в памяти с тремя крестами, заваленными набок. Очень интересные там образы… И вообще, не отвлекайте, история про горничную, прямо как у меня когда-то было…» 
 «Так, хватит там шастать! Моя память — это не поле чудес с черным ящиком! Но, для протокола, все, что вы найдете в моей памяти, — все херня. Не было такого. Интернет, кино и спецэффекты!»         — предупредил я. Вспотел аж, пытаясь понять, что могло в голове сформироваться в папочку «ХХХ». Подумал-подумал и мысленно махнул рукой — все такие. Да и в любом случае ничего, выходящего за рамки законодательства прошлого мира, там никогда не было.      
* * *
Шварц фон Бринкен оказался довольно приятным старичком с, вероятно, самыми крупными и крепкими руками, которые я когда-либо видел. При первом взгляде на него возникло только две мысли: «Как можно с такими сардельками быть ювелиром?» и «Неужели в этом мире существуют гномы?»
Вторая мысль, правда появилась только тогда, когда широкоплечий гигант, встречавший нас за прилавком, услышал мое имя, и, спрыгнув не иначе как с табуретки, прибежал и сцапал меня в объятиях где-то в районе поясницы.
Дед оказался чрезвычайно говорливым и сентиментальным. Соболезновал утрате, вспоминал Гордея и все связанные с ним истории. Только минут через тридцать, закончив свою речь пылкими заверениями, что друг Гордея — его друг, а внук Гордея — его внук, он поинтересовался, с чем мы пожаловали.
 «Я надеюсь, это фигуральное выражение было про родственные связи? —         уточнил Ларс и хихикнул         — Матвей, мне казалось, что мы про тебя уже все знаем…» 
 «Ну какой он родственник? Ты кулачищи видел? А теперь на наши посмотри…»         — я почувствовал импульс, попытавшийся поднести ладони к лицу, но жестко пресек свободу фобосов, мысленно ударив по рукам.      
— Господин Бринкен, — начал я и выложил на прилавок душелов, хоть и по другому вопросу пришел. — Есть что-нибудь такое, чтобы фобосы внутри затыкались почаще?
— Хм, — гном достал очки в толстой оправе, надел на нос и посмотрел на фляжку. — Узнаю свою работу. Заткнуть фобосов просто — подлейте туда водки, буквально на пару пальцев. Только хорошей. Перманентное хмурое похмелье им обеспечено.
Волнами прошли эмоции Мухи с Ларсом: сначала затаились, потом облегченно выдохнули, а в конце напряглись. Ларс порывался что-то сказать, но Муха подавил его легкой, но резкой ментальной затрещиной и приложил палец ко рту. Я невольно улыбнулся.
— Не смейтесь, метод, пусть народный, но рабочий. — Шварц покрутил душелов в руках, провел пальцем по шву. — Я тогда сделал все, что смог. Но потом долго думал и, знаете, нашел способ, как сделать еще лучше. Прежних свойств, конечно, все равно не вернуть, но чутка еще расширить вместимость можно.
— Супер! Я на все согласен, возьмите мои деньги! — вырвался старый мемчик. — Сколько?
— Зависит от материалов, есть разные виды…
— А у меня с собой! Это подойдет? — я перебил гнома и вывалил на стол горстку красного железа.
— Интересно, очень интересно… — задумчиво пробормотал Шварц, взвесив комочки в своем «ковшике». — Не думал о таком варианте, но почему нет? Мне немного надо, еще и останется.
— А мне еще вот это надо починить, — осмелел я и положил на прилавок огневик, — Работаете с такими повреждениями?
Теперь Шварц завис на подольше. Крутил, вертел, скреб, ковырял ногтем, понюхал, лизнул даже. Все время бубнил что-то ворчливо себе под нос про молодое поколение, которое не умеет ценить прекрасные вещи.
— Попробовать можно! — Легкое движение рукой — и с прилавка разом все исчезло: душелов, огневик и все кусочки железа. — Приходи через пару дней.
— Прекрасно! А что по деньгам? — вздохнул я, представляя, как придется бодаться с Захаром, но Шварц меня удивил.
— Давайте следующим образом поступим: я заберу весь хорасан. Давно хотел с ним поработать. Все починю, а то, что останется, заберу себе. По рукам?
— По рукам, — кивнул я, чувствуя, как надулся Ларс, чтобы высказаться про лохов и мамонтов, но сдержался.
Шварц выдал мне на время подменный душелов, похожий на литровый кувшин с крышкой и обрезанным носиком. Медный, с двойными стенками кофейник ни в какой карман не влез, но хотя бы была ручка. Фобосы покорно перебрались в новую жилплощадь, и только когда я захлопнул крышку, начали бурчать так, что кофейник завибрировал.
Мы вышли на улицу, перехватили румяную девушку, продававшую калачи, и, прикупив парочку, устроились на лавке в маленьком скверике возле мастерской.
Погода ясная, солнышко слегка припекает, чувствуется, что весна уже подкрадывается. Тихонько на цыпочках, будто опасаясь, что налетят морозы и отгонят еще на месяцок.
Но сейчас было хорошо.
— Объедение, — причмокивая, пробурчал Стеча. — Домой? Или еще куда-то?
— А редакция «Столичного вестника» далеко?
— Так-с… — Стеча покрутил головой, по ходу отвлекся на продавщицу калачей, махнул ей рукой. — Соседний квартал, минут двадцать пешком. А нам туда зачем?
— Репортера расспросить, который про смерть родителей писал, — ответил я и перехватил калач, который продавщица протянула Стече.
— Понял. Имя знаешь?
— По дороге вспомню.
 «Эй, тунеядцы, будущие алкоголики, кто помнит, как журналиста звали из „Столичного вестника“, который статью написал про предательство Ордена?»         — попытался я растормошить притихших фобосов. Должна же быть польза от того, что они беспрепятственно копаются в моей памяти.      
 «Рихтер, а инициалы не помню, вроде бы Д»,         — нехотя ответил профессор.      
В редакцию мы попали без проблем. Она располагалась в высоком трехэтажном здании, куда постоянно вбегали молодые взъерошенные ловцы сенсаций, а обратно выбегали пацаны-разносчики газет, начинавшие выкрикивать новости и призывать купить газету практически с порога.
Уже в холле нас остановил охранник и лениво, будто по сто раз в день так делает, обрисовал нам, куда надо идти, если мы хотим рассказать о происшествии, сколько будет стоить разместить объявление и что делать, если мы ищем работу. Когда понял, что мы из Ордена, перестал предлагать варианты и наконец спросил, что нам надо.
Я постарался включить все свое обаяние, пряча медный кофейник за спиной.
— Милейший, нам бы переговорить с господином Рихтером.
— Не знаю таких, — пожал плечами охранник, — Но можете дать объявление, вам вон в то окошко.
— Подожди, любезнейший, может, раньше он здесь работал? — задумался я. Лет двадцать-то уже прошло. — Я статью читал, там прямо подпись Рихтер, имя только не знаю.
— Ну так-то есть у нас Рихтер, только не он, а она — Дарьяна. Много лет уже работает, одна из лучших. Колонку ведет об орденских делах.
— О! Она! Можем с ней поговорить?
— Нет ее, — снова пожал плечами охранник, а потом посмотрел на часы. — Как уехала с вашими по горячим следам материал делать, так и не возвращалась. Она с отрядом Факельщиков на Хитровку собиралась. Вы в Ордене спросите, а то второй день уже ждем, может, случилось чего?



Глава 15

В московский офис Ордена мы попали только на следующее утро. Сначала мы сменили жилье: возымел нужное действие коллективный бойкот Захара. Банши озвучила предложение, раз ему так нравится, то он может оставаться здесь и дальше, и старик сдался. Мы перебрались поближе к центру, на довольно тихую улочку, зато в пешей доступности от Ордена.
Сняли трехкомнатную квартиру на четвертом этаже доходного дома: чтобы и с улицы не пахло, но и не очень дорого при этом. Еще смотрели на то, кто соседи: наши оказались приличными семейными людьми из мелких чиновников, а не гуляющая молодежь.
Дом с привратником, чистой парадной лестницей, водопроводом, центральным отоплением и электричеством. Правда, обещание владельца: «Ночью светло, как днем» в реальности обернулось одной лампочкой в гостиной, по моим прикидкам, ватт на сорок. А вода в кране пахла тиной и текла, похоже, прямо из Москвы-реки. Вместо унитаза и биде гостям предлагался горшок с кувшином, а содержимое приходилось выкидывать на лестнице в трубу, напоминающую мусоропровод. И попахивающую соответственно. Куда все это сваливалось, мне даже думать не хотелось. Но именно из-за этого высота этажа считалась преимуществом.
На мое тихое и очень аккуратное замечание, что могло бы быть и получше, Стеча — знаток столицы — авторитетно заявил, что лучше не бывает.
Гостиную мы превратили во временный склад и оружейно-столярно-ткацкую мастерскую — почистить, подремонтировать, зашить и получить все прочие радости «комбината бытового обслуживания» с его бессменным директором — Захаром.
Ночевал «директор» там же, где работал. Гидеон занял кухню, планируя собрать там мини-бар, спальню отдали Банши, а мы со Стечей заняли не то детскую, не то комнату прислуги.
После того как разместились, Гидеон отправил всех в городскую баню, а меня еще и в магазин готового платья. Сказал, что в таком виде, как мы сейчас, в Ордене появляться нельзя. Не поймут. Захар скрипел, рука дрожала, но деньги выдал. Еще подкинул мне на патроны для Задиры, а после этого лавочку прикрыл. И взял с нас обещание, что первый гонорар мы целиком отдадим на ремонт дома.
* * *
        Орден внушал уважение. Не Москва-Сити, конечно, с его сотней этажей. Здесь их было всего три, но зато таких, что любая филармония обзавидуется. В том мире таких зданий в Москве не было. Здание Ордена выглядело как этакий готический пришелец из европейского средневековья: арки, круги, огромные витражи со сценами жизни Ордена и две башни по бокам, с которых можно было увидеть большую часть города. К трехметровым дверям вела широкая каменная лестница, где спокойно могли пройти строем десять человек, а охраняло их сразу четверо вояк в черных шинелях. А над ними выбитая в мраморе табличка: «         Российский Императорский Орден борьбы с нечистью и прочей тварью». 
— Не будем заставлять деймосов ждать, — улыбнулся я, потер замерзшие ладошки и направился к первой ступеньке. — А то ведь и фобосы сами себя не изгонят, и Факельщики не найдутся!
— Малой, ты это куда? — одернул меня Гидеон.
— Куда-куда? В Орден, на учет вставать, — пожал плечами я. — Сам же сказал, что нужно.
— Нужно, да, — кивнул Гидеон и показал пальцем на соседнее здание, торчащее из-за угла. — Только нам туда.
Я проследил за его пальцем и нахмурился. Тоже три этажа, но для обычных людей, а не магов-гигантов. На первом этаже решетки на окнах, а выше и вовсе узкие бойницы. Производит впечатление тюряги какая-то или налоговой — смотришь, и на душе больно становится. Никакой тебе красной дорожки на мраморной лестнице, просто доски в луже раскисшего снега лежат, чтобы посетители ноги не замочили. Еще и очередь из побитых жизнью бородатых мужиков с обветренными лицами.
— Гидеон, грешно так приезжих разыгрывать, — укоризненно сказал я, мотнул головой и продолжил путь к ступенькам.
— Да стой ты! — крикнул священник и с виноватой улыбкой махнул рукой воякам, пристально посмотревшим в нашу сторону. — Я бы и рад пошутить, но нет. Это здание, как бы это сказать, для высшей лиги. Для отрядов из первой сотни рейтинга. А нам, простым работягам, туды.
— А на каком мы сейчас месте? — нахмурился я. Пробежал взглядом по чоповцам, пытаясь по выражению лиц заметить признаки подставы и сговора. — За карьер и за поезд нам же прилично должны были надбавить?
— Да, и добавили, — снова кивнул Гидеон, — но это там, в Томской губернии, мы герои, а здесь мы пока вне рейтинга. Считай, опять рекруты.
— Хрень какая-то, — расстроился я. Понапридумывают же всякие лиги, дивизионы, федерации, квалификации! Еще, небось, и товарищеские матчи проводят.
— Матвей, не парься, — зевнула Банши, — мы сейчас, наоборот, в выигрышном положении.
— Рекрутов-ноунеймов?
— Второе слово чудное, конечно, но с нуля проще стартовать, чтобы заявить о себе, а если в турнире будем участвовать, — блондинка вопросительно посмотрела на Гидеона, сверяясь с планами, но он скорчил гримасу неуверенности и пожал плечами, — то и конкуренция сильно ниже.
— Ладно, пошли уже, — вздохнул я и повернул в сторону обшарпанного особняка, — Открытием года становиться будем!
Внутри было непривычно, но узнаваемо. Будто отделения здесь по франшизе строили. Такой же вокзально-букмекерский дух, как и в Белом Яре. Зал с ресепшеном, зал с доской объявлений, зал с кассами сдачи трофеев в обмен на награды. Все одинаковое, но в большем количестве — досок здесь было три, окошек с сотрудниками так вообще десяток.
Нашелся и зал для отдыха с небольшим буфетом — чай, калачи и никакого алкоголя. Это печальное обстоятельство сильно раздосадовало Гидеона, а точнее, стало последней каплей, переполнившей и без того неустойчивую чашу его похмельного терпения. Отдельно сидели наемники. Похоже, какая-то низшая лига. Захар таких даже на черновые работы по ремонту дома не взял бы. Трое спали на лавках, а еще двое рубились в карты, косясь на стойку с табличкой «НАЕМ». Я обратил внимание, что рядом с табличкой лежала стопка толстых печатных каталогов.
Будь ты хоть в другом мире, хоть в тридевятом царстве, бюрократы никогда не меняются. Но если в Белом Яре священнику подавала лапу каждая дворняжка, то здесь нам все пришлось делать в порядке общей очереди. То есть выбирать между пустыми окошками и закрытыми с табличкой: «Перерыв пять минут». Ну или вставать в очередь из десятка таких же бедолаг, как мы.
Ситуация изменилась, когда, устав ждать, Захар ловко подцепил крюком пробегающего мимо работника и, прервав возмущения, сунул ему под нос рекомендательное письмо с крупной печатью дома Исаевых.
И после этого закрутилось: открылось дополнительное окошко, из которого высунулся заспанный работник. Одаренным он, похоже, не был. В отличие от ветерана Трофима в Белом Яре здесь перед нами предстала типовая офисная крыса с зализанной набок блестящей челкой.
Гидеон с Захаром многозначительно переглянулись. У нас на Арбате так узбеки переглядывались, когда клиента обрабатывать собирались. Гидеон хрустнул костяшками пальцев, Захар потянул шею. Размявшись, они пошли обрабатывать менеджера.
— Любезный, мы здесь исключительно по просьбе графа Исаева…
— Мне кажется, он именно про вас рассказывал, а вы, часом, не родственник? Очень похожи, тот же волевой подбородок.
— Вам, наверное, скучно здесь? Эх, такой охотник пропадает…
И все в таком духе. Очень странно было смотреть, как эти двое спелись. А еще немного завидно. Менеджер уже плыл где-то на волнах благодарности, влюбленности и желания помочь таким добрым и внимательным посетителям.
— Банши, это что такое происходит?
— Не мешай, дедули пытаются цену сбить. В Москве взнос конский, а нас пятеро, плюс мнемоник по особой программе контроля идет, — ответила блондинка и потянула меня за рукав. — Но можно и проскочить, пошли пока в буфет. А то я все время вздрагиваю, когда у Стечи в животе бурчит. Такое чувство, будто оттуда сейчас деймос выскочит.
— Отвали, у меня повышенный аппетит после поезда, будто краник какой-то открылся. Говорят, это сила растет, — Стеча прищурился и посмотрел на Банши, оценивая, сколько в ней мяса. Не удовлетворился и пошел в сторону буфета.
— Догоню. Факельщиков попробую найти пока.
Я прошел в большой зал, где перед досками с заказами стояло несколько пацанов-курьеров, парочка барыг и совсем чуть-чуть охотников. Народу было мало даже по меркам Белого Яра, и не сказать, чтобы заказов не было. В количестве информационных щитов явно была какая-то логика, но понять я ее не мог и обратился с вопросом к одному из курьеров, поглядывающего на клерков, сидящих за телефонными аппаратами.
— Дружище, можешь подсказать, что тут где? — улыбнулся я, всем своим видом выдавая деревенское воспитание и почтение к собеседнику.
— Заказы тут берут, — отмахнулся парень. Впрочем, он либо уже успел заскучать, либо узнал во мне недавнего себя и начал объяснять: — Знаки-то хоть читать умеешь?
Левая доска — стандартные заказы. Открылся разрыв, из него полезли твари, их надо изгнать, разрыв закрыть. Сейчас таких было всего три. Я оценил написанные красивым размашистым почерком буквы в кодировке Ордена, только язык был английский, вероятно, для гостей столицы.

 «Заречная / 6h / GB / D2×2 / 700» 
 «Собачий переулок / 4h / GG / D1хXX / 150» 
 «Квасная площадь / 2h / GR / F5×1 / 1800» 

— Хотя, знаешь, можно и напомнить, — почесал подбородок я, пытаясь включить мысленный «Гугл»-переводчик, даже Ларса дернул, но ответа не получил. Двойное «джи» в прошлой жизни означало хорошую игру, но здесь это было бы слишком саркастично. Про гигабайты вообще говорить не стоит.
Донельзя гордый собой парень улыбнулся, расправил плечи и начал объяснять. Но уже после первой подсказки, что разрыв — это «gap», а вторая буква означает сложность, которая определяется по цвету, все встало на свои места.
Собачий переулок расшифровывался, как слабенький (зеленый разрыв), с деймосами начального уровня, но в неизвестном (и явно массовом) количестве.
— А что денег так мало за Собачий?
— Да ну его! — заржал парень. — Никакой он не Собачий, название одно, а так-то он Крысиный. Толпами лезут, народ чистить не успевает. Бывало, закроют мужики разрыв, за наградой приезжают, а тута уже новый заказ висит.
— То есть все-таки берут этот заказ, отчего сейчас висит?
— Так это, его только Васькина шобла берет! Ток они дрыхнут еще после попойки. Совет тебе, кстати, не связывайся с ними. Гнилые они, и слушок ходит, что у «Прайда» шестерят.
— Ясненько, — кивнул я. Если замешан «Прайд», то, наоборот, надо познакомиться, но попозже. — А на Квасной что? Ценник добрый же, почти два косаря.
— Там торговцы доплачивают просто. Ты совсем, что ли, деревня? Там же квас варят лучший во всем мире. Но что-то перебродило там у них, и вылез фобос. Говорят, жесткий.
— А чего не берет никто?
— Ссыкуют, здесь же шушера одна сейчас.
Парень огляделся, понизил голос, чтобы его не услышали, и добавил:
— Там отряд Фантома нужен хотя бы. Ну или Зверобои.
— А они где? — уточнил я. Вроде бы и открыт парень к диалогу, а все равно будто щипцами из него тащить все приходится.
— Так на заказе! — он шумно выдохнул и покачал головой. — Не слышал, что ли? Ночью дамбу прорвало в Слободе, а там утопцев, как раков. Под камнем, видать, каким-то копились. Там вообще все сейчас, ну, кроме этих, — и паренек еще раз обвел зал рукой.
— А высшая лига не участвует?
— Скажешь тоже! Там награда от пяти кусков, за меньшее они даже портки не снимут, — он мечтательно вздохнул. — Нам немного осталось, еще года два, и я среди этой шоблы куковать больше не буду.
— Не, ну че? Недолго, в принципе, — подбодрил я. Похлопал парня по плечу и улыбнулся, хотя информация про столь медленный карьерный лифт меня напрягла. — Все у тебя будет!
— Спасибо.
Тут паренек отвлекся на клерка, спешившего к стремянке, чтобы забраться к вершине средней доски. Глянул на меня и предупредил:
— Обожди, может, что интересное.
— А там что?
— Тварюги всякие, которые без разрыва появляются, — стал загибать пальцы орн, — порчу если навели, замуровали насмерть, разборки бандитские с братскими могилами и прочая хрень, которая темную энергию подпитывает. Ведьмы опять же, колдуны без лицензии.
— Слушай, а Фонарщиков не видел? Они тоже на дамбе?
Он почесал лоб и нахмурился.
— Не-е, не видел. Они раньше ушли. Верно говорю, уж пару дней как не было. Ты на доске посмотри: там справа то, что сейчас в работе.
Правая доска действительно была шире, и помимо кодового описания заказа рядом стояла приписка с названием отряда, а столбик со временем перенесли в конец. Читался этот столбик почти везде плохо: либо писали по мокрым разводам от тряпки, либо разводили грязь по смазанному ладонью мелу.
        Факельщики нашлись на пятой строчке:         «Хитровка / W / 1500 / 1h». 
— Слушай, а это ведьма, что ли?
— Ага, а ты разве не знал, почему они Факельщики? Сжигать пошли, но, видать, не задалось что-то. Щас обнулят заказ, и опять никто не возьмется. Тут тоже Фантомы нужны или Пророк. Кстати, а ставку не хочешь сделать?
— На что и кого?
— Ясень пень, на дамбу! Ну, то есть, на того, кто там разрыв закроет.
— И какие ставки?
— На Зверобоя в основном, но я на Фантомов буду ставить, я сам из них, — сказал парень, приподнял воротник и продемонстрировал брошку в форме расплавленной оловянной лепешки с глазками. Я хмыкнул. Изображение напомнило пришельца с узкой челюстью и широким лбом. — Еще китайцы могут проявиться, они че-то приподнялись в последнее время. Но на Фантомов верняк!
Как раз в этот момент подошел клерк со стремянкой и, стерев везде время, написал новые. По сути, уменьшил таймер на один час. На автомате начертил нолик рядом с заказом Факельщиков.
После чего клерк завис, дернул плечами, похлопал себя по карманам и, не найдя тряпку, вздохнул так, что даже до нас долетел запах его завтрака. После этого стер всю надпись рукавом. Переставил стремянку и повторил заказ на средней доске с пометкой, что он повторный и с увеличенным гонораром.
Я услышал за спиной знакомые голоса и обернулся на Гидеона с Захаром. Рядом с ними шел прилизанный клерк, покрасневший и потный. Сейчас они никак не выглядели лучшими друзьями.
— Уверены, что не будете подавать заявку на турнир?
Клерк остановился и, скривив губы, уставился на Захара. С тем же успехом он мог бы на стальную плиту смотреть.
— Это грабеж, а не турнир! — раздраженно ответил управляющий. — Вы цены эти с потолка берете? Что, есть такие дурачки, которые десять тысяч только за участие платят?
— Конечно! — Клерк закашлялся от удивления и провел рукой по залу, но вовремя остановился, поняв, что людей-то и нет.
— Может, хотя бы одиночные заявки есть?
— Нет, — устало ответил менеджер: явно это уже по кругу пошло. — Турнир для отрядов, от пяти человек. Если вам не хватает участников, вы можете кого-нибудь нанять — это не запрещается.
— По правилам мы проходим, — потряс крюком перед менеджером Захар. — Но, может, хоть частично снизить цену можно, а?
— Послушайте, я снизил взнос, я зарегистрировал мнемоника по упрощенной программе, я даже доступ к оружейной вам сделал с хорошими ценами. Что вам еще надо? Не хотите на турнир — ваше дело. Вступительный взнос не нравится — так не я их придумал. Не хотите попасть на торжественную церемонию в Орден к высшей лиге, а потом и на главный бал года — и не надо. Откуда вы вообще беретесь такие, а? А с виду еще приличные люди. Всё, по турниру думайте до завтра, потом лавочка закроется! А сейчас выбирайте заказ, я приставлю к вам проверяющего, и, если все пройдет хорошо, станете действующими членами столичного отделения.
— Кажется, перегнули, — кашлянул в кулак Гидеон, а потом уже громче спросил у клерка: — Уважаемый, что порекомендуете?
— Берите Собачий переулок, — немного подумав и поглазев на доски, ответил клерк. — Для новичков, которые, хм, частично проходят по правилам, в самый раз будет.
— Хм, там же крысы, да? — Гидеон задумался, покосился на Банши, которая не слышала разговор, а только-только выходила из буфета, и улыбнулся. — А-а-а-а, давай…
— Да-да-да, только мы выбираем Хитровку.



Глава 16

Встречу с проверяющим назначили сразу на Хитровской площади, но через три часа — под этот заказ должны были выделить, как выразился клерк, специально обученного человека. Поэтому было время и зайти за патронами, и сгонять домой за снаряжением, подкрепиться и прогуляться.
Мы вышли из отделения «второй лиги» и остановились у главного здания. Красивое, зараза! И величие, и мощь, и сила — постройка чуть ли не вибрировала, каждый камешек и стеклышко годами впитывали в себя мощь сильнейших одаренных. Даже приближение весны чувствовалось ярче, будто сила добавляла парочку градусов в окружающую температуру.
— Матвей, чувствуешь?
— Весну? — Я поймал на лицо лучик солнца, отскочивший от витражей, зажмурился и раскинул руки. — М-м-м…
— Тьфу, ты! Ауру проверь, — оборвала мою медитацию Банши. — Здесь скверна, такой же след, как в зеркалах.
Я переключил зрение, и первое, что я увидел, вызвало нечто похожее на кислотные галлюцинации. Разноцветные вихри толстыми жгутами закручивались в радужный фонтан. Метрах в двадцати над самой высокой точкой здания они рассыпались брызгами, опадали и, не достигая земли, втягивались обратно. И все это буйство цвета находилось в постоянном движении.
Но была и червоточинка. В водовороте энергетических потоков мелькала «змейка» со знакомым окрасом. Едва уловимый флер скверны, как запах чужих духов в утреннем лифте, тянулся от ворот и растворялся в общем потоке.
— Засек? — не выдержала Банши.
— Ты мне всю весну испортила, — укоризненно сказал я. Стоило заметить скверну, как все вокруг изменилось. Чертова ложка дегтя в бочке меда. Вместо радостного ощущения моментально вокруг обнаружились и недостатки, когда вместо ландышей из-под снега первым показывается собачье дерьмо. — Заметил. Откуда здесь столько силы?
— Артефакты мощные, сотни лет молитв, тренировочные залы охотников, кельи схимников, — ответил Гидеон. — Про это здание легенды ходят.
— Но почему остальные не видят скверну?
— Почему не видят? Видят, — сказал Гидеон. — Просто не знают, что это нечто плохое. Оттенков силы — тысячи, а использовать ее можно как во благо, так и во вред. Для нас это конкретный след, а для остальных просто нечто, что отличается от них самих.
— Нам надо внутрь!
Я рванул к ступенькам и поскакал вверх, чувствуя, что след тает с каждой секундой.
— Тю-ю, разогнался! —прозвучал над головой насмешливый голос охранника, бледного на фоне энергии здания, но силищи в нем было много. — Ты из новеньких? Не помню тебя. Ты, часом, домом не ошибся?
К нам подошел второй охранник и демонстративно положил руку на кобуру.
— Павло, что ты с ним лясы точишь? Гони его в шею, достали уже эти деревенщины.
Я улыбнулся. Тоже мне, «Паша Фейсконтроль». И не в такие элитные клубы в свое время проходили. Правда, по спискам или аккредитации, но уболтать всегда есть шанс.
— Показалось, что знакомый зашел сюда. Буквально минутку назад…
А может и не всегда. По крайней мере, в тех случаях, когда уже щелкнула крышка кобуры, двое подняли на тебя винтовки и в лучшем случае только один из квартета нацелен на диалог.
— Проваливай, парень, — все еще дружелюбным тоном посоветовал Павло. — Не положено. Или придется тебя задержать по подозрению в…
Я не стал дослушивать. Улыбнулся, сделал ручкой и пошел вниз, к напряженным чоповцам. Их тоже слушать не стал, а вместо этого повел всех обратно во «вторую лигу» регистрироваться на турнир.
В номинацию «Дебют года» у нас есть все шансы попасть. Не ждать же, как Фантомы, пару лет для перехода в «высшую лигу». Заказ на Хитровке даст баллы, потом еще одно или два крупных дела — и в дамки. То есть на бал и на награждение. Отследим врага и уже потом с пристрастием допросим на нейтральной территории. Без фейсконтроля и перекачанных охранников. Звучит как план!
* * *
Я стоял на Хитровской площади, всматривался в вывески на зданиях, в торговые лотки с дурнопахнущей едой и в людскую толпу. Толпу грустных, потерянных бедняков, среди которых были и те, кто уже отчаялся, и такие, кто искал возможности. Заработать или украсть.
Справа тянулось длинное трехэтажное здание ночлежки, в котором, несмотря на зиму, все окна были открыты нараспашку, а по фасаду между первым и вторым этажами шла серия плакатов: «Вести себя тихо», «Песенъ не петъ», «Водки не питъ». Четвертый плакат с моего угла было не видно, но готов поспорить, что там что-то в духе: «Праздника не будетъ».
Да и с чего бы ему тут взяться? Я копался в памяти, пытаясь провести какие-то параллели с историей моего прошлого мира. Получалось, что и этот район, как и электроника с технологиями, имел отношение ко времени столетней давности. Пусть это были уже не крестьяне, ломанувшиеся в Москву на заработки после отмены крепостного права, но все равно бедняки и преступники, застрявшие в этом месте.
Радовался только Захар, разглядывая ценники на объявлениях «стройка, наем специалистов и чернорабочих». Но подходить пока опасался — вокруг каждого потенциального заказчика моментально, как стая голубей на крошки, слетались толпы мужиков.
— Еще раз повторяю! — Стеча повысил голос. — Местные нас не любят. Справедливости ради, они никого не любят. Но орденских хотя бы уважают.
— Было бы странно, учитывая, сколько у нас оружия, — фыркнул Захар.
— Ха, поверь, у них не меньше! — парировал Стеча. — В общем, не надо лезть на рожон. Лучше вообще молчите, я вас поведу. Меня здесь знают.
— Жопа от важности не треснет? — поинтересовалась Банши. — Хватит трепаться, пошли уже ведьме косы-то поотрываем.
— Парикмахеры, стоять! — раздался звонкий мужской голос за нашими спинами. — Без меня не начинать!
К нам подошел забавный персонаж в кожаном плаще. Плащ ему был маловат: может, другого размера не было, а странное чувство стиля было, а может, годы взяли свое, и мужчина прилично так поднабрал в малоактивной роли проверяющего. Он пытался выглядеть солидно, но дружелюбно. Второе у него получалось. А вот с первым были явные проблемы.
Невысокий, лет за сорок, плотно-толстый, с бульдожьими щечками под кепкой-восьмиклинкой, с прорехами между пуговицами на растянутой коже — этакий жизнерадостный колобок-кабанчик-живчик — три в одном. Именно что кабанчик, а не поросенок, ибо силы и энергии в нем было до фига. И вышел он, похоже, из трактира, возле которого мы стояли.
 «Вот это встреча!         — донеслось от Мухи         — Это же Киянка! Мы с ним как-то в Новгороде бились. Он, конечно, помоложе тогда был. Но мужик крутой!» 
 «И кто кого?» —         без особого интереса в тоне поинтересовался Ларс.      
 «Ну, что ты начинаешь сразу? Нормально же общались,         — надулся Муха, но все же ответил:         — Новгородские. Нас обоих. Но и я тогда помоложе был…» 
— Господа, разрешите представиться, Прокофий Иванович. Буду вашим спутником на этом задании, — сказал сопровождающий. Он обошелся без прозвища, улыбнулся, как Чеширский кот, став еще шире, поцеловал пальчики Банши, а нам по очереди пожал руку, стиснув так, что не осталось вопросов, откуда такое прозвище. — Надеюсь, господа, у нас с вами проблем не будет? Я, знаете ли, строг, но справедлив.
 «А может, и не Киянка, чудно как-то говорит, мудрёно слишком…» 
 «Это для тебя, деревня, мудрёно. А он, может, понабрался уже в столице»,         —         хмыкнул Ларс. 
— Итак, слушайте вводную. Ведьма залетная, по слухам, слабая. Последний раз ее видели в Утюге, — продолжил Прокофий Иванович в ответ на наши кивки.
Он показал на угловое здание, которое называлось «утюгом», — как здесь, так и в моем прошлом мире. Собственно, потому что имело форму утюга. Там даже не одно здание, а несколько, формирующих закрытый дворик. И вот все они вместе с высоты птичьего полета аккурат такой формы. Очень похоже на то, что осталось в «моей» Москве, только этажей больше надстроили и добавили готической хрени в виде каменных горгулий, сидящих на угловых башенках.
— Так что заходим, находим, ликвидируем. На всё про всё два часа. Вам зачет, а меня на ужине ждут. Вопросы?
— Есть один, — пусть тон, с которым Прокофий Иванович сказал слово «вопросы», их не предполагал, но я все же рискнул. — А что с предыдущим отрядом? Куда Факельщики делись?
— Хер их знает, любителей этих, — нахмурился Киянка, распрямил плечи, при этом кожа плаща скрипнула, а пуговицы чуть не лопнули. — Меня же с ними не было. Глянем по дороге. Готовы? Тогда пошли!
* * *
— Банши! Мля-я-ять! Кровь не останавливается. Как ее заткнуть? — орал я, но не слышал ни себя, ни напарницу, что-то говорящую мне и протягивающую какую-то склянку.
Голова будто в колоколе: блондинка двоилась, ее образ постоянно терялся в облаке пыли, оседающей после взрыва.
Точно был взрыв! Я зажмурился, кривясь от боли, хотел сжать голову, чтобы остановить гудящий колокол. Но понял, что не чувствую рук, только онемевшую, сведенную судорогой, пустоту.
Открыл глаза, морщась от ярких огней, и посмотрел по сторонам. Осознал, что частично сижу на острых камнях, а еще на чем-то теплом и мягком. Сфокусировался, чтобы понять, что с руками.
Почудилось, что я душу кого-то. Что вцепился мертвой хваткой и давлю так, что уже сам потерял чувствительность. В пыльном просвете показалось лицо Прокофия Ивановича, лежащего подо мной. Вся шея в крови, я пытаюсь зажать рану, но как бы сильно я ни сдавливал пальцы, сквозь них резкими толчками вытекает темно-красная жидкость.
Банши не дождалась, что я среагирую. Оттеснила меня и стала щедро лить эликсир на мои руки и на подбородок булькающего и что-то хрипящего Прокофия.
— Я справлюсь, — пообещала блондинка и толкнула меня плечом. — Догони эту суку!
Меня шатнуло в сторону, когда я попробовал встать. Налетев на кирпичную кладку, куском выпавшую из стены, я оперся на нее и, медленно передвигая ноги и спотыкаясь на кирпичах, пошел вперед.
Я старался выдыхать сквозь зубы, будто это могло помочь очистить мозг. Опять, что ли, Банши переборщила со взрывчаткой?
 «Это не она,         — подсказал Ларс         — Аккуратней, балка сейчас упадет! Муха, черт тебя дери, помоги ему с координацией!» 
Помощь фобосов пришлась как нельзя кстати. В голове стало проясняться, а ноги хоть и ощущались еще какими-то ватными и неродными, пошли увереннее и быстрее. Я оглядывался по сторонам, и с каждой деталью начала возвращаться память.
Как мы выслеживали ведьму, бродя по каким-то квартирам, ночлежкам и подпольным цехам.
Как великан Стеча пер напролом, распугивая местных босяков.
Самой страшной преградой для него оказались дырявые серые простыни, развешанные для сушки в местной прачечной. Уже почти перед выходом во внутренний дворик он запутался и сбавил ход.
Еще Банши психанула из-за стаи крыс, бросившихся под ноги со всех сторон.
А Киянка отвлекся на молодую девушку в лохмотьях, всхлипывающую в углу за большим корытом.
В тот момент нас и накрыли.
В прямом и переносном смысле. Над головой раздался скрежет, грохот шел откуда-то с крыши. Здание задрожало, а с потолка посыпалась пыль. Потом перекрытие между этажами проломилось, и в прачечную рухнул огромный камень, раскидавший нас по разным углам.
Камень медленно поднялся, принимая очертания горгульи — одной из тех, что я видел на крыше. Она распахнула крылья и бесшумно заревела, разинув пасть.
Мы с Гидеоном выстрелили одновременно, крича остальным, чтобы никто не лез в перекрестный огонь. Разрывной из дробовика надломил крыло. Гидеон старался бить в голову, но пули оставляли лишь щербинки на сером гладком мраморе.
Стеча не успел среагировать. Он только-только распутался из веревок, как тут же получил удар вторым крылом. Горгулья вертелась в кругу между нами, выбирая, на кого броситься сначала. Крушила столбы, рвала веревки, собирая на себя оставшиеся тряпки.
Я выстрелил снова. Целился под колено, ближе к самой тонкой части. Попал по касательной, отколов кусок толщиной с человеческую руку, но этого было мало. Горгулья стянула простыню, упавшую ей на голову, и перешла на второй режим бешенства. Бросилась на Захара, неудачно застрявшего костылем в какой-то трещине.
Отстреляв все заряды дробовика, я подтянул всех: Ларса, Муху, мэйна, вырвал из перекрытия толстенный стальной двутавр, обрушил на каменного монстра, но лишь немного сбил его с курса.
Банши тоже не успевала: она копалась в подсумке, ища то, что подойдет и не угробит и нас вместе с тварью. Гидеон бормотал молитву, прижав губы к барабану револьвера и стреляя после каждого четверостишия, но лишь разносил в клочья простыни.
Помятая, искореженная каменная глыба все-таки ударила нашего железного человека. Захар в долгу не остался: замахнулся крюком, высек искры из уродливой башки, а потом в него прилетела лапа и чуть не сложила его пополам, перебив позвоночник.
У меня в глазах потемнело! Боль, ярость, отчаянье, ненависть к чудовищу — все это смешалось, пропитываясь эмоциями моих фобосов, резонирующих с моими чувствами. Я ударил! Чем-то новым, точь-в-точь крик Банши, но беззвучный и сфокусированный. Каждая песчинка горгульи стала объектом для способностей Ларса, к которым я мог приложить силу мэйна, задать ускорение Мухи и оставить свой контроль, чтобы не разнести все вокруг.
Каменная статуя лопнула, как высохшая на солнце глиняная фигурка, и осыпалась на пол, подняв вокруг облако пыли.
Опустошенный после боя, я сам чуть не осел на пол, но перетерпел. Я чувствовал, как заряд сил медленно, но верно восстанавливается, а оглушенные фобосы приходят в себя.
Гидеон уже был возле Захара. Ворчал, ругался на старика за нерасторопность, вкалывая и вливая в него, похоже, все, что было. Закончив с эликсирами, положил голову друга себе на колени, закрыл глаза и начал читать молитву, погружаясь в транс. Я услышал слабый шепот Захара, что он не чувствует ног.
Оглянувшись, я нашел Стечу: здоровяк уже был на ногах, рычал и кривился, пытаясь сквозь боль вправить вывихнутое, а может, и сломанное плечо. Банши с двумя бомбами наперевес стояла на обломках колонны и безумными глазами искала, где же наш враг.
— Ведь… х-х-р-р-р… — раздался и сразу же оборвался крик Киянки со стороны выхода во двор.
Девчушка, которую он пытался спасти, выглядела уже иначе. Лохмотья остались теми же, вот только вместо затравленного и испуганного взгляда кровожадная ухмылка. Она стояла за спиной проверяющего, чуть склонив голову набок. Правой рукой держала его за горло. Черные татуировки почти неразличимы под грязью и кровью, текущей из шеи Киянки.
Мне показалось, что в руке у нее керамбит, но это были ее ногти. Большой палец уже воткнулся под горло по самую фалангу, а указательный длинным черным когтем медленно перерезал шею.
Ведьма вздрогнула, прохрипела что-то резкое на неизвестном мне языке, слизала кровь с когтей и толкнула Киянку в нашу сторону. А сама ловко юркнула в проход, в который тут же, ломая проем, протиснулась вторая горгулья.
— Спасай колобка, я разберусь! — крикнула Банши, подобрала камень с пола и метнула его чудовищу в лоб, привлекая его внимание. — Стеча, ныкайся!
А когда каменная тварь с ревом распахнула крылья, ломая остатки потолка и круша балки, и бросилась на нее, метнула уже свое фирменное. С липким «чпоком» к груди горгульи приклеились два цилиндра. Банши бросилась к Гидеону с Захаром, чтобы их прикрыть.
Я ускорился, проскочил под крылом, кувырком уходя к ней за спину. Бросился к хрипящему проверяющему, вяло пытавшегося зажать рану, и вцепился в него сам, стараясь сдержать кровь и прикрыть от последствий взрыва.
 «Все-таки это была она», —
прокомментировал         Муха. Он замкнул круг воспоминаний, и до меня снова донесся голос Банши:      
— Матвей, скорее! Прикончи эту гадину! Не дай ей уйти!



Глава 17

— Белка, след! — скомандовал я. Засиделся горностай! Материализовался, грозно рыкнул и помчался на выход.
Эх, мне бы столько бодрости! Я проверил, цела ли еще сумка с кофейником и не растерял ли я запас одноразовых огневиков — это было нечто среднее между небольшим факелом и спичкой для камина. Два где-то выскочили, но три штуки еще на месте. Полынь не высыпалась, печать на хитрой конструкции для активации не слетела.
Дробовик искать я не стал. Решил, что Задиры хватит, да и, честно говоря, руки все еще дрожали. Хотя с каждым шагом тело включалось, похрустывали суставы, скрипело потертое седло, но я все постепенно ускорялся.
Проходя мимо Банши, я даже получил заряд бодрости в виде брошенного мне в голову эликсира. Блондинка кивнула, довольная моей реакцией, а я в два глотка осушил энергетик.
А теперь по газам!
Выскочил на улицу в проходной дворик, заваленный каменными осколками и кусками битого шифера. Осмотрелся, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в сгустившейся темноте. Ни фонарей, ни нормального прямого лунного света! Лишь редкие и слабые отсветы свечей в окнах верхних этажей.
Я искал людей на случай, если кому-то нужна помощь, но либо народ не считал место удачным для прогулок, либо всем хватило ума попрятаться по своим норам. Где-то над головой какая-то женщина тянула тоскливый романс. Как заведенная пластинка, заканчивала и начинала по новой, будто готовится к шоу «Голос». И еще из одной квартиры доносилась пьяная ругань.
Горгулью я не заметил: она замерла, укутавшись крыльями под тощим деревцем, маскируясь под кучу припорошенного снегом мусора.
А вот меня каменная тварь пасла!
Подпустила ближе, когда я радостно поймал сигнал от Белки и ковылял к темному подъезду на противоположной стороне двора, а потом набросилась сбоку.
Второй раз получился легче. Может, не так чисто и зрелищно, но эффективно. Мысленно я разобрал камень на песчинки, а то и на молекулы. Зафиксировал и притормозил, добавив напряжения и нагнетая концентрацию силы, а потом, придав ускорение, разорвал все в разные стороны.
Каменная туша разлетелась в клочья, шрапнелью просвистев по двору и выбив несколько окон.
М-да, чисто не получилось: ушки с зубами не растерлись в пыль, а разлетелись маленькими осколками. Певичка завизжала, сбившись с ноты, а пьянчужки, подбадривая себя матом, стали кидаться из окна пустыми бутылками.
Я уже заскочил в подъезд. За ведьмой тянулся такой шлейф поганой ауры, что можно было с закрытыми глазами ее преследовать и Белку не гонять. Но горностай подсказывал не только направление, но и расстояние до цели. Еще плюс-минус чуть больше половины дома — это если по прямой.
В темноте я случайно пнул железную бадью и поскользнулся на каких-то объедках. Поморщился от тухлой вони и забрал обратно свои слова, что можно здесь бродить с закрытыми глазами. Узкая лестничная клетка совмещала в себе функции общежития, кухни, столовой, прачечной и мусорной сортировочной станции в доме экоактивистов, ждущих, когда же, наконец, на районе заработает раздельный сбор мусора.
На максимальной скорости, стараясь не вляпаться во что-нибудь или не зацепить, я продрался сквозь загаженный коридор и вломился в серую неприметную дверь, прятавшуюся за тройной занавеской сушившихся под потолком портков. Вломился, споткнулся о порожек и повалился на пол. А когда поднял голову и поднялся сам, в мою сторону направили как минимум два десятка столов.
 'Вот оказывается, что значит 'неловкая пауза,         — задумчиво, даже философски заметил Муха.      
 «Матвей, предлагаю здесь задержаться. Возвращай Белку, чувствую, сейчас фарт попрет»,         — хохотнул Ларс.      
Действительно, неудачно получилось. Я окинул взглядом помещение с карточными столами и очень колоритной публикой, теряющейся в табачном дыму. Пара десятков злобных рыл уставилась на меня, выставив оружие. Без паники, без удивления, скорее с раздражением, что мешаю играть. И тишина наступила такая, будто гомон, звон бокалов и шелест карт — все это разом поставили на паузу.
Я почему-то сразу поверил, что пристрелят и продолжат играть, не обращая внимания на дырявое тело. Улыбнулся и медленно полез за жетоном Ордена, чувствуя, что и пауза, и терпение бандитов заканчиваются.
Но как только жетон блеснул в свете лампы, ко мне пропал весь интерес. Звук вернулся — застучали монеты и послышался бубнеж. Ближайший ко мне мужик — пожилой матерый волчара с бычком в зубах — кивнул в сторону еще одной дверки. А потом поднял три пальца, и один сразу же сложил обратно в кулак.
 «Это он до трех считает,         — прошептал Ларс,         — предлагаю валить!» 
 «Кого? Всех?         — удивился Муха.         — Ну хорошо, мой тогда крайний столик». 
— Не кого, а куда… — пробурчал себе под нос я, выпрямился, отряхиваясь, и улыбнулся.
Матерый сложил второй палец. Я кивнул ему, сделал ручкой и стартанул к двери, выбежав в следующий коридор.
Здесь было чище и свободней, хотя и табачный дым вился под потолком и стоял тяжелый запах человеческих тел: мужского пота и женских дешевых духов. Из-за закрытых дверей доносился стон радости. В основном, радости, но кое-где могло показаться, что кого-то пытают.
Там, где дверь была нараспашку, в дверном проеме стояли женщины и кокетливо терлись о косяки. Было много азиаток, которые лопотали что-то заманчивое, а некоторые даже пытались схватить за руки.
Я сбавил скорость и вызвал Белку, чтобы проследить, куда уводит след. Коридор заканчивался тупиком, в котором на стуле похрапывал здоровенный амбал с руками, как у морячка Папая.
 «Матвей, здесь мы точно должны задержаться и кого-нибудь завалить. Не я придумал, но истину глаголю: не повезло в карты, повезет в любви!» —
с придыханием произнес Ларс и попытался дать моим ногам импульс на разворот к ближайшей девушке. 
 «Поддерживаю! Валим охрану и отпускаем девушек на свободу, —
согласился Муха, но потом, видимо, Ларс ему объяснил новое значение слова „завалить“, и до меня донесся его возмущенный вопль. — Срамота!» 
— А я вот не пойму! Я думал, бордели запрещены, чтобы тьму не приманивать. В Белом Яре, например… — бормотал я, дискутируя с фобосами, но, не сбавляя ход, пробирался к двери, куда уводил след.
 «Что позволено Москве, то не позволено Белому Яру. У нас тут своя атмосфера. Опять же, не я придумал, но истина», —         пришел ответ от одного из моих внутренних голосов.      
Наконец я нашел нужную дверь: прикрытую, но без замка. Достал пистолет и под недовольное кряканье Папая распахнул дверь.
В центре комнаты стояла большая кровать с красным постельным бельем под балдахином. На окнах висели такого же цвета шторы, возле которых едва тлела маленькая свечка. От спешки я чуть не опрокинул, но вовремя поймал вешалку у входа. Увидев небольшой столик с зеркалом у стеночки, вздрогнул. Рука сама дернулась, чтобы выстрелить, но аура зеркала была чиста.
Со столика фонили три фигурки небольших смешных обезьянок, закрывающими лапками глаза, рот и уши. Я оценил искусною работу: бронзовые пуговки глаз выделялись на теле из зеленого мрамора.
Со стороны кровати аура ощущалась сильнее. Мое внимание привлек небольшой холм под простыней, повторяющий контуры человеческого тела. Я прикрыл нос рукой, опасаясь трупного запаха, и потянул простыню.
Еще одна азиатка, вероятно, владелица этой комнаты — бледная, худая и обескровленная.
 «Не трогай ее, это уже просто оболочка… причем пустая…» —         Ларс будто навис у меня над плечом и подтолкнул мимо кровати к стоящей возле стены стремянке.      
В потолке был люк — квадратная, почти метровая крышка из досок, сквозь которые пробивался свет. По моим ощущениям, Белка сейчас была на несколько этажей выше, к тому же медленно, но верно удалялась. От зверька передался азарт охотника, уверенно идущего по следу.
Я проверил стремянку на устойчивость и полез наверх. Подцепил крышку люка, высунулся, водя по сторонам револьвером. Большое помещение походило на подпольную китайскую фабрику — длинные столы, облепленные женщинами и мужчинами, шьющими и кромсающими меха.
На один стол, как на конвейер, попадала чья-то шуба, шла дальше и подвергалась различным процедурам. А с последнего стола выходила уже горка шапок и меховых варежек.
Среди работяг попадались и дети — все со сосредоточенными уставшими лицами. Работа шла бодро и без принуждения. Кто-то даже насвистывал что-то веселенькое. Охранник был, но не лупил всех плеткой, как на галере, а мило щебетал с двумя девушками, устроившими себе перекур.
Решив, что там безопасно, я полез наверх. Высунулся по пояс и уже занес ногу, используя колено, как рычаг, как что-то вцепилось в мой ботинок. Щиколотку сжало каменными тисками, а меня рывком сдернули обратно. Клацнули зубы, подбородок пролетел в опасной близости от края люка, и я рухнул на пол.
Грохнувшись, я откатился, выхватывая финку и возвращая Задиру, вскочил на ноги, выцеливая противника. Но в комнате никого не было. Только балдахин колыхнулся, и что-то скрипнуло под полом.
 «Что за фигня?         — От Мухи пошла теплая волна по всему телу, разминая мышцы и активируя нервные окончания         . — Ничего не вижу и не слышу…» 
 «Да ты прямо капитан очевидность сегодня… Но я согласен — это макаки!» —         прошипел Ларс и поделился со мной силой.      
Тяжелая кровать, скрипя ножками по рассохшимся доскам, тронулась с места. Съехала сантиметров на сорок, задрожала и с грохотом перевернулась на стену. Под кроватью сидела обезьянка — одна из тех, что еще недавно составляли композицию на комоде. Каменная рожица улыбалась с таким видом, будто вместо «видеть, слышать, говорить» демонстрировала мне как минимум средний палец.
Маленькая гадость не превышала размером карманную собачку. Грубые каменные сколы имитировали короткую шерсть, а на маленьких пальчиках блестели совсем не каменные когти! Стальным блеском они перекликаясь с клыками. Твареныш разинул пасть, крутанулся и, подпрыгнув, бросился мне в лицо.
 «Сзади!» —         подтолкнул нас Муха, сбивая мне прицел, но уводя из-под прыжка второй обезьянки.      
Придавить ее тяжелой ножкой не получилось. Кровать рухнула, пробила днище и на несколько секунд запутала в тюфяке и простынях маленького каменного голема. Того, что прыгнул на меня с комода, я пропустил над головой и выстрелил ему куда-то под хвост. Камень повело и, сделав в воздухе сальто, деймос улетел к своему товарищу.
Я попытался подхватить третьего, все еще сидящего на комоде и сверкающего глазками, но Ларс не успел. Сигнал телекинеза пролетел насквозь, где мгновение назад сидела обезьяна, отразился от зеркала и вернулся ко мне.
 «Не успеваю… слишком шустрые…»         — прохрипел Ларс.      
 «И кто у нас тут капитан очевидность? Конечно, не успеваешь, старый хрыч… Матвей, приготовься!» —         Муха ткнулся в мою ладонь, вероятно, желая, чтобы для демонстрации будущей крутости я еще и ножик подбросил в воздух         — Нет, так нет… Крутись, волчок…' 
И я начал крутиться.
Словно не против трех карликов воюю, а от разрозненной толпы отбиваюсь. Развернулся и встретил выстрелом в упор летящую на меня каменную тушку. Согнулся, пропуская вторую и процарапал камень финкой, пробив небольшую лунку под лопаткой. Запрыгнул на край кровати, спасая ботинки от клыков, подцепил телекинезом половую доску и вздернул обезьянку вверх, на уровень дула Задиры, чтобы расстрелять в упор.
Сразу же завалился на матрас, встречая финкой вторую зверюшку. Лезвие выгнулось, заскрежетало по камню. Звук этот противно отдавался в зубах, но, к счастью, клинок выдержал. Я скатился с кровати и ударил тяжелой пяткой рукояти ровно промеж каменных глаз, а потом еще несколько раз — в район локтя, надеясь сломать лапу. Но тщетно, только костяшки расцарапал, когда рукоятка соскочила.
Потом я свалил телекинезом люстру, а сверху вешалку и комод, каждый раз остро осознавая тщетность борьбы против мрамора. Будто в стену долблюсь: чем бы я ни пытался завалить деймоса — все превратилось в щепки, а каменные обезьяны просто из пыли восставали и даже не почесались ни разу!
Ушел на второй раунд. Я упорно пытался повторить то, что прокатило с горгульями, но постоянно не успевал сфокусироваться. Странная игра в кошки-мышки, а точнее, охотник-обезьянки уже порядком напрягала меня. Белка отчиталась, что ведьма замерла, скрывшись в небольшом флюгере на крыше.
На третьем раунде я развоплотил-таки одну зверюгу: оглушил, впечатав пинком в стену, прыгнул на спину, а потом зажал хвост, не дав ей выпрыгнуть.
Осталось двое: клыкастая, которая могла раздвигать челюсть, чуть ли не раскрывая голову пополам, — вероятно, «ничего не говорю», и ушастая с острыми пиками на голове — вероятно, «ничего не слышу».
 «Подманивай! На живца лови!»         — завопил Ларс после очередного промаха.      
— Ага, щас! — фыркнул я и увернулся, спасаясь от каменных клыков. И так уже левая рука плохо слушалась — отбил ее о камни и пропустил два таранных удара в плечо.
Подставляться под клыки с рогами совершенно не хотелось. Стены уже были измочалены в решето, а на обломках кровати красовался след от челюстей размером с футбольный мяч.
Я подхватил подушку и выставил ее в роли щита. Встретил рогатого гада, сжал его лапу сквозь наволочку и грохнул об пол. И сразу же, не дав обезьяне дернутся, вывернул наволочку, превращая ее в мешок. Приставил Задиру промеж выступающих рогов и дважды выстрелил. Почувствовал, что деймос «обмяк», и уже собирался развоплотить его, как меня подтолкнул Муха.
 «Успеем распылить, а сейчас — бей!» 
Дважды повторять не пришлось. Я перехватил мешок и с разворота, как битой или кистенем, размахнулся навстречу зубастому. Грохотнуло, будто кирпич на асфальт упал с верхнего этажа. Внутри мешка что-то треснуло, ткань затрещала, и на пол комнаты вывалились обломки обезьяны.
Зубастик еще был цел, скалился, но прыгнуть уже не мог, лишившись опоры. Осколок задней лапы закатился под кровать, а подняться на трех у монстра не получалось. Он перевернулся, дернулся в последнем рывке и рассыпался в пыль.
Я вернулся к люку, выбил его волной энергии профессора и выпрыгнул сам, распугивая работяг, собравшихся вокруг.
— Так, кина не будет! — Я обвел толпу рукой, демонстрируя жетон, который, как волшебный, отодвигал от меня людей. — Все в порядке! Я водитель лимузина! Где лестница?
Отсылку к старому фильму народ не оценил, но, шушукаясь, расступился и показал направление.
Белка нервничала, потому что не могла проникнуть во флигель: натыкалась на силовое поле. Сквозь пыльное окно ничего толком разглядеть не удалось: горит огонь, под потолком висят пучки и связки трав, корней и лап, а еще кто-то шевелится в темном углу. А в центре тощий зловещий силуэт трясется в трансе.
За постройкой нашлась груда костей и два разделанных трупа средней степени протухлости. Если что — это не я такой циник, это скудные возможности передачи информации от горностая. Точное время смерти зверек определить не может, лишь выражает свои ощущения.
Рядом с телами лежала связка факелов, что давало повод думать, что я нашел пропавший отряд.
Хуже всего дело обстояло на крыше: по периметру, как голуби на ветке, сидели горгульи. Пока пять, но в ночном небе четко проглядывались силуэты больших крыльев, летящих от соседних домов.
Я влил в себя новую порцию допинга, перезарядил Задиру и выскочил на крышу. Сложно назвать это планом, но на роль стратега я назначил Муху, сделав ставку на скорость и отдав ему бразды правления над остальными фобосами. От себя добавил переживания за Захара и обиду за испорченную квалификацию, трансформировав все это в яростный и бескомпромиссный напор. Получился бодрый микс, даже слишком. Белку я отозвал, чтобы ненароком не зацепить.
 «Сжечь, ведьму!» 
Я поменял финку на огневик и бросился вперед.



Глава 18

 «Сжечь, ведьму!»         — сказать проще, чем сделать!      
Бежать по скользкой заснеженной черепице было сложно: то нога норовила подвернуться, то вообще заносило к краю. Практически к обрыву, в данный момент превратившемуся в темную пропасть: пятый этаж, крыша без оградок и парапетов. Под козырьком горели редкие огни спящего города. Вдалеке звенела сирена пожарных, но может и Орденская подмога спешила.
На середине пути на меня среагировали каменные прихвостни ведьмы. В ночном морозном воздухе отчетливо захлопали тяжелые крылья, а снег колючей крупой полетел в лицо.
— Муха, воздух! — заорал я. Отскочил в сторону и, пропустив над головой острый тяжелый коготь, пальнул в спину пролетевшей мимо горгулье.
 «Не, суетись, шеф! Усе будет в лучшем виде!»         — отчеканил Муха, а я почувствовал, как внутри потекли потоки силы фобосов. Даже мэйн начал просыпаться.      
Засиделся утопленничек без нормального доступа к воде и снегу! Наконец-то и его скрипка заиграла.
Снежное крошево над головой уплотнилось, создав практически непроницаемый купол. Пробить такой — раз плюнуть, но разглядеть сквозь него хоть что-нибудь сразу оказалось большой проблемой. Горгульи стали бить наугад. Совсем рядом, проломив черепицу, в крышу влетело серое создание. Втиснулось по пояс и застряло, пытаясь выбраться.
Муха проворчал что-то про экономию и эффективность, а потом резким тычком ударил каменную тварь по башке. Все сделал так же, как и я в прошлые разы: тяга Ларса, сила мэйна и собственный импульс. Только импульс был заложен в удар, сфокусировавший все остальное. Каменная башка лопнула, рассыпалась в пыль, а тело развалилось на части, которые звонко покатились по крыше.
Ларс перехватил осколки, заодно сбивав все сосульки, до которых смог дотянуться, и отправил их сквозь метель в сторону новых летунов.
Над моей головой застучал каменный град! Одну из горгулий — самую тощую — вынесло из снежного облака, закрутило, сковывало в ледяной кокон и выбросило с крыши. Рядом рухнула вторая тварь с толстой коркой льда на перепончатых крыльях. Если не переломаю, так хоть лишу их преимущества.
Тактика заморозки начала приносить плоды: скорость летунов снизилась. А чем толще становилась корка льда на крыльях, тем медленнее они становились. Лед не мог пробить камень и причинить урон, но утяжелял и сковывал движения. Еще два громадных ледяных снеговика скатились с крыши, исчезнув в темноте.
 «Больше снега богу снега!         — радостно завопил Муха, окутывая очередного деймоса в ледяное полотно.         — Мэйн, жги! Ну, то есть морозь! Матвей, достань ведьму, мы их задержим…» 
Я увернулся от толстой сосульки, налипшей на крыло горгульи, и помчался к флигелю. Бежал сквозь метель, ориентируясь на яркие всполохи в силовом спектре. Что-то там готовилось, варилось в прямом смысле слова — я видел красные отсветы и едкий дым, превращавший белый снег в черную сажу. И это «что-то» уже закипало!
Я заметил тощий силуэт, бьющийся в экстазе вокруг котла под странный клубный микс, слышимый только ведьме. Она подняла руки над головой, задрав рукава и оголив орнамент светящейся татуировки, и ритмично трясла ладонями над костром. Движения завораживали, свечение орнамента на коже превращалось в символы, которые замирали в темноте.
— Опа опа опа-па! — заорал я (не смог удержаться) и вышиб хлипкую дверь ударом ноги.
С Мухой, возможно, получилось бы эффектней, но я и сам неплохо научился за последнее время. Дверь не вылетела целиком, просто развалилась на две половинки и осыпалась на пол. Ведьма оказалась ко мне спиной, руки ее замерли в верхней точке, и она завизжала. Заклинание, которое она читала над котлом, прервалось на верхней ноте и… мерзким скрежетом ударило меня по ушам! Аж зубы свело!
Я сплюнул, пытаясь избавиться от привкуса стекловаты во рту, и выстрелил в грязный затылок, в копну свалявшихся пыльных волос. Визг оборвался, но ведьма так и осталась стоять. Медленно, будто не веря в происходящее, подняла руку к затылку и потрогала дырку с опаленными волосами. По ее руке потекла кровь и задела вспыхнувшие багровым цветом татуировки. А потом женщина стала оборачиваться на меня. Гораздо сильнее, чем способен обычный человек, выгнула шею, плечи и только потом последовала очередь головы.
Взгляд у ведьмы был раздосадованный и при этом любопытный. Ее тонкие черные губы скривились, когда она посмотрела на кровь на ладони. Приоткрыла рот, демонстрируя острые зубы, и зашипела в унисон со свистом, раздавшимся из котла, в котором лопались большие зеленые пузыри.
Я снова выстрелил. Сначала в лоб, потом в область сердца, и еще раз в голову, потому что первая дырка уже почти затянулась. Ведьма дергалась, отступая к котлу, но никакого другого ущерба разрывные и зажигательные пули ей не наносили. Я еще раз выстрелил, стараясь вспомнить, какой по очереди зарядил серебряную пулю.
Есть контакт! Попал куда-то в грудь, радуясь и кайфуя от паленого запаха, перебившего даже вонь из котла. Ведьма схватилась за грудь, ее скрючило, она шипела и дымилась, но продолжала стоять на ногах. Одной пули явно было мало.
Я подхватил с пола обломок двери, размахнулся и, цепляя развешанные пучки и склянки, ударил ведьму. Отбросил ее на край котла и, пока она не опомнилась, торцом треснувшей доски добавил ей в лоб, завалив ее в кипящее варево.
А когда она, разбрызгивая во все стороны свое зелье, попыталась выбраться, притопил ее обратно. Доломал дверь, но не давал ей вынырнуть до тех пор, пока не исчезли пузыри и гладь варева не выровнялась.
 «Ты что, из тех, кто все еще кипятит?         — раздался голос Ларса         — Не по инструкции! Ее надо бы прожарить…» 
— Надо людей спасти, — возразил я и кивнул на каменную клетку в углу домика, где к решеткам притиснулись как минимум три человека.
Подошел к ним поближе, разглядел женщину и двух мужчин. Вот и Факельщики нашлись и журналистка с ними. Замок был простой, железная задвижка, до которой изнутри не дотянуться. Сбил ее ногой, откинул дверцу и помог выбраться женщине.
 «Матвей,         — вкрадчиво позвал Ларс         . — Кажется, не доварилось…» 
Я обернулся на котел. Он начал закипать по новой, снова на поверхности появились пузыри. А самый большой из них, в центре, почернел, стал набухать и сильно возвышаться над стенками. Пузырь лопнул, расплескав брызги, но чернота поднималась выше и приняла очертания головы с мокрыми прямыми волосами.
Появилось лицо, полностью скрытое волосами, потом плечи, локоть, а потом за край котла ухватилась красная ошпаренная рука.
Я уже видел такое раньше, только в другой жизни и другом мире. Правда, по телевизору, и такая же хрень из этого самого телевизора выползала.
— Муха, отдай управление, — велел я и потянулся к мэйну, подпитывая его силой на случай, если он пустой.
Ведьма, с хрустом и шипением собирая переломанные конечности, уже почти выбралась из котла. Я отступил, прикрывая трясущуюся от страха журналистку, сдвинулся подальше от окна и мысленно отдал первую команду мэйну.
Зазвенело разбитое стекло и, ломая раму, в комнату влетел рой ледяных иголок. Несколько десятков сосулек просвистели мимо и воткнулись в горячее тело вареной ведьмы. Та зашипела, словно раскаленный металл в воду опустили. К потолку поднялось облако пара.
Вслед за сосульками в комнату ворвалась метель и закружилась вокруг посиневшего тела. С каждым оборотом накладывая тонкий ледяной слой, будто мы с мэйном снеговика лепили.
Ведьма сопротивлялась: лед не успевал толком схватиться, окрашивался в зеленый цвет и моментально таял. Но и я не сдавался: стуча зубами от холода, притащил с улицы огромное количество снега и дожал, полностью заковав вареную злюку в ледяную корку.
 «Матвей, запомни, ее надо сжечь, а не заморозить до лучших времен…»         —сумничал Ларс под руку.      
— Не отвлекай, помогай… — процедил я, стиснув зубы, и пропустил вперед Ларса.
Подхватил уже тающую статую и выкинул ее из дома. Прокатил до края крыши, убедился, что внизу нет гражданских, зато есть каменная дорожка и небольшой заборчик с острыми пиками. Придал ведьме ускорение и сбросил ее вниз, в надежде расколоть ее о брусчатку.
Спрыгнул на какой-то выступ, с него — на соседний, а потом на пожарную лестницу. Побил все возможные рекорды скоростного спуска по балконам, трубам и решеткам на окнах, но все равно, когда я подбежал к ведьме, она уже шевелилась.
Висела, насаженная на пику, и дергалась, пытаясь дотянуться до сквозной раны на груди. Чуть-чуть ведьма не долетела до тротуара, но так даже лучше.
Я подскочил к ней в тот момент, когда она сменила тактику. Татуировки на ее руках вспыхнули, суставы в локтях щелкнули и развернулись на сто восемьдесят градусов. Ведьма попыталась ухватиться за ограду и поднять себя с пики.
 «Жги ее… пока с вертела не слезла!»         — в очередной раз завопил профессор и подсунул мне в руки осколок горгульи, которым мы вместе припечатали срывающуюся ведьму обратно.      
Я выхватил одноразовый огневик. Подпалил его и воткнул в ведьму. В открытую орущую пасть, сбивая хриплое проклятие.
Не дожидаясь эффекта, зажег второй огневик и бросил в рану на груди поближе к торчащей пике. И туда же добавил третий.
Полынь разгоралась, шипя и брызгая искрами во все стороны. И когда пламя добралось до крови, вытекающей из раны, наконец-то занялось! Жадно, будто бензина подлили, вспыхнул огонь. Пламя взметнулось вверх почти на метр, а потом втянулось обратно в ведьму, выжигая ее изнутри. Тело почернело и развалилось пополам по разные стороны от ограды.
 «Вот это я понимаю „вэлл дан“, а не все эти „медиум“-глупости с кровью…» —         донеслось от Мухи, а на меня разом свалилась накопленная усталость, и я сел на землю.      
Но только лишь для того, чтобы выдохнуть и сразу начать подниматься. Нужно же идти искать наших или возвращаться наверх и спасать Факельщиков! Я попробовал встать, но с первой попытки не вышло: ноги все еще дрожали от адреналинового спуска с крыши.
За углом дома послышался звон колокольчиков, а сразу же за ним загудел местный аналог сирены скорой помощи. В темном дворике разом стало светло. Выскочила моторка Ордена и протиснулась к самому дому, пропустив лишь фургон с медиками.
Хлопнули двери, раздались короткие команды, и вокруг затопали десятки ног. Меня ослепил свет прожектора, так что я просто поднял над головой жетон.
— Ты как, парень?
Луч прожектора отполз, и ко мне обратился строгий, но дружелюбный голос.
— В порядке. Там в прачечной раненые, — я махнул за спину, — а на крыше пленные. Им помощь нужна.
— Принял, работаем уже, — ответили мне. Перед глазами мелькнула Орденская форма, и на мои плечи накинули одеяло.
— Помогите встать, я с вами…
Я встал, пытаясь понять, как сейчас найти проход в прачечную. Это был какой-то другой дворик, практически из параллельного мира — чисто, лавочки стоят и даже неработающий по сезону фонтанчик. Вид портили только каменные осколки горгулий и тлеющие остатки ведьмы, которые сейчас собирал какой-то мужичок, похожий на ботана-криминалиста из Ордена. Периодически он хмурился и поглядывал на меня, не скрывая удивления.
Криминалист подошел ко мне и кивнул за спину.
— Твоя работа?
— Да, отработали согласно заказу, — осторожно сказал я и похлопал себя по карману, будто собирался достать какую-то бумажку. — А что? Проблемы какие-то?
— Нет, — улыбнулся собеседник и протянул мне какую-то скрюченную хренюшку, — Трофей забери. Ведьмин корень, причем в отличном состоянии. Или продай, а?
 «Даже не думай продавать,         — вклинился профессор, не дав мне ничего ответить         — И вообще, забери и спрячь. Такие артефакты раз в сто лет выпадают. Я покажу потом, что с ним делать». 
Ну ладно. Такая корова нужна самому! А еще приятно, что есть еще в Ордене честные парни! Мог же просто стащить под шумок. Может, кармы опасался, а может, свидетелей.
Ведьмин корень был похож на маленький засушенный корешок имбиря. Пара сантиметров в длину, скукоженный и шершавый, он напоминал какое-то мелкое демоническое создание. Ну окей — в хозяйстве пригодится! И Захар будет доволен. Надо скорее его найти.
Орденские работали быстро. Сделали оцепление, отогнали подтягивающихся зевак. Без суеты, но в хорошем динамичном темпе рассредоточились по переулку и скрылись в подъездах. В центре остался офицер, который дал мне одеяло. Он расхаживал по двору и кричал в громкоговоритель, чтобы все расходились, опасность миновала, работает Орден.
Я попрощался с криминалистом и только успел определить направление, как из подъезда люди потянулись обратно. Шли по двое и выносили раненых на носилках.
Первым показался наш проверяющий. Бледный и без сознания, но с медленно вздымающейся грудью. Дышит! И чуть ли не громче запыхавшихся носильщиков, которые изо всех сил старались не уронить колобка с узких носилок.
Следом наши — Банши со Стечей — на своих двоих. Блондинка чумазая и лохматая, но кроме пары ссадин ничего страшного. У Стечи деревянная шина, фиксирующая руку. Я услышал молитву Гидеона, а потом в проеме появилась следующая пара медиков.
Прямой, как оловянный солдатик, Захар вытянулся на носилках. Морщил лицо и бешено крутил глазами, ругаясь каждый раз, когда его потряхивало. Рядом семенил Гидеон и, не переставая читать молитву, держал ладони на груди управляющего.
Я подскочил ближе и взял управляющего за руку.
— Захар, держись! Подлатают тебя светила медицины и будешь как новенький, — я посмотрел на Гидеона и прошептал: — Ведь будет?
— Ма…ма…Матвей, — слабым голосом просипел Захар и стал тянуть шею в мою сторону. — Ног не чувствую. Но это не главное…
— Может, потом? Отдохнул бы лучше… — произнес я, но не прокатило, управляющий заскрипел и с трудом приподнялся на руке. Старик дрожал, но продолжал тянуться и шептать.
— Матвей, это очень важно…
— Слушаю-слушаю.
Я придержал его и почти вплотную приблизил ухо к его губам. Вдруг там действительно дело жизни и смерти.
— Заначку ведьмы не прое… кхе, — управляющий закашлялся, но продолжил: — У ведьм в логове добыча. Забери первым, а то потом не докажем.
Тьфу ты! Кто о чем, а лысый о бане!
Но просьбу Захара я выполнил. Узнал, в какую больницу повезут раненых, и побежал искать лестницу. Сориентировался по крикам Орденских, разгонявших местных, чтобы не мешались на проходе и не лезли.
Пропустил еще носилки. Поглядел на журналистку и Факельщика, оба были истощены и явно обколоты чем-то сильнодействующим. За ними ковылял еще один охотник. Бледный, избитый, но он, по крайней мере, шел на своих двоих, хоть и поддерживаемый санитаром. Пока их проносили мимо меня на узкой лестничной клетке, я удостоверился, что всех везут в одну больницу. Найти и расспросить будет несложно.
Увидев, что меня догоняет криминалист, я припустил наверх сразу же, как только смог разминуться с ранеными. Выбежал на крышу, прорвался сквозь оцепление, наврав, что во время боя потерял личные вещи, и принялся быстро шмонать раскуроченную комнату.
Возиться было лень, так что я открыл пространственный карман и стал кидать туда все, что выглядело хоть немного ценным. Начиная от пучков трав, баночек с разнообразными порошками, заканчивая небольшим сундучком и свертками. Отдельно я прихватил пару тяжелых подсвечников и керосиновую лампу — не факт, что ценности, но в доме все пригодится. Под кроватью нашел еще один сверток — тяжелый и позвякивающий, развернул и мысленно отправил привет Захару. Ведьма, конечно, не сорока, но мимо блестяшек не проходила. Жаль только, что серебром не запаслась.
На улице меня встретила Банши с уже арендованной моторкой, проплаченным ожиданием и маршрутом до больницы.
— Банши, а ты, случайно, не ведьма?
— Пф-ф, обижаешь… — фыркнула блондинка, притворно надула губки, но сразу же улыбнулась. — Я намного хуже! Но не бери в голову, я же своих не кусаю. Обычно. Поехали скорей, проверим, как нашему железному человеку сердце будут чинить. А то еще вставит себе консервную банку ради экономии.
— У него вроде ноги отказали?
— Один фиг, все равно их чинить надо! — ответила Банши и погрустнела. — Не известно пока, успел ли Гидеон вовремя вмешаться.



Глава 19

 Родовое имение премьер-министра Петра Кантемирова. 

— Отец, ты же обещал! — в кабинет премьер-министра ворвалась молодая девушка. Вид у нее был одновременно расстроенный и гневный.
— Здравствуй, котенок. Что на этот раз?
— Брат отказывается брать меня на заказы, — топнула ногой девушка и затараторила, не давая отцу ее перебить: — А ты мне обещал, что если я пройду обучение и докажу свою силу, меня возьмут в семейный отряд. Моя сила растет, ты не можешь этого отрицать! То, что я младшая, не значит, что маленькая. Как на смотрины к женихам, так мне нужно скорее, а то в девках засиделась, а как на охоту за деймосами, так мала еще. Сколько можно мне уже в рекрутах быть, я без реального опыта никогда не стану настоящим охотником. Ну па-а-ап! Ты же обещал поговорить с Борисом.
— Тпру-у-у, не гони так, — улыбнулся премьер-министр. — Позови его, обсудим.
— И меня не нужно уже опекать. А если опять обманете и в отряд не возьмете, так я в наемники пойду… — продолжила шуметь девушка. Она не сразу поняла, что ответил отец. А потом спохватилась. — Ой, уже бегу! Найду! Приведу!
— Хорошо, и не мешай нам, мы наедине поговорим…

 Через десять минут. 

— Борис, твоя сестра все никак не успокоится. Выдадим ее замуж поскорее, и, может, муж заставит выкинуть эту дурь из ее головы. Соплячка! В наемницы она пойдет… — Премьер-министр поджал губы и покачал головой. — Ты все сделал, как я сказал?
— Да, отец. Все предупреждены, — кивнул Борис Кантемиров, член Ордена и глава отряда «Рассвет». — В этом городе не найдется блаженного, который возьмет ее даже на самый простейший заказ. Инструкторы, кстати, ее хвалят. Она могла бы усилить влияние нашей семьи…
— Даже не начинай, — отмахнулся отец и взял в руки папку с документами, показывая, что семейная аудиенция завершена.
* * *
Больница — длинное двухэтажное здание с маленьким двориком — была набита битком. Мы даже ко входу не могли проехать, уткнувшись в очередь из карет скорой помощи, выгружавших пациентов. И при этом постоянно подъезжали новые. Судя по разговорам вокруг и уточняющим вопросам Банши, эта ночь для многих оказалась сложновата.
До сих пор шел бой на прорванной дамбе. Саму дамбу зачистили, но все еще ловили расплывшихся деймосов. И либо все устали, либо сила монстров превысила все прогнозы.
Отдельно отметились парни, которые занимались отловом крыс в Собачьем переулке. Васька Кот — лидер того отряда — куда-то провалился, и его покусали крысы. Вполне себе обычное дело, но пошло заражение, напугавшее местных медиков. И одно из отделений больницы закрыли на карантин. Я, может, и не поверил бы или просто пропустил эти байки мимо ушей, но когда увидел отряд санитаров в длинных кожаных плащах и чумных масках понял, что все серьезно. Они оцепили дальний корпус больницы и злобно вертели клювами, разгоняя любопытных и следя, чтобы никто из больных не сбежал.
Чоповцы обнаружились внутри приемного отделения. Гидеон общался с маленьким лысым мужичком в белом халате и со стетоскопом на груди. Судя по нейтральному тону без всяких там «пропустите нас немедленно, у нас апельсины пропадают», святоша просто рассказывал, что произошло и какую помощь успели оказать на месте. Врач кивал с умным видом, но иногда и щурился, будто не верил и переспрашивал.
Стеча дремал на узкой лавочке. Поместился он на ней с трудом и постоянно вздрагивал, когда начинал сползать. Банши подсела к нему, чуток подперла и практически моментально уснула. А я пошел к Гидеону.
Шел, слушал и с каждым словом, которое до меня доносилось, грустнел.
— Вы шутите? Мы его только прооперировали, — возмутился врач в ответ на какой-то вопрос Гидеона. — Какой Орден? Чудо, что он вообще выжил. И вторым чудом будет, если он сможет ходить на своих ногах. Точнее, на ноге. Я вообще не понимаю, как он в охотниках до сих пор ходил. Но теперь с этим точно покончено. Ему нужно длительное восстановление и заслуженный отдых.
— А может, есть варианты? Методика сестры Аглаи? Святые воды из источника Ерноля? Или…
— Послушайте, если вам хочется иметь дело с сектами и шарлатанами, то это ваше дело, — врач махнул рукой и развернулся в сторону коридора. — Меня только не вмешивайте! Да и поезжайте домой. Друг ваш спит и раньше обеда не проснется, не надо его тревожить.
— Что? Все плохо? — спросил я у Гидеона, когда врач ушел.
— Ты все слышал, — вздохнул Гидеон. — Лучше, чем могло быть. Захар немолод уже, и силы не те, чтобы самостоятельно восстановиться. Жить будет, а ходить, скорее всего, нет. Набегались мы, может, и мне на покой уже пора, вам, молодым, дорогу дать, а?
— Глупости не говори! Старый он… — проворчал я. Заглянул в палату Захара и вздохнул, глядя на спящего, замотанного в бинты управляющего. — На вас еще пахать и пахать, и административная должность у нас свободна. А что за Аглая?
— Колдунья одна, отшельница. Говорят, чудеса творит, но доктора ты слышал.
— В жопу доктора! И отшельницу туда же, — прохрипел Захар и открыл глаза. — Не сплю я.
— Ты как?
— Поскриплю еще, — поморщился управляющий. — Ты лучше скажи, с ведьмы все забрал?
— Не отвечай ему, — усмехнулся Гидеон, — будет мучиться в неведении, быстрее выздоровеет!
— Нормально взял, дома покажу, — сказал я. Отвернулся, активировал пространственный карман и, покопавшись в свалке из добычи, выудил небольшую серебряную вазу, украшенную гравировкой, и поставил ее на тумбочку рядом с кроватью. — Для красоты, а цветочки в приемные часы принесем. Отдыхай.
Мы вышли из палаты, но прежде чем разбудить блондинку со здоровяком, я заметил, что мы уже не одни: из-за угла, прячась за высоким фикусом в толстой кадке, за нами наблюдала журналистка. О, на ловца и зверь бежит!
Дарьяна Рихтер собственной персоной! Волевая дама в предпенсионном возрасте, и ни плен, ни смерть, ни раны не могли заглушить в ней профессиональное любопытство. Уважаю, хоть и бесит такая назойливость.
Из-под бинтов на голове выбивалась одинокая седая прядь волос. Чем-то она напоминала мне Круэллу из мультика про сотню далматинцев.
Бледная, с жуткими синяками, подчеркивающими пытливый взгляд красных глаз с полопавшимися сосудиками. Еле на ногах держится, а ушки уже на макушке. Я дружелюбно помахал, давая понять, что ее заметили, и пошел менять ей шаблон — в этот раз я буду брать интервью у журналиста!
Наркоз ее еще полностью не отпустил, или просто очень много лет прошло, но случай с отцом она вспомнила не сразу. Зато потом, слово за слово, через наводящие вопросы — предательство Ордена, убийство группы охотников, обвинение мнемоника — картинка в ее памяти начала складываться. И почему-то пугать.
Она и до этого была бледной, а сейчас вообще сравнялась по цвету со штукатуркой на стене. Начала вздрагивать, заикаться, все время оглядывалась и будто даже пыталась снова спрятаться в широких листьях фикуса.
 «Матвей, дама в стрессе. Ищи подход или дай я с ней поговорю…» —         начал советовать профессор.      
 «И не спугни, это же как рыбалка! Закинь крючок, подсекай и тяни, но не резко, чтобы не соскочила»,         — посоветовал еще один эксперт, который появился в моей голове.      
Но слушать я никого не стал. Чай, не на свидание собираюсь. Но крючков все же раскидал в надежде, что профессиональное любопытство победит любой стресс. Пообещал не только подробный рассказ о ее спасении, но и несколько историй про чудеса Белого Яра, сектантов и Черную Барыню. И еще признался, что я сын того самого Гордеева из ее статьи. Это уже чтобы попробовать пробудить в Дарьяне что-то типа материнского сочувствия.
Начался второй раунд выстраивания диалога, который постепенно перешел на конструктивные рельсы.
Я узнал место, где произошла трагедия. И название фирмы-однодневки в духе «Рога и копыта», и кому оно принадлежало. Ничего сверхъестественного: по документам это был самый обычный склад на задворках не то чтобы криминального района, но, как выразилась журналистка, «со своей атмосферой» и мутными лавками да трактирами.
Склад до сих пор был заброшен. Никто не мог найти владельца, чтобы выкупить здание и землю, а выставить на аукцион за долги город пока не мог. Предоплату по налогам внесли сразу на несколько десятков лет.
По идее, там сейчас все точно так же, как и в ночь трагедии, с поправкой на бездомных и случайных бандитов, которых оттуда периодически гоняет полиция.
По самому происшествию у Дарьяны было мало неофициальной информации. «Мнемоник во время выполнения заказа сошел с ума и подорвал собственный отряд и себя вместе с ними». Чем конкретно подорвал, полиция так и не выяснила, списав на выброс темной силы.
А еще Дарьяна вспомнила Гордея. Дед приходил к ней, предлагал свою версию и просил предать огласке. Звучали его предположения безумно: от незарегистрированного блуждающего разрыва, который тайный орден использует в своих целях, до еще одного более сильного мнемоника, который «подсадил» темных фобосов в душелов отца.
Версии деда журналистку не убедили, но Гордей был настойчив и предложил неплохой по тем временам гонорар за расследование. Она согласилась и чуть копнула сразу в нескольких местах. Вышла на закрытые «Рога и копыта», а также заметила, что в том районе все заказы на разрывы и борьбу с нечистью в последнее время получал только один отряд.
Но и там оказались очередные «Шило и мыло»! По бумагам они были, но ни в зале Ордена, ни в очереди в кассу для сдачи трофеев их никто не видел. Только пацаны-посредники. А потом и вовсе пошел слух, что отряд пал смертью храбрых на каком-то заказе в Подмосковье.
На этом расследование закончилось. Идеи были, но сначала пришел тонкий намек сверху, что пора прекратить тратить время, а потом еще один, более жирный и конкретный. Под дверью квартиры журналистки нашлись две коробки: в одной лежала приличная пачка денег, а во второй — крысиная тушка, пробитая насквозь острым пишущим пером. И записка всего с одним словом: выбирай.
Денег было больше, чем дал Гордей. Хватило, чтобы вернуть ему с извинениями, и еще осталось на то, чтобы отправить ребенка в гимназию. Приоритеты в тот момент были такие, так что Дарьяна постаралась забыть обо всей этой истории. Закрыла глаза профессиональной гордости, заткнула внутренний голос, требующий получить ответы, и высунула любопытный нос из чужой истории. И до моего появления успешно с этим справлялась.
Обменялись адресами. Я записал, как найти склад, а ей достался наш домашний — для последующих интервью. Я не стал уточнять, что мы пока там ремонт еще не начали.
Перед поездкой домой мы еще узнали, как дела у нашего проверяющего. Дежурный врач — сонный парень на своей волне — пообещал, что, если холестерин нашего друга не прикончит, то жить он будет. Но петь и улыбаться начнет очень нескоро.
* * *
До начала свободного посещения в больнице оставалось еще несколько часов, и я решил забежать в мастерскую к ювелиру, чтобы забрать свои заказы. А может и слить что-то из запасов ведьмы.
Шварц фон Бринкен, он же гном-ювелир, будто бы ждал только меня. Стоило звякнуть колокольчику над входной дверью, как он тут же выскочил навстречу и начал нахваливать себя.
— Где же вы пропадаете, молодой человек? Я все заказы бросил, всю ночь не спал, думал, как быть с вашим душеловом, — укоризненно сказал он. Вид у него действительно был слегка перевозбужденный, а в мастерской витал аромат молотого кофе. — И знаете что? Я придумал! Смотрите скорее!
Шварц выложил на прилавок мой душелов. А мой ли? Слишком гладкий, слишком новый, совсем не похожий на то разорванное, пережеванное и склеенное (пусть и очень старательно) недоразумение, что я сдал в ремонт.
Я взял флягу и повертел ее в руках. Душелов стал легче, а в тех местах, где раньше были толстые швы, появилась тонкая паутинка темно-красных прожилок, похожих на ручейки лавы. Стертые ранее символы теперь можно было прочитать.
Я провел по буквам нашего семейного девиза пальцем, и они вспыхнули красным светом.
— Чудес, конечно, не бывает, но… — сказал ювелир, многозначительно подняв палец-сосиску, — теперь у вас там девять полноценных мест. Может, даже десять, если потесниться.
 «Ага, щас! В тесноте, да не в обиде. Скорее восемь»,         — фыркнул Ларс.      
— Но это не главное! — Шварц сиял, глядя на мое расплывшееся в довольной улыбке лицо. — Хоросан идеально подошёл, он собирает в себя энергию, и фобосы какое-то время могут существовать без подпитки извне.
 «Кайф! Наконец-то нормальная хата, не какая-то там евротрешка! —         с восторгом заорал Муха —         У меня и тренажерный зал свой теперь будет!» 
А вот это плохо! Я прямо почувствовал, как радость фобосов пронеслась по телу в виде мурашек. Считай, мой единственный рычаг забрали. Теперь придется всерьез задуматься над их перевоспитанием, не водкой же их все время смачивать.
— С огневиком тоже удалось достичь определенных успехов, — с гордостью проговорил Шварц. Он вынул из-под прилавка мою Zippo и уставился на меня, с нетерпением ожидая моей реакции. — Проверяй, я ее заправил.
Снаружи огневик не изменился, по крайней мере, это не было заметно до того момента, пока я не взял его. Гравировка засияла тусклым красным светом. Прямо комплект теперь у меня, будто легендарное снаряжение собираю. Основные изменения оказались под крышкой: кресало и часть мелких элементов теперь были из хоросана, а перфорированная часть, из которой торчал фитиль, стала толще. Но сам фитиль, наоборот, — тоньше, да и материал теперь был какой-то другой. Я закрыл и открыл крышку, проверяя щелчок, а потом чиркнул по кремню.
Ровный язычок пламени подскочил почти на два сантиметра, вздрогнул и замер, как приклеенный. Я подул на пламя, но оно не шелохнулось.
— Фитиль практически вечный, вся конструкция усилена и слегка изменена, чтобы увеличить пламя, но не расход полыни, — объяснил Шварц. Он аж светился, даже страшно стало, сколько же придется его хвалить и благодарить, чтобы не обидеть. — Но есть еще один момент, про который, как я понимаю, вы не в курсе?
На прилавке появился серебряный поднос, Шварц протянул свою клешню, в которой моментально исчезла зажигалка. Он хмыкнул и, как заправский фокусник, продемонстрировал ловкость рук (и, по любому, какую-то магию), за секунду разобрав огневик.
На поднос лег корпус, потом винтики, пружинки, войлочная прокладка и несколько похожих на ватные шариков, пропитанных полынью. От резкого запаха засвербило в носу.
— Вот сюда посмотрите.
Ювелир повернул огневик и поймал им солнечный лучик, бьющий сквозь окно, чтобы осветить внутреннюю часть.
— Вот там, в глубине на задней стенке.
Я заметил какие-то символы, но прочитать их не смог. Это же надо было умудриться туда пролезть! Я забрал огневик и прошел вместе с ним к окну. Повертел на свету и уже смог все увидеть, но не прочитать. По стилистике символы напоминали формулу Ларса. Смесь иероглифов с инопланетным языком давно вымершей цивилизации, как часто показывают в фильмах.
— Ларс, что думаешь?
 «Думаю, что тебя подкинули,         — хихикнул профессор         — Ибо отец твой определенно был близок к гениальности. До меня далеко, конечно, но будь ты яблоком, то еще дальше бы упал, а потом и укатился бы…» 
— Профессор, а ведь ты еще не переехал. Может, тебя в кофейнике оставить? Хотя нет, — улыбнулся я, мысленно формируя самую гадкую улыбку, на которую был способен, — лучше в моторку тебя к деду в подмастерья отдам. По существу давай.
 «Вот она, вся ваша демократия из другого мира, уже и пошутить нельзя!         — фыркнул Ларс, но дурачиться перестал.         — Похоже, что твой отец создал какое-то заклинание. Плетение классическое, но есть ряд нюансов. Можешь считать это своим наследством — я вижу защиту по крови. Так что это чисто родовой навык…» 
— И что там?
 «Это я не вижу, но явно связано с фобосами, значит, ваше мнемоническое. Без инструкции не понять, надо пробовать. Ищи, кого бы изгнать с большой силой…» 
Почти целый час я благодарил Шварца. Хвалил работу, угождал его самолюбию и восхищался мастерством. Но время прошло не бездарно: в процессе восхвалений я показал ведьмин корень. А ювелир за вполне адекватную цену прямо при мне превратил его в аккуратный маленький брелок, который можно было прикрепить к рукоятке Задиры.
Опять нужны были тесты, но Шварц уверял, что эффект я почувствую сразу же. Он обещал помощь в прицеливании, снижение отдачи. Если повезет, станет возможна и передача энергии для некоторых боеприпасов.
Оставить Ларса в кофейнике не удалось. Ювелир настоял на переносе при нем. Либо ради новой порции хвалебных речей, либо чтобы я подменник не заиграл.
Сработало как по маслу, будто по индивидуальному проекту «комнаты» для моих фобосов делали. Никаких кабинетов, саун и личных тренажерных залов — они заняли ровно столько места, сколько им было необходимо. Так что теперь у меня может появиться как минимум пять новых помощников.
Я вышел на улицу довольный и переполненный приятным чувством, что все идет как надо. Появляются новые возможности и растут силы. Даже наследство от отца, хоть и далось с легким оттенком щемящей грусти, но делало меня ближе к семье и в целом к этому миру.
По запаху нашел лоток с калачами и свежеиспеченными булками и решил подкрепиться и набрать в кулек для посещения Захара.
Но тут мне «позвонили» — жетон нагрелся и стал вибрировать. Без истерики, как бывает, когда у чоповцев проблемы, но настойчиво и дотошно, будто меня вызывали в Орден на отчет.



Глава 20

Заблудиться в полузнакомом городе я не боялся. Башенки Орденского здания были видны чуть ли не из любой точки города. А если какая-то крыша закрывала обзор, то стоило переключиться на ауру, и направление становилось очевидным.
По сравнению с прошлым разом охотников стало больше. Уставшие, но довольные, они перестраивались в очереди к кассам на сдачу трофеев. Смотрелись при этом как на конкурсе «Кто грязнее и чумазей».
А вонь так вообще стояла невыносимая — болотная тина, подгнившая рыба, гарь с полынью — далеко не полный букет, буквально сшибающий с ног. Нашатырь и то приятнее пахнет.
Если стереть всю эту грязь, сажу, слизь, отмыть и отутюжить, то типичный столичный охотник второй лиги выглядел и стильно, и опасно. Примерно как если бы взять суровых парней из Номадов, но одеть их в костюмы-тройки с котелками, как у пинкертонцев. Это в общей массе, в которой процентов двадцать было женщин. Но попадались и редкие колоритные экземпляры: заросшие шаманы, полуголые берсерки и затянутые в кожу «Ван Хельсинги».
Особняком, в отдельную кассу, стояли китайцы. Про местный Чайнатаун мне до этого рассказывал Гидеон. Уж очень ему хотелось отведать экзотических напитков, а может, и не напитков. Хитрил что-то старик, хотя мой внутренний голос, очень похожий на голос Ларса, его идею горячо поддерживал.
Китайцы впечатлили меня не сильно: у них не было ни вышитых драконов, ни ярких одежд, ни блестящих лезвий. Крепкие, коротко стриженные, в серых брезентовых куртках, перевязанных кожаными портупеями с подсумками. Оружия на виду не держали вообще, но, скорее всего, это дань местным законам, а не показная безобидность. Ссориться с ними желания у меня не возникало, и уж тем более свысока смотреть, из-за их не особо выдающегося роста.
Чоповцы меня уже ждали, а вместе с ними очередной «менеджер». На этот раз с нами работала женщина, крупная тетка в годах и со спортивным разрядом, должно быть, по плаванию. Это если предположить по ее широким плечам. Она представилась Алевтиной Николаевной и собрала наши жетоны, а потом проводила в отдельную комнату.
Мы вошли в переговорную с круглым столом (да, как у рыцарей Артура). Уселась с одной стороны, достала бумажную папку с ленточками, похлопала по ней ладонью, а затем обвела нас взглядом. Такой обычно бывает перед фразой: «Ну давай, рассказывай: как обгонял, как подрезал».
Стеча поежился, Банши зевнула, Гидеон прокашлялся, а я улыбнулся и пожал плечами.
— Да не меньжуйтесь вы! — улыбнулась Алевтина и раскрыла папку. — Знаю я уже все, чай, наши сыскари не зазря свой хлеб едят. Так, пару моментов прояснить осталось. Молодцы вы, а за Прокофия Ивановича, фуфела нашего широкощекого, отдельное спасибо.
Дальше разговор вошел в правильное русло. Нас хвалили, мы кивали в ответ, мол, всегда так работаем.
Выдали гонорар, но только за ведьму по озвученному тарифу, а за спасение проверяющего бонусы начислили в виде Орденских очков рейтинга.
Суммарно по очкам вышло неплохо, и в конкурсе «Дебют года» мы сразу заскочили в первую десятку и закрепились на восьмом месте. Конкуренция в этом году была слабой, к тому же другие претенденты хоть и начали раньше, брались только за простые заказы.
Проверку мы прошли, стали действующими охотниками столичного округа.
Все, кроме Захара.
Как Гидеон ни старался доказать, что Захар поправится и всех молодых за пояс заткнет, его никто не слушал. Я даже попытался предложить взятку, помня, что это прекрасно работает в моем прошлом мире, но этим только разозлил Алефтину. Все как-то неудачно совпало: и возраст Захара, и его железяки, и тяжелое ранение. Плюс не в нашу пользу сыграла травма проверяющего, из-за чего верхушка Ордена поставила этот случай на дополнительный контроль.
Столице нужны были результаты, а не смертность среди охотников. Принцип «скупой платит дважды» здесь понимали четко, и во главу угла ставили качество охотников, а не их количество. Предпочтительно, чтобы разрывы закрывались с первого раза и без жертв среди исполнителей.
Спорить — значит только хорошее отношение портить.
 «Что вы пристали к деду?         — спросил Ларс.         — Вы его хоть спросили? Это у вас шилья в жопах покалывают, а ему уже давно теплый плед и кресло-качалка снятся…» 
 «Точняк, а еще кот, самовар и варенье в блюдцах»,         — поддакнул Муха.      
Что мы пристали? Все интересные заказы с большим рейтингом — для отрядов от пяти человек, всё по тем же правилам гарантированной эффективности. А до момента подведения итогов в конкурсе дебютантов осталось всего ничего.
— Нам бы еще одну ведьму, а лучше двух, — проговорил Гидеон, будто прочитал мои мысли. Он посмотрел на Алефтину и вздохнул. — Три дня до подсчета рейтинга и итогов, может, посоветуете что? Я мельком посмотрел актуальные заказы, даже если мы их все выполним, все равно в тройку лидеров не войдем.
— Есть кое-что, — задумалась Алефтина. — Сыскари с утра отправились в музей естествознания и истории мира. Там уже неделю как Египетская экспозиция. Чудная, с мумиями и фараонами, а гвоздь программы — Клеопатра. Житие-бытие фараонов и фараоних. Проездом они в городе. Я сама собиралась сходить, но тут-то и началось.
 «Матвей, может, не надо? Еще проклятие какое подхватим, не отмоемся потом?»         — занервничал Ларс, чувствуя, как мы все оживились.      
 «Не мешай слушать»,         — отмахнулся я.      
— Ночью смотритель музея помер, — продолжила Алефтина. — Дома, в постели, но нехорошо как-то. В городе произошли еще три похожих смерти за неделю. И все преставившиеся посещали выставку.
— И что там? — нахмурилась Банши.
— Да что угодно! — развела руками «менеджер». — Сыскари вернутся, расскажут. Точно ничего хорошего, так что на ночь будет заказ на проверку и зачистку музея. Территория там большая: один скелет мамонта целый зал занимает. Так что крупные отряды будут за заказ бороться. Если вы пару человек быстро найдете или хотя бы одного, то я придержу для вас заказ. Будет вам моя благодарность за Порфирия.
— Найдем, конечно! — сказал я, опередив Гидеона (а то вдруг тоже окажется нелюбителем египетской темы). — Ждите нас, мы скоро!
* * *
Отказываться Гидеон не собирался, лишь хотел уточнить, сколько у нас есть времени. Дали нам два часа на расширение команды. Гидеон ворчал, что мы не в Белом Яре — там, мол, вопрос решился бы просто. Всегда где-то рядом были сестры Кравец и куча знакомого народа. Но, побухтев, Гидеон все-таки умчался куда-то — искать хоть какие-то контакты и связи.
Стечу отправили разузнать что-нибудь про музей, найти планы здания и любую дополнительную информацию. Как у самого местного из нас, у него плохо было со связями среди охотников, но зато отлично со всевозможными архивами, канцеляриями и справочными.
Мы с Банши спустились в общий зал в надежде перехватить кого-нибудь на ходу.
Но зал практически опустел. Охотники сдали трофеи, получили награды и разбрелись отсыпаться или праздновать. Остались только вездесущие курьеры с перекупами, которые в секунду уведут наш потенциальный заказ, когда его объявят, и китайцы. Стало понятно, зачем им отдельная касса: они до сих пор сдавали трофеи, как челноки, притаскивая все новые и новые вонючие баулы с улицы.
— Они целиком, что ли, утопцев сдают?
— Ага, бережливые ребята, там ценник грош да полкопейки, но их много понаехало, чистят все, как веники. Где китайский охотник прошел, там Захару делать нечего, — хмыкнула Банши. — Я в буфет, не успела позавтракать. Пойдешь со мной?
— Не, я наемников пойду смотреть, — покачал головой я и протянул Банши кулек с калачами, но она лишь скривилась и ушла туда, где кормят горячим.
Улыбчивый «менеджер» выдал мне каталог — толстую и тяжелую книгу альбомного формата в кожаном переплете — и объяснил, как это работает. Выбираешь наемника, оплачиваешь в кассу аванс с комиссией Ордена, берешь квиток и предъявляешь «менеджеру». Если все правильно сделал и все «госпошлины» оплатил, то у выбранного наемника через жетон проходит сигнал с вызовом в отделение.
Ждать его здесь не обязательно, достаточно оставить инструкции, что, как и где.
— А если он откажется?
— Ни разу такого не было. Если вписался в эту книжицу, то будь готов исполнять, иначе штраф по рейтингу прилетит огромный. Так что? Брать будете? — спросил парень. Он пожал плечами, а потом вздохнул и закатил глаза, словно пацан, который мечтает стать супергероем. — Я рекомендую Тора, третья страница, он просто зверь!
Я открыл пока первую страницу, и сам стал похож на восторженного пацана, нашедшего под елкой артбук из мира «Марвел». Каждый разворот был посвящен отдельному наемнику. Краткие биографические данные с фотокарточками, навыки, умения и опыт, который занимал всю вторую страницу.
Фотографий было две: в полный рост и отдельно лицо, как на паспорт. Картинки черно-белые, статичные — до технологий из мира Гарри Поттера здесь еще не добрались. Но и без этого на фото хотелось смотреть, разглядывать мелкие детали, да и, чего лукавить, стырить их тоже захотелось. Даже вспомнилось, как в детстве альбом с футболистами собирал.
Тор выглядел неплохо и полностью оправдывал свое прозвище. Гора мышц, кирпичный подбородок, длинные светлые волосы. Навыки соответствующие: «таран», «громовой раскат» и «забияка».
 «А 'забияка» — это уменьшительное от «забивака?»         — пошутил Муха.      
 «Скорее убивака,         — отозвался Ларс         — Хорошо, что мы его нанять не сможем…» 
Я посмотрел на двойной ценник. Здесь работала та же система, что и со снаряжением: у топовых наемников к денежному эквиваленту добавлялись рейтинговые очки. И здесь защита от дураков и богатеев работала, чтобы какой-нибудь нулевый по дару толстосум не смог себе крутую банду сколотить.
И если денег после продажи почки Захара, дома и всего содержимого моего тайного кармана могло бы хватить, то с рейтингом мы даже рядом с Тором не стояли.
Со следующей страницы на меня сурово смотрел одним глазом военный с зигзагообразным шрамом, идущим от брови через глаз и рассекающим щеку практически до низа подбородка. А там уже встречался с кончиком лихо закрученных пышных усов. Прозвище — Гусар. Навыки — «ловец душ», «рентген», «следопыт». Ценник — конский, как и положено настоящему гусару.
Чем больше я читал все эти названия навыков, описания опыта, с перечислением деймосов, мест, условий, тем больше понимал, что еще очень мало знаю об этом мире.
Я вздохнул и перелистнул сразу половину страниц в надежде приблизиться к чему-то реальному по нашим возможностям. Три сотни очков рейтинга и до двух тысяч рублей — это все, что мы могли себе позволить. Хотя узнай Захар, о чем я тут думаю, вмиг бы выздоровел.
Следующий неподошедший кандидат был азиатом. Причем правильным — в шелковом ярком кафтане, обритым лбом и косичкой. Мастер меча и белый маг, умеющий снимать порчу. По сравнению с первыми двумя ценник был ниже, но и пометочка была про пристрастие к опиуму, и вследствие этого срок вызова в Орден увеличен до двух суток, против стандартных шести часов.
— Слушай, друг, — сказал я, вернув каталог. — Что-то я не пойму. А если наемника в городе не будет и он просто не успеет на зов откликнуться. Все равно штраф?
— Ну нет, — скривился парень. — Такие будут недоступны для найма. Все же на учете: кто приехал, кто уехал. Вы брать кого-то будете?
— Хотелось бы, но дорого, — ответил я и подтолкнул каталог по стойке. — Попроще есть кто?
— Так сразу бы и сказали, что вам второй сорт нужен. Не тратили бы мое время.
Парень еще что-то пробурчал себе под нос и скрылся под стойкой.
Не глядя и не поднимаясь, он начал вываливать толстенные «гроссбухи» на стойку. Первый, второй и третий — тоже в кожаном переплете, но затертые до блеска, а в паре мест и до дыр. Из одного даже кусочек оторванного листа выскакивал.
— Смотрите, только аккуратней, страницы выпадают, — поморщился парень и кивнул на самую «свежую» и самую тонкую папку. — Рекомендую сразу с третьего начать, дешевле уже не будет точно.
Я послюнявил палец, собрался с силами и открыл случайный разворот. И сразу закрыл. В этом каталоге у народа достижений особых не было, так что каждому выделялась только одна страничка. И как теперь развидеть тех чудиков, что перекрестными мордами запечатлелись в памяти? Навык «обжорство» напротив прозвища Козюлька, по-другому и назвать-то сложно.
Еще попытка. Я загадал страницу, будто гадание по книгам устраиваю, и открыл следующий разворот. Уже лучше — пропитый пузатый морячок по прозвищу Шторм и перекошенная в странных для человеческого тела изгибах женщина-змея. Ее так и звали — Кобра.
 «Если что, я за дамочку… там интересная конституция,         — высунулся Ларс.         — Но лучше еще давай повыбираем…» 
Первое загаданное число, которое я раньше считал счастливым, не сработало. Значит, будем удваивать, казино не казино, авось повезет.
Лучше стало только наполовину. Слева странный тип, закутанный в плащ и с надвинутой на нос шляпой. По описанию — друид и дитя природы, а по внешнему виду — эксгибиционист извращенец, который этот плащ перед всеми открывает.
 «О, это че? Нумизмат?         — спросил Муха —         Такой хоккей нам точно не нужен!» 
 «Матвей, даже не отвечай ему,         — вздохнул профессор         . — Опять выкопал что-то из твоей памяти, но я ему потом объясню, чем нумизматы от нудистов отличаются…» 
На правой половине разворота была девушка, стоявшая вполоборота. Лицо скрыто под полумаской, но пол легко определялся по фигуре в легкой кожаной броне, похожей на гоночную байкерскую.
Не косуха с жилеткой, как у бородатых дядек на чопперах, но и не латексная садомазообтяжка. Ну почти — выпуклые формы аккуратно подчеркнуты, зад упругий, грудь в глаза не бросается, но считывается легко. Рукава у кожаной куртки доходят только до локтя, предплечье голое, с широкими металлическими браслетами. На руках перчатки без пальцев, а на маленькой ладошке скачет маленький огненный шар.
Прозвище — Искра. Навык, как сразу понятно по фото, «пиромант». Показатели силы, скорости и уровня дара — все на порядок выше среднего. В графе «опыт» размытая формулировка: данные на уточнении.
 «Горячая штучка, дайте две,         — чуть ли не простонал Ларс         — Матвей, смотри на ценник! Надо брать скорее! Похоже, это какая-то акция!» 
Мерцающих стикеров со скидкой или предложением после покупки двух получить третью в подарок, конечно, не было. Но под фотографией кто-то от руки добавил странные метки в виде трех черных черепов в кружочках. Но что это значит, было непонятно.
 «Скорее всего, это счётчик убитых деймосов,         — прочитал мои мысли Ларс         , — или сожженных. Хватит думать, бери, пока они не поняли, что где-то нолик в ценнике потеряли!» 
Ценник радовал. Чуть выше, чем у Обжоры и Козюльки, но легко вписывался в наш бюджет. Могло еще на одного наемника остаться.
То, что я видел на странице, мне нравилось. Немного смущала мысль, стоит ли брать в пожароопасный музей пироманта. Я аж вздрогнул, как представил себеразлетающийся вдребезги скелет мамонта (от взрыва Банши) на фоне пылающих картин и бегающих вокруг факелов-мумий. Ко мне подошла Банши.
— Матвей, давай быстрее. Там сыскари вернулись, уже заказ формируют. Если нашел кого подходящего, то нанимай скорее. У Гидеона все по нулям.
— Вы брать-то будете? — проныл менеджер в лучших традициях очень занятых совковых продавщиц, которых бесят нерешительные покупатели.
— Да, —вернув каталог на стол, я ткнул пальцем в карточку Искры, — ее.
— Эм… — Парень почему-то впал в легкий ступор и странно на меня посмотрел. — Вы хорошо подумали?
— Все нормально, деньги есть! — хмыкнул я. В голове всплыла фраза из какого-то клипа из прошлой жизни.
— Вы серьезно? — не унимался парень.
 «Че-то хамит, парниша»,         — возмутился Ларс.      
 «Может, ему втащить?»         — проворчал Муха.      
Но ни втащить, ни поругаться я не успел. В дверном проходе появился запыхавшийся Гидеон со словами, что срочно надо брать хоть кого-то. Ставки сделаны — гонорар мечты уплывает. Поэтому я просто сказал:
— Да, уверен. Выписывай счет скорее.
Через десять минут мы получили нового, пусть временного, члена отряда. Еще через пятнадцать с помощью Алефтины получили крупнейший заказ в новой истории ЧОП «Заря».
Смущали только шепотки и косые взгляды, направленные на нас со всех сторон, пока мы метались туда-сюда по отделению, получая документы на музейный заказ.
Э-э-эх, зависть все-таки плохое чувство!
Мы оставили инструкцию для наемницы, во сколько встречаемся перед входом в музей, и поехали проведывать железяку да готовиться к рейду.



Глава 21

Все в весне прекрасно до того момента, когда на несколько дней она превращается в осень. Тает снег, оголяя лысую грязную землю, вокруг тощих деревьев, еще не набравших листву, стягивается туман, и все вокруг кажется серым и безжизненным, а вдобавок временами как зарядит дождь! А город с плохо развитыми коммуникациями вообще превращается в клоаку.
— А что будет, если она не придет? — Стеча поежился и выглянул из-под козырька кафешки, в которой мы ждали наемницу.
— Бюрократы заклюют, — ответил Гидеон, сделав глоток из своей фляжки. — Сейчас-то мы и вчетвером войдем, но потом навесят штрафов и нам, и ей.
— Ладно вам, может, она на месте уже, просто мимо нас прошла, — возразил я и посмотрел на здание музея, постепенно погружающегося в вечерний сумрак. — Стеча, мы точно можем на твои чертежи рассчитывать?
— Ну, — пожал плечами здоровяк, — сказали, что строили по ним, а вот какие переделки потом добавили, уже не ведомо.
Высокое здание с широкими ступенями, которые поднимались ко входу примерно на уровне второго, а то и третьего этажа. Это же какие там подвалы? На крыльце колонны, которые из нас всех один только Стеча обхватить сможет. Потом козырек и еще пара этажей с квадратными окнами, забранными решетками. Стальная крыша с кучей витражей, много стекла — все это выглядит хлипко, но света должно давать много.
Согласно чертежам и рекламным брошюрам, там несколько сквозных огромных залов, отданных под экспозиции доисторического периода. Динозавры, мамонты и прочие груды костей призваны заставить посетителей задуматься о бренности бытия и скоротечности жизни. Это тоже из буклета, я не сам придумал. Потом залы натуралистов, энтомологов и прочих биологов-географов, следом кабинеты клуба Московского исторического общества, какая-то кафедра.
И отдельная гастролирующая по столицам всего мира выставка с грустным названием «Смерть Клеопатры». Ни мумий, ни гробниц не предполагалось: просто бытовая экспозиция, реконструкция жилья, личные вещи, картины и прочая историческая справка.
В моем прошлом мире я хоть и любил историю, но о Клеопатре знал немного, а образ ее помнил больше по современному кинематографу и сериалам на телеканалах «Хистори» и «Дискавери». Оттуда же почерпнул и некоторые биографические данные.
Была красотка, хитра, умна. Любила итальянца. В итоге умерла, отравив себя вместе со служанками.
Посмотрим.
И на экспозицию посмотрим, благо что на халяву, и кто здесь шкодит, разберемся.
Я поднял глаза на затянутое тучами вечернее небо. Погода не особо радовала. Как и те странные люди, которые отправляют охотников на ночную разведку. «Орден не хочет огласки», — говорили они. «Ночью там никого и меньше случайных жертв», — говорили они. Ночью нечисть проявит себя с большей вероятностью… Вам будет легче, вам будет проще… Ню-ню, посмотрим.
— Ладно, все готовы? — спросил я. Мне было проще, как говорится, все свое ношу с собой. Я не только всю свою снарягу в пространственный карман скинул, но и, скрепя сердце, абы как чего не бабахнуло, часть зарядов Банши прихватил. — Время!
Мы перебежали площадь и поскакали по ступенькам, стараясь как можно меньше находиться под дождем. Заскочили под крышу и остановились перед входом. Совсем рядом за одной из колонн послышался тихий шлепок, будто кто-то мягко приземлился на мрамор, спрыгнув откуда-то из-под потолка. А потом перед нами появился гибкий темный силуэт.
— Я уже решила, что вы передумали, — послышался приятный женский голос, чуть неровный, будто от волнения. А потом и его обладательница вышла на освещенный участок. — Привет, команда! Я Катя, но можете звать меня Искрой.
Среднего роста, стройненькая, спортивная, но без фанатизма. Явно не таскает железо в зале, полном потных бодибилдеров, но точно топит за ЗОЖ и бегает по утрам. А может и по горам. Энергия и сила так и прет. Если смотреть на ауру, то видно, как мерцают разные части ее снаряжения, собираясь вокруг единого центра силы.
На лице полумаска, впрочем, не скрывающая красивое лицо. Ибо странно представить, что красивые полные губы и точеный подбородок дальше под маской дополнятся картофельным носом и перекошенными бровями, сросшимися на переносице. А еще маска не прятала яркие зеленые глаза, с бегающими в них искорками.
Костюм дополняла куча всевозможных амулетов и усилений. Одаренная модница, смешавшая два стиля: «дорохо-богато» и «надела все самое лучшее сразу».
— Сколько же у тебя защиты от огня, — вместо приветствия сказала Банши. — Ты, часом, изнутри не кипишь?
— Ну-у-у, я горячая штучка, — губы под полумаской растянулись в улыбке, хотя голос немного подрагивал. — Но себя я контролирую.
 «У-у-у-у, Банши ее сейчас как тузик грелку…»         — прогудел Ларс. —         Даже жалко, хорошая девочка, хоть и волнуется…' 
 «Какая она девочка? Там уже за второй десяток перевалило»,         — начал спорить Муха.      
 «Слушай, сынок,         — от Ларса повеяло назидательным тоном         , — Для меня все, кому до сотни, — девочки…» 
Я поторопился прервать мысленный диалог двух ценителей и вмешаться. А то Банши уже фыркнула. Скорее всего, приняла это замечание на свой счет, притом что Искра вряд ли знает о ее особенностях. Но вызов собирается принять — в глазах блондинки загорелись озорные огоньки.
 «Матвей, а у Банши откат уже закончился?» —         как бы невзначай уточнил Муха.      
 «Музей хоть и не Дарвинский, но есть шанс, что премию ЧОП получит совсем не ту, на которую рассчитывает…»         — я не видел Ларса, но готов поспорить, что старпер сейчас давит такую лыбу, что есть риск выпадения вставной челюсти из призрачного рта.      
Может, он и прав. Идти в рейд с двумя взрывными девушками — риск. А мы ведь еще бумагу подписали на тему сопутствующего ущерба. М-да… Пофиг, прорвемся!
Я не дал разгореться потенциальному скандалу. Бесцеремонно влез между ними, невзначай приобнял растерявшуюся Искру, развернув ее в сторону Стечи и Гидеона. Это было лишнее, но надо было проверить, действительно ли она горяча, но только в буквальном смысле. Искра оказалась теплая, как все живые, и приятная на ощупь. Очень приятная, даже у фобосов моих призрачные брови задергались от подмигивания.
Дальше пошло проще. Я представлял команду — они отвечали. Гидеон вежливо кивнул и выпил за знакомство, Стеча раскланялся, попытавшись изобразить нечто в «Д’Артаньянском» стиле. Банши еще раз фыркнула и тихонько пробурчала себе под нос: «Я с ней нянчиться не собираюсь…»
— Сработаемся, — улыбнулся я, сам себе не веря и стал вводить новенькую в курс дела. — Задача простая. Прочесать музей на наличие фобосов, найти и изгнать. При этом не спалив и не взорвав ничего лишнего. Сыскари, прежде чем заказ сформировать, выявили как минимум три остаточных следа.
— Только аккуратней, — после моего кивка, вмешался Стеча. — Всех сотрудников вывели, кроме одного. В подвале под третьим залом мастерская чучельника. Он светлый одаренный, но сильно странненький. Никогда свою мастерскую не покидает. Прежде чем стрелять, надо убедиться, что его не заденем, а то он один такой на всю страну. На его чучела все мировые музеи равняются.
— Заходим, выбираем зал посвободнее, ставим ловушку, ныкаемся и ждем. Гидеон, все готово? — спросил я и посмотрел на святошу, пытаясь понять, трезв ли он еще. Дождавшись кивка, я повернулся на Искру. — Держись рядом, жги все только по команде или если кто-то из нас будет между жизнью и смертью. Вопросы?
Вопросов не было.
* * *
Входная дверь гостеприимно распахнулась, то есть даже не была закрыта. Местные сторожа сейчас попивали пивко в трактире напротив и делали ставки, вглядываясь в опустившуюся на площадь ночь.
Первый зал нам не подходил, потому что был слишком далеко от задних помещений, хотя там было свободно. Большой зал с окошками касс вдоль одной стены, лавками вдоль другой и длинной стойкой с информацией в центре. Над ней на леске покачивался скелет птеродактиля, задавая тон всем основным экспозициям музея.
Следующий зал тоже мимо — его занимала огромная туша брахиозавра. Этакая огромная «лейка» с длиннющим носиком. Частично скелет, частично внутренние органы в разрезе, сделанные из папье-маше. Изучили с интересом, Стеча прав был, говоря, что местный чучельник — гений.
Весь зал был посвящен этому гиганту. Сам он возвышался в центре, а вокруг только таблички с информацией. Откуда я узнал и название, и то, что трогать руками уникальное чучело нельзя — оно одно такое в целом мире.
Остановились в следующем зале, где служащие музея устроили джунгли в миниатюре с кучей мелких предметов реконструкции. И пальмы с лианами сделали, и заросли кустарника, в которых даже Стечу спрятать можно было, и небольшой ручеек, попахивающий водопроводом, журчал в камнях. И со всех сторон стояли чучела зверей в полный рост: не только головы на табличках, как у охотников, а имитация лесной жизни. Какой-то хряк склонился над ручьем, из кустов за ним наблюдает лев, к которому из-за камней подкрадывается гиена, а с потолка грозит связкой бананов обезьяна. А к ней, в свою очередь, тянется толстая змеюка.
Но главное — широкий свободный круг в центре, где, по логике, должны толпиться туристы, слушая экскурсовода. Практически арена в цирке с чучельными зрителями.
Гидеон положил на пол ловушку. Небольшая, как из-под обуви, коробка, наполненная тем, что, по мнению Гидеона, привлечет фобоса. Сырое подгнившее человеческое мясо, одолженное у какого-то бродяги в морге, несколько крошек янтаря, что мы забираем из разрывов, и все это сдобренное какими-то заклинаниями Гидеона и химией Банши.
Воняла коробка жутко! А то, что было внутри, отталкивало до отвращения, но при этом у меня возникла непонятная навязчивая идея, что нужно понюхать и посмотреть еще раз. Как те дурацкие видео, где врачи огромные прыщи выдавливают. Никто смотреть на это не может, а просмотры на «ютюбе» растут, как бешеные.
        Через ауру наша ловушка светилась, как неоновая вывеска:         «Открыто. Работаем до последнего гостя».         Но светилась не только она. Намного бледнее в разных концах музея фонило силой. Размытый след энергии, слабо подрагивающий, будто находится в спящем режиме.      
Один почти у нас под ногами, где предположительно находилась мастерская чучельника. Второй со стороны египетской экспозиции, а третий — в зале с морскими гадами.
— Все, теперь ждем, — Гидеон махнул рукой, призывая нас прятаться. — Если никто не клюнет, сами пойдем. Направление примерно понятно.
Банши исчезла моментально. Вроде только что стояла рядом и буравила взглядом спину Искры, то ли приглядывая, то ли фантазируя, куда и чем она ее будет взрывать. Но стоило мне обернуться, как ее уже не видать, только «пластиковые» листики прошелестели в кустах за спиной.
Стеча приткнулся к паре камней, попытался укрыться за пальмами, но даже широкое мангровое дерево не смогло его спрятать целиком. Он махнул рукой и уселся рядом с огромной гориллой, делая вид, что он с ней одной крови. Накинул на плечи шкуру, снятую с информационного стенда, и вписался вполне органично.
Гидеон залез на дерево и скрылся в листве. А мы с Искрой, которая излишне буквально восприняла команду «держись рядом», выселили семью не то муравьедов, не то утконосов, и втиснулись в небольшую искусственную пещеру. Тесновато, конечно, но вид на ловушку открывался идеальный.
 «Матвей, здесь так холодно!         — простонал Ларс.         — Может, ты прижмешься к ней поближе?» 
 «Поддерживаю. Мне тоже холодно», — донеслось от Мухи. 
 «Если вам так холодно, то и тискайте друг друга, —         отмахнулся я. —         Не отвлекайте. Я и так сосредоточиться не могу…» 
Неожиданно для себя я осознал, что волнуюсь от неожиданной близости. Последние отношения были так себе, ничего серьезного: чисто время убить да одиноким себя не чувствовать. Уверен, она и не заметила, что я пропал.
И про Настю пора уже забыть и признать тот факт, что мы не увидимся больше никогда.
Я чувствовал не только тепло девичьего тела, но и приятный запах — что-то летнее и фруктовое, — слышал ее дыхание…
В общем, было волнительно и мне захотелось узнать её поближе. Мы успели перекинуться парой слов, пока бродили по залам. Немного, но достаточно, чтобы понять, что человек она интересный. Не пустышка в дорогой снаряге, не чрезмерно уверенная в себе «чудо-женщина», которая не только коня остановит, но и избу сожжет дотла, и не адреналиновая наркоманка, упивающаяся силой.
Нормальная девчонка с понятными ценностями, живым интересом к окружающему миру и желанием сделать этот мир чуточку лучше. Возможно, она хочет что-то доказать себе или кому-то…
 «Матвей, ку-ку! Что-то идет!»         — Ларс вывел меня из задумчивости и пустил легкий импульс, меняя фокус моего внимания с капельки пота, пробежавшей у Искры по шее, на высокую дверь в дальнем конце зала.      
 «Фух, жарковато здесь…» —         Я отправил ответный импульс, типа с благодарностью за то, что фобос бдит.      
 «Ну да, ну да… Вентиляция плохая», —         прилетело в ответ.      
Я почувствовал, как напряглась Искра. Запахло тлеющим деревом, как от выжигателя, который у меня был в детстве. Из-под пальцев девушки, сжимающих какую-то деревяшку, потянулась струйка дыма. Я тихонечко подул ей на шею, не столько охлаждая, сколько призывая успокоиться.
 «О! Это ты здорово придумал! Профессиональный подход»,         — хихикнул профессор.      
 «Да отвали ты! Не шипеть же мне на нее…» 
Мне самому стало жарко, и уже не только от душной пещеры, а от понимания, что «подход» действительно получился далеким от делового.
Но сработало. Искра отдернула руку и, помахав, разогнала дымок. Повернулась ко мне и с виноватой улыбкой кивнула, мол, больше такого не повторится. Я молча указал на дверь.
Что-то приближалось. Темный энергетический сгусток парил над полом примерно на уровне двух метров. Приблизился к двери с той стороны, замер и исчез. А через мгновение появился уже с нашей стороны, пройдя закрытую дверь насквозь.
Мы увидели призрачный шар размером с толстый грейпфрут, горящий черным пламенем.
 «Это что за летучий колобок?» — спросил Муха. 
 «Это осколок мрака. Гадкая хрень! Появляется, когда брошенные, одинокие люди кого-то проклинают, —         подсказал Ларс.         — Это как у котов, когда они выплевывают комки шерсти. Тут тот же принцип, если вы понимаете, о чем я…» 
 «Честно говоря, не особо,         — выразил наше общее мнение Муха. —         Такое здоровое прям и летающее?» 
 «Нет конечно… Оно мелкое сначала, потом растет, когда начинает питаться. Это паразит, ему вселиться куда-то нужно. И дальше как повезет: если в кого-то с добрым сердцем, то и сам может исчезнуть…» 
Непонятно, что доброго осколок нашел в нашей ловушке, но подлетел он к ней очень даже целеустремленно. Покружил, примериваясь, а потом рухнул прямо внутрь! Коробка аж подскочила, а он пролетел насквозь и исчез в полу.
Через пару секунд он вернулся, вылетев сквозь паркет в паре метров от центра. Опять покружил, приближаясь все ближе к нам. Остановился возле чучела муравьеда, которого я выселил из пещеры, замер над ним и затрепетал. Медленно опустился на голову чучелу и постепенно растворился в темной шерсти.
Муравьед дернулся. По телу зверя пробежала судорога, и он сделал первый неуверенный шаг. Потом второй, а потом встрепенулся и бодро засеменил к нашей коробке. Ткнулся длинным носом в содержимое и начал сопеть и чавкать.
Обнюхав все, зверь поднял морду и опять задрожал, будто подавился. Сжался пару раз и выплюнул что-то черное, размером с мячик для пинг-понга.
Мячик этот вспыхнул черным пламенем, как и первый сгусток мрака, и поднялся в воздух. Подлетел к коробке, рухнул в нее, исчез и вернулся снова. Начал кружить в поисках тела, в кого бы вселиться. Муравьед же опять засопел и пошел к коробке за добавкой.
 «Так вот… Если в злое сердце вселится или в чучело, то, как видите, ничего хорошего не будет,         — продолжил Ларс. —         Такой способ размножения я раньше не встречал, нужно провести опыты…» 
 «Ну с муравьедом-то мы как-нибудь справимся»,         — хмыкнул Муха и поперхнулся, когда «детеныш» осколка подлетел к чучелу льва и начал растворяться в гриве.      



Глава 22

— Не сожги здесь все.
Я подтолкнул Искру и начал сам выбираться из пещеры.
Когда я выскочил на открытое пространство, Стеча уже стрелял. Пули вырывали из шкуры льва куски меха вместе с ватой. Пару раз послышался металлический скрежет, когда пуля чиркнула по каркасу чучела. Язык не поворачивался эту тварюгу назвать плюшевой, да и зубы с когтями были вполне себе настоящие.
«Зомби в квадрате» какой-то получился, которому плевать на дырки в теле и выпотрошенные внутренности. Ваты в воздухе было уже столько, что вспомнилось лето и лезущий во все дырки тополиный пух.
Гидеон застрял на дереве, зацепился ремнем за ветку и, смешно болтая ногами, пытался высвободиться, раскачивая каркас искусственной пальмы. Банши я так и не увидел.
Драный лев, пригнув голову, медленно двигался на Стечу. Скалил зубы и издавал странные звуки, похожие на хриплый скрип. Потом будто прочистил свои механизмы и зарычал совсем уж как живой. Припал на передние лапы, готовясь к прыжку.
Я выстрелил в тот момент, когда чучело взлетело в воздух. Стеча палил в упор, но никак не мог задеть «жизненно важные» органы: пули пролетали насквозь и рикошетили где-то под потолком.
Мне повезло чуть больше, если победу разрывной пули над плюшевым зверем можно считать везением. Я попал льву в плечо, скрытое густой гривой. Туда, где каркас должен был быть особенно крепким. Чучело разорвало пополам — верхняя часть разлетелась фейерверком вспыхивающей и моментально прогорающей ваты, а позвоночник, лапы и закрученный спиралью хвост с кисточкой отлетели в кусты.
Стечу, похоже, слегка оглушило. Он уставился на затухающий огненный дождь, сыпавший на него сверху, с немного туповатым и одновременно восторженным видом. Помотал головой, стряхивая оцепенение, и сунул огневик в остатки чучела.
Я согласен, это было красиво. Но вонь паленой шерсти испортила все впечатление.
— Что, говоришь, не сжечь здесь? — негромко прошептала Искра. — Все? Все, что после тебя останется?
— Типа того, — усмехнулся я. Почувствовав капельку силы, прилетевшую от убитого деймоса, я заметил сразу два темных шарика, пролетевших над моей головой со стороны нашей ловушки, и крикнул: — Валим муравьеда!
Я развернулся и побежал к ловушке. Раскуроченная коробка была пуста — только хвост муравьеда мелькнул в покачивающихся кустах. От содержимого остались только гнойные разводы по полу. И над всем этим, как мухи, кружили уже четыре дымчатых осколка мрака.
— Да ну нахер… — раздался вздох Гидеона. Он наконец-то кульком свалился на пол и пополз в другую сторону.
Я чуть не заржал: он напомнил тот мем со священником из «Очень страшного кино»! В целом, конечно, я был с ним согласен. Словно почувствовав наше внимание, мячики прыснули в разные стороны. Один взлетел под потолок к зеленому толстому питону, висевшему на лиане, второй, разогнав дымку над догорающим львом, пронесся в отдел хищников и растворился в пятнистой гиене. Третий промахнулся мимо всего зубастого и клыкастого, но зато влетел в какую-то длинноногую цаплю с огромным клювом. По виду сопоставимую с косой Смерти. Четвертый же, выдав несколько обманных маневров и пируэтов вокруг меня, выскочил за дверь и скрылся в соседнем зале.
— Я за этим! Банши, найди муравьеда! Стеча, на тебе гиена, Гидеон, цаплю лови, Искра, пи… з-з… —увидев напарницу, я осекся, не к месту задумавшись, а вдруг это не питон. Решил крикнуть про змею, но вместо этого мысль, наконец, догнала зрение и я закончил упавшим голосом: — … дец.
«Пизмеездец какой-то» уже свалился на девчонку и тройной спиралью обвился вокруг ее шеи. Масляная шкура блестела и переливалась из-за постоянного скольжения. Голова, плечи девушки уже скрылись из виду, а змея продолжала наматывать круги, стягивая руки.
 «Мля, что делать-то?» —         Чуть ли не впервые я сам обратился к фобосам за советом. Стрелять я не мог, даже с финкой бросаться — спорная идея, вдруг пораню девчонку.      
 «Без вариантов: потроши, но аккуратно,         — ответил Ларс. —         Я не могу его подцепить, не понимаю, из чего он сделан». 
 «Подержите мое пиво», —         хмыкнул Муха, а я почувствовал, как скрючило пальцы, пробежала волна силы от боксера, а мейн добавил нечто, напоминающее стальные напальчники с острыми кончиками, как у стеклобоя.      
 «Кусать никого не будем», —
предупредил         я. Провел кончиком языка по зубам и на всякий случай снизил уровень инициативы, выданной фобосам.      
И понеслась! Резкими, но аккуратными ударами я начал цеплять скользкую тварь и раскидывать в разные стороны. Мэйновские примочки пробивали шкуру с такой легкостью, будто она была из полиэтилена, но потом вязли в плотной пакле, пропитанной вязкой вонючей дрянью.
Ближе к лицу и шее я снизил скорость, чтобы не зацепить Искру. Маска с ее лица съехала, волосы растрепались, щеки раскраснелись — румянец проступал сквозь кровоподтеки. Глаза у Искры были бешеные. Они транслировали только одну мысль: «Щас всем придет змеездец».
 «Баба — огонь!»         — донеслось восторженное от Мухи.      
 «А без маски она еще лучше! Смотри, Матвей! — вмешался         Ларс и закричал:         — Не на нее смотри! На питона!» 
Я лишь чуть-чуть отвлекся, и голова питона выскочила из-под ноги Искры и попыталась цапнуть меня за ногу. Получила кулаком по лбу, шмякнулась на пол, клацнув челюстью, но не отключилась и бросилась на меня снова. Параллельно метнув мне под ноги кончик хвоста.
Но ни то, ни другое до меня не долетело — осыпалось пеплом, источая вокруг такую вонь, по сравнению с которой жареная селедка покажется ванилью.
Искра стояла с закрытыми глазами, но даже через опущенные веки было видно, какой там бушует вулкан, а от сжатых кулаков шел пар. Девушка быстро и тяжело дышала, пытаясь успокоиться.
— Тише, тише, не вдыхай эту дрянь так активно, — посоветовал я. Подошел к ней, спрятал когти мэйна и осторожно, будто чайник проверяю, коснулся ее щеки. Не ошпарился и чуть приобнял девушку, когда она начала всхлипывать. — Тише, все уже позади.
Да блин! От огненной ярости до напуганной неопытной девушки — один всхлип!
Но пришла она в себя быстро. Смутившись, отстранилась, виновато улыбнулась так, что на щечках проступили милые ямочки, и кивнула. Прошептала: «Спасибо», а потом вдруг оттолкнула меня в сторону и отпрыгнула сама, пропуская между нами костяной клюв цапли и несущегося за ней Стечу.
На плечах у здоровяка все еще была шкура, а в руках чья-то берцовая кость, которой он размахивал на манер булавы. На лбу выросла огромная шишка. Стеча морщился и кричал что-то нечленораздельное.
 «Сюр какой-то… Шапито!»         — охнул Ларс.      
 «Ты про святошу или истеричку?»         — отозвался Муха.         — Или про то чудо-юдо?' 
Я не знал, на что смотреть.
На небольшой костерок, занимавшийся в вольере с обезьянами? На тлеющий дымок уже прогоревшего гнезда какой-то птицы? На сломанную ограду или разбросанные тушки белок, мартышек и разноцветных попугаев?
Или на героев сегодняшнего «представления»?
На наворачивающего круги в образе пещерного человека Стечу, гонявшего тощую птицу? На Гидеона, опять оказавшегося на дереве и пытавшегося выдернуть штанину из пасти гиены? При этом он и стрелял, и читал свой магический рэп, мотая зверем, как маятником.
На Банши, всю перемазанную глиной и с листвой в волосах, которая все никак не могла справиться с муравьедом? Ухватилась за его хвост, и сложно было сказать, кто кого поймал и куда тащит. В итоге блондинка сорвалась, пропахав песочную имитацию пустыни, и, похоже, отчаялась. Из ее угла донеслось злое шипение: «…оно конем», и она полезла в подсумок за гранатами.
Но больше всего удивил новый участник нашего «цирка». В какой момент появился чучельник, я не понял, но он был здесь. Человеком это существо язык бы не повернулся назвать, но главное, это был что не фобос и не одержимый. К тому же он сам был похож на чучело.
Чучело человека, который так и не определился, какую роль отыгрывает: друида или шамана. Бледное лицо с жуткими мешками под глазами, меховой комбинезон, собранный из разномастных шкурок. Черно-белый фартук из кожи зебры. Длинные слипшиеся, практически превратившиеся в дреды волосы, с которых свисали кроличьи лапки.
 «Фартовый, видать, парень, —         удивился Муха.         — Как там у вас говорят? К успеху идет?» 
 «Не трогайте его, он не опасен, —         вступился Ларс. —         Для окружающих по крайней мере, себе-то он жизнь явно подпортил…» 
Не обращая ни на кого внимания, чучельник молча проплыл по помещению. Замер возле останков льва и чуть ли не со слезами на глазах начал собирать все, что мог найти. Поднимал, гладил и что-то бормотал. А потом также молча поплыл обратно, вовремя притормозив и пропустив Стечу.
— Если что, то у нас не всегда так, — пожал плечами я, глядя на прибалдевшую Искру. — Пойдем, поможем!
Девчонка, похоже, пришла в себя. Потрясла головой, фыркнула, а потом стала чертить в воздухе какие-то фигуры. Закончив, толкнула воздух перед собой в сторону зашедшей на второй круг цапле.
Прямо перед цаплей вспыхнуло огненное кольцо, похожее на цирковое, через которое обычно прыгают звери. Довольно широкое, практически гимнастический обруч — в такое не только цапля пролететь могла, но и Стече даже нагибаться бы не пришлось.
Задранный кверху клюв чучела, нацеленный на меня, пересек обруч. Цапля смешно и неуклюже подпрыгнула, обжигая тощие длинные лапы. И в этот момент Искра взмахнула рукой.
Обруч, как лассо, моментально стянулся в точку и, как лазером, рассек цаплю на две половинки. Клюв перевесил маленькую голову с черными глазами и костлявую шею, завалился вперед и воткнулся в землю. А тушка с ровным обугленным разрезом рухнула перед Стечей, стала сучить лапками.
Здоровяка занесло в момент торможения, но он быстро сориентировался и стал дубасить комок перьев своей костяной дубиной. Еще и кряхтел что-то, полностью слившись с образом пещерного человека, поймавшего удачу на охоте.
Гидеону помог я, использовав возможности Ларса. Подхватил пожарный шланг со стены, обмотал им гиену. И дернул вниз. Гиена зубы так и не разжала, молча обрушилась на пол, с треском оторвав часть штанины у священника. Я дождался, пока Гидеон спрыгнет и подпалит чучело, и только потом высвободил шлаг. Думал применить его по назначению и начать тушить разгорающиеся по кустам пожары, но тут раздался взрыв. Банши!
 «Хех, а бомбистка-то наша растет!         — сквозь ватную пустоту, заполнившую уши, прокомментировал Ларс.         — Я такого состава у нее еще не видел…» 
Я тоже. И будь я в другом мире, сравнил бы это электроимпульсной гранатой. Ничего органического, включая нас, не пострадало. А вот «пластиковые» кусты, листья на деревьях и несколько чучел, попавших в зону действия, покрылись ржавчиной.
Парализованный муравьед лежал на боку, шкура его поблекла и вся пошла какими-то струпьями. А стоило Банши поднести к хвосту огневик — сразу же осыпалась серым пеплом.
Все в той зоне стало каким-то хрупким. С потолка свалился широкий, тяжелый лист и, без единого звука ударившись об пол, рассыпался на мелкие кусочки.
На голову будто надели строительные наушники с активным шумоподавлением. Боли не было, но звук пробивался еле-еле.
Что-то рвануло еще раз. Приглушенно, будто где-то вдали, чуть ли не на улице. Но в этот раз по полу пошла вибрация, а с потолка шмякнулось несколько мертвых попугайчиков.
— Банши, завязывай! — я попытался перекричать ощущение вакуума, и меня услышали, а стоящая рядом Искра даже вздрогнула.
— Это не я! У меня такая штука вообще всего одна была! — примерно так же кричат люди, которые в наушниках слушают музыку, завопила Банши.
А тряска не прекращалась. Грохот повторился и уже не прекращался. Частота ударов нарастала, потряхивало и пол, и стены.
 «Гром гремит, земля трясется…»         — процитировал Муха.      
 «…это какой-то кабздец к нам несется»,         — закончил стишок Ларс.      
Следующий «взрыв» раздался уже за дверью, ведущей в наш зал со стороны экспозиций доисторического периода. Пол вздрогнул, а двустворчатая дубовая дверь, лопнула, осыпав нас дождем из острых щепок. Стеча, принявший на себя большую часть, скрипя зубами, выдал негромкую, но отборную матерную речь.
Грубо, очень грубо. Я увидел, как покраснела Искра, и понял, что слух вернулся не только ко мне.
Лучше бы не возвращался!
В разломанный дверной проем, ломая стены и потолок, попыталась протиснуться огромная костяная голова самого настоящего тираннозавра. Серо-желтая мертвая голова с почти черными острыми зубами. Трещины в черепе были скреплены стальными скобами и дополнительно прошиты стальной проволокой.
 «Тираннозаурус рекс — двенадцать метров в длину, четыре в высоту, если по бедру мерить, семь тонн веса. Клыки, если вместе с корнем считать, около тридцати сантиметров…» —         выдал справку Ларс.      
 «Ха, мудрила, с весом-то ты точно ошибся!»         — заржал Муха. —         Но согласен, костяной дракон зачетный…' 
Голова прорвалась целиком, показалась костяная грудина с маленькими и смешными на фоне гигантского тела лапками, а потом пресловутое четырехметровое бедро. Тираннозавр мотал черепом и издавал резкие, скрипящие звуки, похожие на рев. Это какая-то вибрация косточек и стяжек, усиленная магическим действием черного осколка, который метался внутри черепа. В пустых глазницах и ноздрях носился и вспыхивал, меняясь в размерах, клубок черного тумана.
Плоский угол нависающего над позвоночником копчика зацепился за балку, дав нам пару секунд, чтобы прийти в себя и броситься врассыпную. Гидеон покосился на пальму, но потом запрыгнул в местный террариум, заваленный камнями. Банши вжалась в стену, спрятавшись за стендом с образцами мелких представителей лесной фауны. Стеча просто ушел в инвиз, и только его следы проминали траву все дальше и дальше.
Искра начала крутить свою магию, формируя огненные обручи. Старалась делать их шире, но все равно даже самый крупный не мог полностью обхватить череп «костяного дракона». Пиромантка стала набрасывать один круг за другим, будто в кольца играет.
Первый ушел мимо, лишь оцарапав скулу и выскоблив ее до белого состояния. Второй зацепился за передние зубы, но, пока сжимался, тираннозавр так усиленно тряс головой, что круг почти соскочил, отрезав лишь малый кусочек челюсти. Следующий просто пролетел мимо, сделав в стене новый дымящийся проход.
— Прикрой, передышка нужна! — крикнула девушка и юркнула в пещеру муравьедов.
Я выстрелил, попал в пустую ноздрю и выбил кусок кости из затылка деймоса. Потом еще раз и еще, пока полностью не расстрелял барабан. Кость крошилась, хрустела; вспыхивали и почти моментально гасли разрывы зажигательных патронов. Но я добился только того, что теперь монстр стал охотиться на меня.
«Дракон» опять заскрипел. Звуковая волна ударила по ушам и выбила несколько окон под потолком. Дернулся, выламывая остатки кирпичной кладки и бросился на меня, запуская волну вибрации по полу.
 «Топ-топ, топает малыш, —         задумчиво проронил Ларс, а потом завизжал, не хуже сирены динозавра.         — Матвей, это я о тебе! Топай отсюда!» 
— Ага, щас, бегу и спотыкаюсь! Готовься, сейчас разберем его!
Я начал отступать, выцеливая шарниры и склейки, на которых держались кости. И никак не мог понять, что к чему крепится. Задние лапы впечатляли — фонарные столбы какие-то, пусть и кривые, но мощные, как каток-асфальтоукладчик. Деймос не замечал преград, топтал разбросанные чучела и проламывал пол.
А потом еще и хвост появился. Показалось, что стоит ему махнуть им по кругу, так он до дальней стены легко достанет. И вся эта хрень медленно, но верно двигалась на меня.
Жетон на груди нагрелся и начал отбивать условный ритм — «бьем одновременно, сразу после хода Банши».
От блондинки прилетел сдвоенный подарок, разорвавшийся между ребрами деймоса. Старый добрый динамит без дополнительных эффектов: вал огня, взрывная волна и облако дыма. Тираннозавра шатнуло, из дымного облака на пол рухнуло несколько поломанных ребер. Но его это не остановило, он рыкнул и будто даже налегке пошел дальше.
Сбоку от монстра из невидимости проявился Стеча. Уже не с костью, но с огромным пожарным топором. Здоровяк размахнулся и рубанул по лапе, отколов кусок кости. От удара этой же лапы и отлетел. Тыльная сторона трехпалой ступни отбросила здоровяка в стену, как футбольный мячик. К счастью, получился не удар когтями, а небрежная отмашка. Но и ее хватило, чтобы Стеча обессиленно сполз в кусты.
Из укрытия выскочил Гидеон. Он кричал молитву. Его здорово потряхивало, но зато каждое слово превращалось в чистую энергию, обретало форму солнечного зайчика и врезалось в кости, заставляя их прогибаться и трескаться.
У скелета лопнула пластина на груди, еще больше скукожились передние лапки (а чуть позже вообще отсохли и повалились на пол), ребер стало еще меньше, а из хвоста выпало несколько хрящей.
Гидеон слабел, его колени дрожали, голос охрип, и зайчики появлялись все реже. А деймосу всего этого было мало — скелет ревел и метался, кроша бедрами и хвостом все, что попадалось на пути. Сломал несколько деревьев, раскидав обломки. Толстое бревно попало в Гидеона, откинуло его и придавило.
Я отстрелял второй барабан, сделав несколько новых дыр в стенах. «Дракон» метался, как припадочный, а я целился и все искал то самое место, тот бантик, развяжи который — и вся конструкция посыпется.
 «Парни, давим!» —         я призвал фобосов, когда до клыков оставалась всего пара метров.      
Собрал силу каждого, сфокусировал и выпустил, надавливая аурой. Мощь мэйна, скорость Мухи, брюзжание Ларса — новый коктейль в моем арсенале невидимым облаком обволок динозавра и начал его тормозить. Я будто уперся в падающую на меня бетонную стену. Сдвинуть не мог, как ни напрягал мышцы, но и не ронял.
Краем глаза заметил движение. Сбоку Банши со Стечей оттаскивали Гидеона к выходу, а тем временем над моей головой мелькнуло худое гибкое тело Искры.
Короткий разбег, прыжок на каменный выступ, оттуда на потолочную балку, пробежка и снова прыжок — уже на спину «дракону». В руках у девушки зажегся обруч, разомкнулся и вытянулся в струну. Искра ударила им, как кнутом. Закинула струну под огромный затылок, закручивая огненный хлыст вокруг шеи и начала его стягивать.
— Бего-о-о-ом! — заорала Банши и бросила под ноги «костяного дракона» скрутку сразу из четырех склянок. — Три, два…
        Искра (еще до того, как прозвучало «три») уже бежала по балке в сторону разбитого окна на крышу. Я же чуть затормозил. Не сразу прошло оцепенение в мышцах после использованной силы ауры. Я бросился к ближайшей двери, мельком заметив табличку:         «Египетский зал». 
Взрыв раздался спустя полсекунды после громкого удара, когда отрезанная голова рухнула на пол. Волна горячего пыльного воздуха с мусором, осколками и костями подтолкнула меня и вынесла, распахнув мною двери. Я кубарем прокатился по полу, сбивая и раскидывая глиняные сосуды, тяжелые статуэтки и прочую хрень великой культуры.
Остановился, врезавшись в деревянную кушетку. Покрывала, свисавшие с кровати, и разбросанные подушки смягчили удар. Но все равно узоры и египетские иероглифы двоились, устраивая перед глазами размытый хоровод.
 «Какой интересный способ врываться к женщине в спальню…»         — в голове раздался незнакомый голос, а с кровати свесилась женская призрачная голова.      
Она смотрела прямо мне в глаза.



Глава 23

Я встряхнулся и помотал головой, глядя, как тает образ женщины. Либо глюк, либо последствия взрыва. Оглянулся на зал и тихонечко застонал.
Выломанный моей тушкой дверной проем сильно сокращал зону видимости, но общую картину передавал. Ураган, ливень, землетрясение — и все в одном помещении. А снаружи уже истерично звенели пожарные колокола.
Сквозь дыры в разбитой стеклянной крыше крупными каплями сыпал разошедшийся дождь, не давая разгореться огню. Заливал не все, оставляя там и тут проплешины с дымящимся мусором.
Стена обвалилась, целые глыбы слипшегося старого кирпича засыпали проход и перекрыли вид на остатки раскрученного динозавра. Только кусок расколотого черепа, воткнутый клыками в пол, будто бы осуждающе косился в мою сторону. Ровно до тех пор, пока на него сверху не рухнул кусок какой-то балки.
Неплохо так вдарило, но зато все живы.
В дверном проеме появилась наша гоп-компания. Банши пятерней вычесывала щепки из волос, растряхивая за собой пылевой шлейф. Стеча помогал идти Гидеону, подхватив его под руку.
Пыль, сажа, десяток заноз и ссадин — потасовка с музейными экспонатами оказалась не страшнее обычной драки в баре. Давала о себе знать усталость от расхода силы, которая должна была хоть частично восстановиться после изгнания костяного дракона. Но «прихода» не было. Может, не добили? Или Искра все себе забрала?
Стоило про нее вспомнить, как она тут же появилась. Над головой скрипнуло окно, залив нас ледяной моросью, и на пол спрыгнула наша горячая паркурщица. От мокрой насквозь девушки шел пар. Она помотала головой, встряхивая волосы. Будто мы тут рекламу «Баунти» снимаем, а у нее главная роль: девушка, выходящая из воды на пляж. Пара стало еще больше, а когда он рассеялся, Искра была уже сухой. Волосы только чуть-чуть завились, добавив к ее улыбке еще немного обаяния.
— Полезно, — хмыкнула Банши. — Подруга, а меня подсушишь?
— Позже, — прохрипел Гидеон. — Проверь пока, почему изгнание не завершилось. Здесь есть еще что-то. И это не только нейтральный фобос. Матвей, ты собираешься решать этот вопрос?
 «Да-да, познакомь уже с дамой,         — попросил Ларс. Он как-то подтолкнул меня, так что мне пришлось развернуться         — Поди сама Клеопатра?» 
Хм, не галлюцинация…
Рядом с кроватью стояла женщина. Красивая, ничего не скажешь! Может, только нос крупноват, но это уже если докопаться надо. Мне не надо. Прямые черные волосы, ровная челка, подстриженная «под горшок». Большие выразительные глаза. Впрочем, и все остальное тоже… довольно выразительное, пусть и прикрыто полупрозрачной накидкой.
Она смотрела прямо на меня, изучая. На губах легкая, слегка мечтательная улыбка.
 «Приветствую великую Клеопатру в этом чудном мире!» 
Я, как мог, разулыбался. Еще и нечто похожее на реверанс сделал и поднес руки к сердцу, выражая свое дружелюбие.
 «Кшипши схниид тиррши… хуршум ти кшех…» —         донесся в ответ довольно мелодичный, несмотря на кучу шипящих звуков, голос. Женщина нахмурилась, глядя на то, как я качаю головой, и стала жестикулировать. Дотронулась до груди, потом до головы, потом показала на меня и протянула руку, будто спрашивая разрешения дотронуться до меня.      
 «Моя твоя не понимать… но попробуй…» 
Опасности я не чувствовал, зато откуда-то знал, что стандартный метод поглощения фобоса не сработает. В какой-то степени это насилие над призраком, а мы вроде как мосты наводим. Женщина постарше Ларса будет — тут тонко нужно.
Чувство опасности молчало и у моих фобосов. Степенный профессор и спортсмен-однолюб вели себя сейчас как какие-то школьники, в первый раз увидевшие полуобнаженную красивую женщину. Мозг уже разжижаться начал, затопленный призрачными слюнями.
Я выпрямился, развел руки, готовый к свободному падению, и расслабился. Египтянка кивнула и протянула ко мне ладонь. Золотистую загорелую кожу даже призрачная серость не могла скрыть. Тонкие, изящные пальцы с египетскими иероглифами, нарисованными белой краской на ногтях.
Когда она дотронулась до меня, по лбу пробежал холодок. Разделился, проскочил по вискам за уши и соединился на затылке. Я почувствовал, как наэлектризовались волосы, а потом стало щекотно.
Блин, да она меня сканирует! Перебирает все мысли и мыслишки, изучая закрома памяти. Харе уже! Я мысленно надавил, мол, границы надо чужие уважать, и она отступила.
 «Сорян, мой косяк. Мне надо было калибровку провести…» —         в голове раздалась понятная (даже чересчур) речь.         — Чтобы базарить можно было. А то зашквар какой-то, что ни бе, ни ме, ни кукареку… Норм?' 
 «С калибровкой ты перестаралась, конечно, —
прокомментировал         я. Заметил, что она смутилась и нахмурилась, и поспешил поддержать наметившийся контакт и улыбнулся:         — Но Клеопатре простительно…» 
 «Кэлбэх! Бэнт шармута! —
Египтянка вернулась к родному языку с такой яростью, что даже не зная перевода легко считался весь матерный накал. — Не называй меня так! Ненавижу ее, эту гребаную… не могу выбрать нужное слово из твоего словарика. Меня зовут Хармион». 
        Она фыркнула и, поманив меня за собой, подлетела к одной из картин, висевшей на стене. Я прочитал надпись на табличке:         «Смерть Клеопатры»         за авторством некоего Жан-Андре Риксана.      
Изображение на красочном полотне практически полностью повторяло обстановку экспозиции. Декорированная разноцветная кушетка, которая помогла мне остановиться. Желтая штора с вышитым орнаментом в виде крыльев, комод со статуэткой на заднем фоне.
На кушетке лежала голая женщина с венцом на голове. Признаков жизни художник ей не дорисовал, но на спящую она не тянула. У нее в ногах, свесившись головой с кушетки, лежала вторая девушка. А третья, еще живая, сидела рядом и поправляла золотой ободок у первой. Все чернявенькие и фигуристые, с очень неплохой прорисовкой.
 «Это я,         — сказала египтянка и показала пальцем на живую девушку, а потом на вторую, чье лицо было не разглядеть.         — А это Ирада, моя подруга. Мы вместе служили Клеопатре…» 
 «А это, стало быть, она?         — я кивнул на девушку с ободком.         — Судя по названию картины, что-то пошло не так?» 
 «Конечно, не так! Хмара эрдэ! Помешалась на своем Антонии, решила отравиться. А я, между прочим, профи в этом. Если по-вашему говорить, то я мастер ядов. Поверила ей, сделала все, как она просила. Чтобы без боли, просто взять и уснуть. Но кто же знал, что ей одной ссыкотно уходить? Уколола в спину, гадина…» 
 «А по картине и не скажешь, —
пожал плечами я, — довольно мило ты ей ободок поправляешь…» 
 «Я ее придушить хотела, но когда стража ворвалась, я тянулась уже из последних сил, —         беззвучно зарычала Хармион, вспоминая тот момент.         — А они не поняли и переврали все, балбесы. Там, знаешь, особо умных не было, исполнительные только… А я ведь очень хотела жить. Так сильно, что задержалась и теперь хоть по миру катаюсь с выставкой… Возьми меня с собой, а? Ну позязуста…» 
— Тебе точно надо калибровку с нуля делать, — начал я размышлять вслух. Рядом все равно никого не было. — Так я вроде и не отравитель. Зачем мне яды?
 «Узко мыслишь, —         промурлыкала Хармион. —         Вопрос в дозировке и ингредиентах, а так и паралич, и сыворотка правды, а ведь еще и лечить можно…» 
В голове загудело с двух сторон. Будто за одним плечом дьявол-искуситель, а за вторым плечом еще один дьявол-искуситель. Даже Белка начала суетиться в предвкушении нового соседа. Мэйн традиционно воздержался от участия в голосовании.
— Уверена? У нас здесь пока дела, мир не скоро посмотришь. То, что ты у меня в голове увидела, это вообще, считай, из прошлой жизни. Да и враги у нас есть.
 «Так даже интересней! Уж поверь, насиделась я на одном месте…» 
Я открутил крышку душелова и мысленно потянулся к фобосу. Странный переход получился, такого еще ни разу не было. Картинка будто раздвоилась. Вид на музейную реальность, в которой серое облачко, как джин из бутылки, выскочило из старой амфоры, пролетело сквозь Хармион и, подхватив ее, ввинтилось в горлышко душелова.
А с другой стороны — обжигающий и душный вид на пустыню. Темные воды большой мутной реки, далекие пирамиды, заполненный толпой шумный рынок… Шелка, специи, марширующие мимо римские легионеры… Сотня изображений Клеопатры со всех ракурсов и в разных нарядах.
А еще травы, ягоды, мензурки, горелки и запахи. Рецепты и способы приготовления, разложенные по полочкам на зависть химику-перфекционисту. Только это даже готовить не нужно! Знай себе черпай из Хармион да вливай силу.
Лица, места, события — я будто супердинамичный рекламный ролик посмотрел о Египте.
 «Здравствуйте, мальчики! А что это у вас тут за бардак такой? Вот эту комнату освободите-ка мне…»         — услышал я. Слияние завершилось, а вместе с этим закончились мои видения. Я еще немного послушал, как первоначальное «ура» у моих «мальчиков» сменилось озадаченным «эм-м», и полностью вернулся в реальность.      
Взволнованная Банши пыталась растормошить Гидеона. А тот, вволю пригубивший своих настоек, ворчливо отмахивался от нее, похрапывая в одном из пустых саркофагов. Стеча бродил по залу и разглядывал картины, подолгу зависая перед вариациями на тему жизни и смерти Клеопатры. Искра стояла в дверях, будто карауля.
— Матвей, Стеча, херли вы там зависли? — крикнула Банши. — Гидеона нужно поднять, там хрень какая-то.
— Ребята, кажется, оно расползается, — пискнула Искра и начала пятиться назад.
Стеча метнулся к Гидеону и просто вынул его из саркофага, как ребенка. Затем поднес под струйку воды, капающую из окна, плохо закрытого Искрой. Я же сразу пошел к дверям. Потеснил наемницу и заглянул в зал джунглей, пытаясь понять, что там расползается.
С этого ракурса все выглядело еще хуже. Каша из перьев, меха и размокшего папье-маше черным слоем покрывала половину зала. Другой половины толком уже не существовало.
Во мне моментально проснулся Захар и поинтересовался: «А как мы за это расплатимся-то?» И ведь уже не соскочишь, мол, когда пришли, здесь все так и было. Сторожа нас видели, и когда мы вошли в музей, точно не было тайной комнаты, которую я сейчас наблюдал за обвалившейся кирпичной кладкой.
 «Интересно девки пляшут!         — присвистнул Муха, а потом вдруг прошептал:         — Ой, прости, Харми, я не хотел грубить…» 
Выпавший кусок стены был чуть больше двух метров в ширину, и свалился он аккурат со стороны пещеры, в которой мы прятались. В дыре открылась вторая стена, еще одна кладка, только очень старая, которую просто спрятали за кирпичом.
— Это что? Черепа? — спросил я и обернулся на побледневшую Искру.
Она рассеянно кивнула, не сводя глаз с черной масляной лужи, медленно перетекавшей в нашу сторону через обломки.
Кладка целиком состояла из черепов. Целые и побитые, они были впритирку влеплены в цементную стяжку. По самым скромным прикидкам, умножая столбики на линии, я насчитал больше двух сотен.
В одном месте черепа сильно выдавило наружу. Несколько штук склеились в один общий бугристый комок. Из стены выпячивался и пульсировал огромный бледно-желтый нарыв.
Через ауру ничего не было видно. Я имею в виду, абсолютное ничего, пустота. Очертания отдельных черепов хоть как-то угадывались, а нарыв и ползучая пленка — как та самая бездна, в которую можно смотреть вечно. Или пока оттуда кто-нибудь не выползет и не вырвет тебе глаза.
— Матвей, Искра! Назад! Бегом! — закричал Гидеон. Он подскочил к нам и чуть ли не за шиворот начал оттаскивать. — Она вас не коснулась?
— Нет, до нее еще метров пять, — прикинул я. Жижа ползла довольно быстро. Секунда — и уже скорее четыре метра до дверного проема осталось. — Это что за хрень?
— Черногниль, — поморщился священник. — Ее еще называют «пожиратель магии». Хоть капля попадет на одаренного — и все, капец! В лучшем случае инвалид на всю оставшуюся недолгую жизнь. Уходим отсюда скорее!
— Как это уходим? Вот так просто оставим ее здесь? Я не чувствую разрыва, откуда она вообще взялась? Это мы ее… разбудили?
Паника в глазах Гидеона нервировала так, что я начал сыпать вопросами.
— Оставим, но не просто, а бегом! — Гидеон упорно тащил нас с Искрой подальше от двери. — Не разбудили, а обнаружили. Нам за это еще и премию дадут! Может, ее хватит за тираннозавра этого гребаного расплатиться. А взялась… Так это Москва, здесь сотни лет такая дичь творилась, что неудивительно! Поверь, весь Орден уже на ушах стоит и сюда мчится отряд инквизиторов. Здесь особые навыки нужны.
Спорить с Гидеоном никто не стал. Мы пробежали египетский зал, следом нечто похожее на краеведческий уголок со следами первых жителей этих земель, потом опять чучельный лес, но уже с родными медведями, и вывалились на улицу через запасной выход.
Выскочили прямо под дождь и, врезавшись в широкую спину Стечи, замершего в лучах направленных на него прожекторов, остановились. И начали кричать, что мы свои.
Здание музея было оцеплено. В лучших традициях киношных спецопераций по периметру выстроили ограждения, врубили десятки фонарей со «святым» светом. Соорудили несколько навесов, под которыми дымили веники с полынью, а несколько стихийников сгоняли дым в сторону музея. Вертолета только не было, вместо него на соседней крыше молился отряд священнослужителей, направляя на музей светящееся силовое поле.
Грубый голос, усиленный магией, раздавался со всех сторон. Нам приказали немедленно идти к белому шатру, установленному посреди площади. Перед ограждениями стояли инквизиторы в странном облачении, похожем на костюм химзащиты.
— Гидеон? Нам стоит чего-то опасаться? — спросила Банши.
— Зависит от того, найдут ли заражение, — пожал плечами священник. — Сопротивляться точно не нужно, оцепили все наглухо.
— Оперативненько! — оценил я, насчитав четыре десятка инквизиторов и несколько отрядов охотников, среди которых особой нервозностью выделялись бойцы в единой броне с символом восходящего солнца: половинка круга с лучами и стрела, пробивающаяся вверх.
— Так метка же зажглась, — Гидеон кивнул за спину.
В воздухе над крышей музея ярко светился пламенеющий крест. Тьму не разгонял, но я готов поспорить, что его из любой точки города сейчас видно.
— Разрывы и подобную хрень заранее сложно увидеть, и часто замечают тогда, когда уже поздно, — продолжил Гидеон. — Для этого в богатых городах ставят сигнальные метки. Красный цвет означает наивысшую опасность для одаренных, поэтому здесь все. Только не пойму, чего на нас так парни из Рассвета таращатся. Слышал, что сильный отряд, а зыркают так, что впору над ними метку зажигать.
— Это, наверное, из-за меня… — тихонько сказала Искра и всхлипнула. — Глава Рассвета мой брат, и так получилось…
— А я все думала, в чем же подвох! — взмахнула руками Банши так, что инквизиторы встрепенулись и подняли на нас оружие. — Не мямли уже, выкладывай как есть. Мы понятливые.
— Семья не хочет, чтобы я стала охотником, — шмыгнула носом Искра. — И, скорее всего, у нас будут неприятности.
— Если глава Рассвета твой брат, — уточнил Стеча, — то папенька у тебя премьер-министр, так?
— Угу. Простите меня. Я думала, тихонечко наберусь опыта, чтобы отцу доказать, на что способна…
— А тихонечко не получилось, — хмыкнул я. Мы уже подошли к парням в химзащите, отгородившихся от нас, как от прокаженных. — Все живы, а это главное. С остальным разберемся.
Нас мурыжили несколько часов. «Сканировали», освещали, окропляли, допрашивали, потом опять допрашивали, наблюдая, как мы реагируем на разные эликсиры и тестовые заклинания. Почти как тесты на алкоголь: «Дотроньтесь до носа, прочитайте алфавит задом наперед» (с чем я, кстати, не справился, просто отказался это делать, а то еще за одержимого приняли бы).
Сначала нас держали в шатре, и это хотя бы было весело, потому что мы в щелочку наблюдали, как действует инквизиторский спецназ в химзащите. Штурм музея, яркие вспышки и стройный молитвенный хор.
Потом развлечения закончились, и нас отвезли за город в какой-то небольшой храм. Там оставили на ночь, еще понаблюдали и, не найдя признаков заражения, начали отпускать. Но не всех сразу.
Первыми (вероятно, как самых молодых и быстро восстановившихся) из храма выпустили нас с Искрой. Молча выпроводили за ворота и оставили вдвоем на заснеженном пустыре.
— О, вот это сервис! Хоть пешком добираться не придется! — обрадовался я, увидев две группы черных моторок, которые стояли в разных углах «парковки» перед храмом. — Как думаешь, до города подкинут?
То, что это не такси и даже не частники, я понял еще до того, как начал шутить с наемницей. Хотелось ее подбодрить, а то девчонка совсем раскисла. Все время извинялась. Возможно, гнев ее отца мог неслабо по нам ударить.
И когда из тонированных моторок начали выходить охотники со значком солнца и стрелы, я понял, почему она так переживает.
Премьер-министру для полноты образа этакого дона Корлеоне не хватало только двух доберманов за спиной. Хотя их роль на ура исполняли охотники Рассвета, идущие за боссом. Брат Искры тоже был здесь. Он гранитной глыбой закрывал обзор на половину машины. Напомнил Тома Харди из «Легенды», причем не самого «доброго» из близнецов. М-да, как будто джекпот собрал из хладнокровных убийц, а ведь это лучшие люди империи. Отряд Исаева по сравнению с ними — школьники, только-только ГТО сдавшие.
— Папа, Борис… — промямлила Искра, но ее довольно грубо оборвали.
— В машину, быстро! Дома поговорим, — рявкнул отец, а потом пристально посмотрел на меня и легким движением пальцев дал команду своим «псам» на перехват. — А ты…
В этот момент раздался тройной гудок моторки из левой группы машин. Открылись двери, и теперь оттуда высыпали люди в серой одежде. Их было меньше, чем людей за премьер-министром, но они держались с таким уверенным видом, будто и не было перед ними десятка вооруженных до зубов охотников.
В чем-то мне уже знакомые. Я узнал их брюки, пальто, кучерявые шапки. Точно знакомые! Вперед выступил Инок, старший дознаватель службы «Очи императора». Тот самый, кто встречал меня на вокзале.
— Господин Кантемиров, какая неожиданная встреча! — Инок дружелюбно улыбнулся и приветственно приподнял край шапки. — Я вижу, вы торопитесь и не хочу вам мешать, да и я здесь по службе, — последнее слово он выделил, четко давая понять, против кого попрет Рассвет в случае конфликта, а потом посмотрел на меня. — Матвей, может, в этот раз примешь мое приглашение?



Глава 24

— Не поверите, как раз к вам и направлялся! — улыбнулся я Иноку и зачем-то подмигнул премьер-министру.
Не смог удержаться. Понимал ведь, что не последняя это встреча с папой, но такое у него кислое лицо сделалось, что я о своих словах не пожалел. Пожалею еще, может быть, потом, но сейчас я рад был дать понять старику, что нечего мне запрещать с девочкой общаться! Я еще и рукой Искре помахал, когда она в машину садилась, мол, до скорых встреч, детка!
Меня встретили, создав коридор из охранников, и усадили на заднее сиденье, плотно зажав с обеих сторон. Инок уселся впереди и толкнул водителя.
— В центр? — уточнил седоусый «чекист».
— Нет, сразу к объекту едем, — сказал Инок и обернулся на меня. — Я думал, ты умнее. Зачем на рожон лезешь?
— Это нервное, — попытался я пожать плечами, но парни рядом, видимо, в одном зале со Стечей тренировались, так что рядом с ними и не пошевелишься. — Просить высадить меня в городе бесполезно?
— Поверь, к счастью для тебя, — кивнул дознаватель. — Кантемировы злопамятные шибко.
— А с командой моей что?
— Парни проводят до города, а там уже как-нибудь сами.
Инок кивнул на моторку, которая в одиночестве осталась у храма. Семья Искры чуть-чуть нас пропустила и двинулась следом. Не в погоню, дорога просто была одна.
— Нет, ну ты видел его лицо? Жаль, второй раз такое даже мне уже не простят. Так что не подведи.
— В чем? Может, уже расскажите, зачем я вам нужен?
— Сам все увидишь скоро, — скривился дознаватель. — Вопросы остались по Степановке. Кстати, спасибо! В какой-то степени меня из-за вас повысили. Мы видели, как вы крадетесь, но мой предшественник вас недооценил. Теперь он на пенсии, а мне разгребать. Отдыхай пока.
Я присмотрелся к Иноку повнимательней. Чересчур добрый какой-то, типа хороший полицейский, которому надо довериться. На «ты» сразу перешел, про Кантемирова гадости говорит, на руководство кривится. Подозрительно все это!
Сколько с дознавателями не встречался, никогда ничего хорошего не выходило. А с другой стороны, он не особо-то старше меня. По карьерной лестнице только начал карабкаться, в дело свое верит, осваивает роли, нащупывает границы. Еще бы понять, ради чего я ему нужен.
Я вздремнул, устроившись на теплом плече соседа. А когда проснулся, мы были уже в городе. Ехали по какой-то окружной, не заезжая в центр, над которым все еще светилась метка найденной гнили. Бледная, частично рассеянная и бесформенная, но все еще не хуже любой ленты заграждения отталкивающая не только зевак, но и тех, кому в центр нужно было по делам.
Вдоль дороги стояли пустые повозки, а извозчики, маясь от скуки, пересказывали друг другу, кто что видел. Прям как рыбаки, которые руки шире раздвинуть не могут, чтобы показать, какую рыбу видели. Чувствовалось, что народ напуган. Не только мужики, но и женщины подолгу зависали, слушая знатоков или тех, кто успел урвать газету у разносчика.
Моторок министра сзади уже не было. Улицы пошли совсем незнакомые, даже с прошлой жизнью параллели не получалось провести. По ощущениям, мы катили куда-то на восток, без спешки объезжая и зевак, и заторы из грузовых повозок, которых не пускали в центр.
Оказалось, что нам туда не надо. Мы доехали до перекрестка и свернули в сторону от города. А ещё через час довольно бодрого хода, въехали в ворота огороженного поместья. С виду самого обычного, ворота охранял древний сторож в тулупе, работяги что-то мастерили, женщины мелькали — кто воду нес, кто окна мыл, и даже детвора мяч гоняла. Мирная дачная жизнь во всей красе.
На нас никто внимания не обращал, только пацаны придержали потрепанный мяч и проводили моторку взглядом. Мы въехали в ворота высокого амбара, для стороннего наблюдателя выполнявшего роль конюшни-гаража.
Здесь уже стало поинтересней: второй пост охраны, совсем не бутафорный, состоял из шести вооруженных бойцов, усиленных двумя пулеметами Максима и дополнительными бетонными перегородками с бойницами. Логику их расположения я не очень понял. С некоторых точек огонь можно было вести только внутрь помещения, будто опасность могла быть там, а не снаружи.
В центре ангара стоял какой-то агрегат, похожий на бензиновый генератор из моего прошлого мира. В этом мире к скоплению медных трубок добавили колбы с булькающей фиолетовой жидкостью и самый настоящий колокол, а сверху все закрыли толстым стеклянным куполом.
Колокол дергался через равные промежутки времени, но звона не было слышно. Скорее всего, он передавался куда-то дальше — от генератора тянулись толстые трубки, проложенные по полу до распашного люка в дальнем конце ангара. Рядом с закрытым люком было небольшое вентиляционное отверстие, куда и прятались отводные трубки.
 «Прямо подземный бункер какой-то, у меня также было в одной лаборатории, —         начал было Ларс, но тут же осекся. —         Да, Харми, я уже навел порядок в своей комнате…» 
— Как обстановка? — спросил Инок у охранника с особо выделяющимся «кирпичным» лицом.
— Напряженно, но под контролем, — скривился вояка, поправляя длинные усы. — Сегодня особенно нервно.
— Будем разбираться. Открывайте, профессор Смолин нас ждет.
Инок кивнул на люк, а потом на меня.
— Обыскивать не нужно.
«Кирпичная морда» посмотрел на меня с безразличным видом, будто тут по сто раз на дню «разбиратели» новые приезжают.
— Разбирайтесь. Но усыпить, конечно, вернее было бы, — пробурчал он себе под нос.
Вояка подошел к стене, раздвинул доски, открывая потайную нишу с рычагом, и медленно потянул его вниз. Под полом что-то вздрогнуло, послышался звук заработавших механизмов, и двери люка пришли в движение.
Инок зашагал туда, не дожидаясь полного открытия и даже не посмотрев, иду ли я за ним. Я пошел — почувствовал энергию фобосов. Переплетенный клубок смазанной силы, беспомощно бьющийся в замкнутом пространстве. Боль, страх, отчаяние и злоба. Поток концентрированной злобы был настолько велик, что моих фобосов начало мутить.
А когда я начал спускаться по лестнице, то еще и потряхивать.
Под землей звенел колокол — ритмично, противно, до скрежета в зубах. Голову моментально затянуло в тиски, а перед глазами побежали черные круги. Я оступился с последней ступеньки, и если бы Инок не поддержал меня, то рухнул бы кубарем.
Взвыл Ларс, перекрикивая стоны Хармион, послышалось протяжное «му-у-у-у-у» от мейна, и только Муха, заикаясь слабеющим голосом, смог вымолвить:
 «Брат, мы в нокауте… Выруби эту штуку… Держись, но пока ты без поддержки…» 
— Инок! — позвал я дознавателя, морщась от головной боли. — Вырубай на хер колокол, сдохну сейчас.
Он подхватил меня под руку и потащил вперед.
— Терпи! Так надо, сам сейчас поймешь.
— Что там? — просипел я. Глаза слезились, я пытался разглядеть, где мы, но кроме длинного каменного коридора и толстых дверей с решетками на маленьких окнах ничего не увидел.
— То, с чем тебе нужно разобраться, — ответил Инок и встряхнул меня. — А без глушилки она слишком сильная. Потерпи, сейчас легче будет.
На застенки инквизиции коридор походил мало. Слепящий «святой» свет бил слишком ярко, пытаясь прорваться даже в самые удаленные уголки. Не одной тени, только каменные блоки с выбитыми на них значками и охранительными цитатами из Священного Писания. Особенно много знаков было на дверях, усиленных серебряными лентами.
Мы прошли мимо двух. За обеими кто-то был: скребся за первой и скулил за второй. Проходя мимо мы услышали громкий удар. Кусок двери вздулся, сформировав силуэт человеческого кулака. Символы засветились, пришли в движение, облепив выпуклость, которая стала втягиваться обратно.
Херасе, как сказал бы Стеча! До чего техника дошла в этой психбольнице для особо буйных. Инок на это даже внимания не обратил, только рукой мне махнул, чтобы не задерживался.
Мы прошли еще несколько дверей без «активной подсветки». Потом был коридор с обычными дверьми. Сначала с табличкой «Ледник», потом «Склад редкостей», откуда выскочил взъерошенный дедок в больших перчатках и заляпанном темными пятнами мясницком фартуке. Но, заметив нас, быстро ретировался, пряча лицо.
Мы еще раз свернули за угол и через несколько метров уперлись в стену, от которой коридор расходился в две стороны под прямым углом. Метров через пять оба закутка заворачивали вглубь, а между верхом стены и потолком было пустое почти метровое пространство, в котором прятались трубки, шедшие от «генератора».
Стены были исписаны магическими символами, похожими на те, что были на сейфе в вагоне поезда. На ощупь холодные — я в очередной раз споткнулся и случайно оперся рукой. Током не ударило, наоборот, головная боль отступила, чернота в глазах растворилась, оставив только тающие границы маленьких клякс.
Судя по всему, перед нами было изолированное помещение со своей отдельной крышей. Этакий каменный куб в большом подвале, куда и накачивали звук глушилки. За углом нашлась дверь, полностью отлитая из серебра. А рядом с ней несколько окошек с толстым стеклом, покрытым плотной паутиной из рун.
— Заходи, — велел Инок, а сам подошел к двери и уже потянулся к здоровому засову.
— Ага, щас! — я отступил. — Нашел дурака!
— Матвей, стой. К окошку подойди хотя бы.
Он двинулся ко мне навстречу и остановился возле окна, что-то на нем подергал, и оно стало светлеть, пока не стало прозрачным.
Я осторожно, будто мне в глаз оттуда пальцем могут ткнуть, подошел к краю и заглянул внутрь.
Увидел что-то среднее между тюремной камерой и больничной палатой. Пол, стены и потолок напомнили кожаный диван с квадратными подушками. В центре потолка, где у нормальных людей висит люстра, в этих застенках был большой раструб, затянутый стальной сеткой. Звук через стену не проникал, но из-за вибрации (а колбасило сетку так, будто это сабвуфер в ночном клубе), страшно было представить, сколько крови из ушей там вытечет.
В углу у стенки лежала девушка, скрючившись в позе эмбриона. Худое, изможденное тело в некогда белом больничном халате с завязками на спине. Спутанные темные волосы, заплаканное лицо, частично закрытое исцарапанными руками. Чувствовалось, что ей больно, но сил сопротивляться уже не было. Девушку то потряхивало в такт вибрации, то выключало на мгновение, после которого она дергалась, как припадочная. Губы двигались в беззвучном крике, а когда заканчивалось дыхание, начинали бормотать что-то. Должно быть, девушка молила о помощи, о том, чтобы пытка прекратилась.
— Не может быть! — Я оглянулся на Инока. — Это же проводник из Степановки?
— Может, — неохотно кивнул дознаватель. — Только она не проводник, посмотри через ауру…
Я переключился на другое зрение и вздрогнул.
Над девушкой вились и искажались, как в кривом зеркале, фобосы. Некоторые не могли взлететь, вырываясь из тела только частично. Их крутило и корежило, не позволяя толком разглядеть и пересчитать. Десятка два, а то и больше. И все темные — туча воронья со страшными, искаженными злобой лицами.
Может, пара человеческих: я разглядел старую ведьму и жирного похотливого маньяка. Остальные — полнейшая нечисть. От знакомых баргестов и пакообразных мокриц до размытых слизняков с зубастыми мордами на все тело.
 «Срань господня! Выводок дементоров-спиногрызов…»         — Я поежился и выругался. Мысленно. Посылая сигналы своим, чтобы просто почувствовать, что бывает иначе. Есть шанс на свет во всем этом мраке. Но мне никто не ответил.      
— Она не проводник, — продолжил Инок, — она мнемоник.
— И типа рыбак рыбака? — Я помотал головой. — Капец логика!
— Мы все перепробовали, — скривился Инок, и как-то сразу стало понятно, что не молоком с разными вкусами варенья они бедную девушку угощали. — Она уникум. Но ее такой создали, и мне очень нужно понять, как.
— Зачем? — Я сделал еще один шаг назад.
— У Империи есть враги, — задумался Инок, подбирая правильные, с его точки зрения, слова. — А это оружие. Нам надо понять, как это работает. Или кто это сделал. Для защиты.
— Ее лечить надо, а не использовать. Это как-то…
— Ты сам видел в Степановке, к чему все это привело в Белом Яре, — перебил дознаватель. — Она нестабильна, мы еле-еле сдерживаем ее сейчас. И да, есть теория, что другой мнемоник сможет разобраться.
— И как ты себе это представляешь?
— Влезь к ней в голову, прочти ее память, — пожал плечами Инок.
— Это с живыми не работает.
— Тебе виднее, это ты мнемоник, — ухмыльнулся Инок. — Узнай, как это сделали или кто это сделал. И все. Помоги. И, конечно, мы заплатим, просто назови цену.
Инок улыбнулся, видя, что я задумался.
Серьезно задумался, прикидывая свои шансы. Далеко ли я смогу уйти, если пошлю сейчас дознавателя в пешее эротическое? Опять же, награда и полезные связи в органах никому еще не повредили.
На границе зрения замаячила «кирпичная морда», как бы невзначай поглаживая кобуру на поясе. Ой, что-то перестал мне нравиться Инок.
А вообще, разве я смогу уйти, зная такой секрет? Или присяду за одну из тех дверок, где поскуливает человек-кулак? Кто вообще знает, что я здесь? Премьер-министр, жаждущий что-нибудь мне оторвать. В принципе, отличная мотивация, чтобы меня найти! И, капец, какая ирония, что я буду этому рад.
С другой стороны, а девчонка-то в чем виновата? Во мне проснулась какая-то солидарность с коллегой по цеху. Единственным мнемоником, кого я знаю во всех мирах. Я поднял палец вверх, выпрашивая у дознавателя еще минуточку на раздумья, и вернулся к окошку.
Искореженные призраки исчезли. Втянулись и затаились внутри девушки, будто почуяв неладное. А она подняла голову — может, показалось, и это просто пустой взгляд в стену, но ощущение было, что смотрит прямо мне в глаза. По ее щеке потекла одинокая слезинка, а губы зашевелились в попытке что-то сказать.
 «Помоги… я хочу домой…»         — что именно она говорит, можно было считать даже без сурдопереводчика.      
Я еще раз призвал своих фобосов, глядишь, хоть совет какой дадут, но в ответ только образ промелькнул, как они плашмя лежат на донышке душелова, придавленные плитой звуковых волн колокола. Вот всегда так! Когда нужен совет по выбору — ни одного консультанта в торговом зале, а когда просто поглазеть зайдешь, то, как мухи, облепят. И жужжат, не давая пофантазировать.
Без уже привычных споров Ларса с Мухой стало как-то одиноко. Поэтому я прокрутил в голове возможные советы чоповцев. Один голос за то, чтобы забрать награду. Второй — расхерачить здесь все и всех к кузькиной матери. Стеча воздержался, ибо в инвиз я уходить не умел. А мельком брошенная фраза, что без ста грамм не разберешься, меня тоже не устроила. Советчики, блин!
Допустим, я вырублю Инока и «кирпичного», а дальше? Сколько их еще здесь за закрытыми дверьми, я не знал. А пулеметы наверху, направленные на единственный известный мне выход, четко давали понять, что к подобным прорывам здесь готовы.
Оружие у меня не отобрали. Задира с финкой в зоне быстрого доступа и неплохой арсенал в пространственном кармане. В том числе и запасы Банши. Но что делать с гражданскими на улице? И девчонкой?
        — Ладно, давай попробуем, — я улыбнулся Иноку, а мысленно добавил:         — Как там говорят? Прыгай не глядя, по ходу ухватишься за что-нибудь…' 
— Замечательно!
Довольный Инок потер руки, заглянул в окно, чтобы убедиться, что девушка не стоит за дверью, и потянулся к засову.
— Мы будем снаружи. Если ничего не выйдет, подай знак, я открою.
— Как ее зовут-то?
— Вроде бы Маша, но мы зовем ее Беда, — ответил дознаватель. Он рывком распахнул дверь, подтолкнул меня внутрь комнаты и моментально захлопнул ее за моей спиной.



Глава 25

В помещении было прохладно, градусов пятнадцать, максимум шестнадцать. Мягкий пол пружинил под ногами, резонируя с работой колокольного «сабвуфера». Мозг начал адаптироваться к звуку — в висках покалывал белый шум звенящего трансформатора.
Маша, а сейчас скорее Беда, повернулась и поднялась на четвереньки, приняв позу затаившегося хищника. Смотрела на меня исподлобья и оценивала, будто искала слабые места и готовясь в любой момент броситься. На ее коже проступила призрачная дымка, сквозь которую, как через пленку, пытались прорваться лица фобосов, искаженные голодными гримасами. Пока безуспешно.
Мне нужен не просто диалог, а полноценный контакт. Как-то пройти сквозь призрачную охранную систему, проникнуть в мозг и навести там порядок. Ванны со льдом у меня нет, бассейна сенсорной депривации я рядом тоже не вижу, а другие киношных способы, память мне не подсказывала. Не палить же ее огневиком, в надежде успеть потушить вовремя. Полынь-то не бутафорская.
Но я все-таки достал из кармана огневик, при этом поднял руки вверх, демонстрируя свое дружелюбие.
— Маша! Машенька? Мари? Привет, я хочу помочь… — проговорил я, сделал еще шаг и замер, когда девушка протянула ко мне руку, выставив вперед указательный палец. — Не мизинчик, но понял. Мирись, мирись и больше не дерись…
Я говорил спокойно, тихим, но уверенным голосом, будто капризного ребенка пытаюсь убаюкать. И, кажется, подействовало! Дымная пленка разгладилась и стала уменьшаться, втягиваясь обратно под кожу. Девушка сменила позу, отскочила в угол, уже не как хищник, а затравленная жертва. Еще осторожная, но уже без агрессии.
Есть контакт!
Я сделал еще один шаг, оказавшись уже практически в центре комнаты. Лепетал что-то успокаивающее про дом, про весну и солнце, что все будет хорошо — без особого смысла, просто не хотел останавливаться, боялся, что «рыбка» сорвется. Смотрел, как выравнивается дыхание и успокаивается лицо — разглаживаются морщинки (больше похожие на застывшие следы от судорог), уголки губ пока медленно, но уже тянулись вверх. Призрак легкой улыбки.
Я протянул руку в ответ. Чуть меньше метра — и кончики наших пальцев соприкоснутся. Еще чуть-чуть, еще один шаг навстречу измученному человеку, готовому принять помощь.
Уже почти сложившаяся улыбка вдруг дернулась, резко превращаясь в хищный оскал. Я не сразу среагировал — смотрел в глаза, полные боли, страха и надежды. Выражение в них не поменялось, только брызнули слезы в момент, когда ударили фобосы.
Это было похоже на взрыв. На две взрывные волны. Большая часть душ выскочила у девушки за спиной. Словно распахнулись черные крылья, потерявшие управление, вздернули Машу вверх и впечатали в стену. Кишащие в воздухе фобосы распяли вопящую от ужаса девушку и протащили ее под потолок.
Вторая часть сорвалась с руки девушки и со скоростью пушечных ядер врезалась в меня. Три лохматых комка, гребанные ежики-зубастики, сбили меня с ног и отбросили на несколько метров. Отскочили, взвившись под потолок, и стали раскручиваться по разным траекториям, готовясь снова спикировать на меня.
Больно, но терпимо. Считай, с вышки в бассейне плашмя на пузо рухнул, даже взбодрило немного. Я перекатился под раструб глушилки, заметив, что там, где громче всего долбит колокол, фобосы сбиваются с ритма.
— Не пробили, щенки! — прохрипел я. Привстал на одном колене, как делают все положительные герои, получившие по морде, но готовые к реваншу. — Засиделись вы в нашем мире, колобки чумазые!
И понеслась!
Я увернулся и пропустил первого. Второго, наоборот, встретил и, чуть не лишившись пары пальцев, запульнул его на сетку глушителя. Тварь как током прошибло, расплющило и бросило на пол в форме дымящейся лепешки. Третий нарвался на огневик, вспыхнул и растворился в вонючем облаке. Я еще раз отбил первого и уже сам бросился в погоню, на ходу затоптав и подпалив «лепешку».
Догнать не дали: от Беды отделилась новая волна фобосов и сразу же за ней — вторая. Разлетелись вокруг, сразу делая помещение тесным, и, зажав меня в центре, начали клевать со всех сторон.
Черный рой разнообразных существ: женщины, мужчины, дети. Везде угадывались общие черты: в похожих лицах и обрывках одежды. Мелькнул рваный пиджак с биркой Степановской мануфактуры. Обгоняя «людей» из толпы, на меня неслись баргесты, обглоданные тушки призрачных свиней и целый настоящий бык с горящими огнем глазами.
Я отбивался, крутился, отмахиваясь огневиком, цеплял кого-то, но тут же получал с другой стороны. Плотность фобосов работала в обе стороны: мои удары вязли в пустоте, но и боль от когтей и зубов была приглушенная, будто вполсилы. Может, сила мнемоника защищала, может, колокол делал свое дело, а может, Маша, сопротивлялась и хоть частично их сдерживала.
Но толпа, пусть дохлая и призрачная, — это все равно толпа. Я спалил с десяток фобосов, перестав за ними гоняться: смысла не было. Они были везде, а я просто шел навстречу Беде, стараясь уворачиваться или отмахиваться. Как медведь, на котором повисли рвущие его собаки, с каждым шагом я замедлялся и терял силы.
А когда предплечье прокусил баргест, вцепившись в руку с огневиком, я подумал, что уже все — конец. Еще одна пасть неслась сбоку, намереваясь прокусить лодыжку. Но ее опередил таранный удар быка, выкинувший меня из толпы.
Я сполз по стенке, придавливая баргеста. Схватил его за шкирку, стараясь оторвать от себя, и начал давить за ушами, чтобы сломать ему шею. Под пальцами что-то чавкнуло, будто прорвалась невидимая липкая пленка, и давление перешло на иной уровень.
Началось поглощение.
Волна мерзких образов пронеслась перед глазами: кровь, ужас, агония. Я инстинктивно зажмурился, сильнее стиснул пальцы и дёрнул в сторону. Хрустнуло, и поток картинок завис на стоп-кадре, будто интернет во время стрима оборвался. Баргест растаял в воздухе, оставив после себя серое пятно на белом полу и несколько кровавых ран на моем предплечье. Рука сразу же начала неметь.
Сбоку подлетел новый фобос: я разглядел скукоженное лицо с пустыми глазницами и разрезанными от уха до уха щеками. Я схватил его за шею, отодвигая клацающую пасть подальше от лица, и сдавил.
Хрустнуло.
Опять захлестнуло волной, на этот раз холоднее. Вместо агонии навалилась тоска. Эмоциональное выгорание, депрессия, хроническая усталость — разом все то, с чем так «успешно» справляются инфоцыгане и блогеры-коучи. Прямо «память предков» сработала, и мозг на автомате отсек всю эту муть, жамкнув кнопку «пропустить рекламу».
Следующий — хрустнуло.
Еще один — хрустнуло.
Я будто ленту «Тик Тока» листал, с первой секунды смахивая образы, пытавшиеся пробраться мне в мозг. Не нравится, не нравится, дизлайк, в игнор…
Местных фобосов, похоже, жизнь к такому тотальному равнодушию не готовила. Напор слабел. Появился просвет, в который я рванул. К Маше. Психика-то не резиновая — я чувствовал, что еще с десяток роликов этого суицидального контента — и никакие фильтры меня не спасут.
Я подскочил к девушке, с хрустом дернул за дымный хвост тварь, которая держала ее руку. Оторвал и вторую сущность, метнул ее в подкрадывающуюся толпу и поймал безвольно упавшее тело.
И тут меня накрыло уже конкретно.
Голова закружилась, черные тени стали виться вокруг нас, поглощая весь свет вокруг. Возможно, я отключился — на какой-то момент исчезли все звуки, включая занудный колокол. Синяки и ноющие ссадины успокоились, пропали гнойные запахи от истлевших фобосов. Я буквально моргнул и очнулся уже в другом месте.
Словно попал в пустое и абсолютно темное пространство. Ощущение свободного «ничего» можно было сравнить с ночным небом над головой. Стены с потолком исчезли, а с реальностью связывал только мягкий пол под ногами. Все тот же.
Передо мной была Маша — в светлой и чистой крестьянской одежде. Явный фрагмент из воспоминаний до страшного момента, который устроили сектанты. Чистые волосы завязаны в косу, на голове венок из подсохших, но все еще красивых цветов. Она улыбается кому-то, кивает, машет рукой. В ней есть сила, и какой-то безобидный домовенок, хихикая, вьется вокруг нее.
Но потом ее лицо меняется, появляется удивление, быстро перерастающее в страх.
В темноте вокруг нас что-то появилось. Призрачные «змейки» возникли в воздухе и стали закручиваться вокруг девушки. Душить ее, лезть в глаза, уши, рот, обрывая ее крик.
Ту «ленту», что поменьше, я уже видел раньше: в зеркалах родного дома и на пороге Ордена. А вот вторая, очень похожая по плетению и структуре, была незнакомой. Еще сильнее. Еще плотнее создавала ассоциации со скверной. Хлесткая, как насмешка, издевательски переполненная чувством вседозволенности.
Но и с добавлением светлого спектра. Может, Орден или остатки святости предков. Тот, кто применял эту магию, упивался своей силой и властью не только над Машей в данный момент, но и вообще надо всем миром.
Еще две, а может, три «змейки» были слабыми, как бледные тени основных.
Маша все же вырвалась и закричала — страшно, будто ее что-то разрывает изнутри. «Змейки» вспыхнули, освещая пространство вокруг. Во все стороны по кругу стали появляться дома, животные, люди. Прорисовывались дороги, резные заборчики, каменный колодец с разбросанными вокруг ведрами. Беззвучно лаяли собаки, рыдали женщины, дергались в бессильной злобе мужчины. Я узнал Степановку по нескольким характерным домам и искривленным деревьям за оградой.
«Змейки» продолжали бесчинствовать и разгораться, кончики их хвостов двоились, троились и, проходя через группу неизвестных мужчин в золотых масках, впивались в местных жителей. Я стал узнавать фобосов, нападавших на меня, только в видении они были еще живы. Вот милейшая старушка, которой силовым клинком рассекли лицо. Вот выпотрошенный дворовый пес — будущий баргест, грызший мою руку. Вот тот тихоня-бык, спокойно жующий травку во дворе за оградкой. Вот…
Они убили всех.
Не только Машину родню. Сектанты вырезали всю деревню. Людей и животных — всех, кто мог испытывать боль и ужас. Убивали, наполняли скверной, вливая часть своей силы, и через «змеиные» потоки перекачивали все это в Машу.
Я дернулся, хотел прыгнуть на уродов, но только повалился на землю. Ноги, как во сне, отказывались двигаться. Мягкий пол вдруг превратился в тазик, залитый бетоном. Я потянулся за револьвером, но пальцы все время соскакивали с рукоятки, отказываясь мне подчиняться. Я заорал, но меня не замечали. Просто зритель в чужом омуте памяти.
Попытался схватить и обнять Машу, с пеной на губах бьющуюся в конвульсиях, но руки проскользнули сквозь пустоту.
Я обернулся на уродов в масках. Золотые и гладкие, почти зеркальные и без каких-либо опознавательных знаков. По форме напоминали сектантские, но с тем же успехом могли быть и карнавальными на приеме у государя.
Неважно, что не вижу лиц, просто знайте, что ваша сила вас и погубит. Я найду вас всех.
Пришло четкое осознание, что я ничего не расскажу дознавателю. Золотые маски должны умереть. Без суда и следствия, без возможности выкрутиться, став полезными Императорской тайной службе.
Прости, Инок, я не справился с заданием. Не понял как. Не разобрал кто. Какие-то покойники, которые заберут свой метод в могилу. Не нужно их перевербовывать, не помогут они государству… Маша — случайная жертва, повторить такое невозможно…
Я смотрел, как бедная девушка, сходит с ума. Как за ее спиной открывается разрыв, как за ней выскакивают силовые жгуты и как червяки расползаются во все стороны. Казалось, я и сам нахожусь на грани помешательства. Таким бешеным, но и таким собранным я себя еще не чувствовал никогда. Усилием воли подавил галлюцинации и вывалился в реальный мир.
Маша лежала у меня на руках. Ее фобосы, как надоедливые мухи, кружили над нами. Чертово воронье! Я схватил первого, второго, третьего. Зажмурился, будто это поможет не видеть их воспоминания и не чувствовать их боль, и начал давить, изгоняя из этого мира.
Они не скрывались, каждый взмах рукой гарантированно давал улов. Без обреченности, наоборот, с надеждой на освобождение. Они чуть ли не сами бросались в мою руку и замирали за мгновение до изгнания, словно прощаясь с девушкой.
На лице Маши появился румянец, а когда растворился последний фобос, она прошептала:
— Колокола звенят, все болит…
— Инок!
Не веря, что все получилось, я обернулся на дверь и заорал:
— Выруби нахрен глушилку! Быстрее! И скорую сюда! Врача!
Девушка была слаба. Температура тела сперва вернулась к обычной и резко стала повышаться. Ее начало трясти.
Я ещё дважды кричал дознавателю, прежде чем в потолке заворочался скрытый механизм, а сетка вздрогнула в последний раз, чихнув пыльным облаком. И только тогда звон окончательно стих.
— Помоги… — прошептала Маша и, не сумев стиснуть мою руку, легонько погладила мою ладонь. — Отпусти меня. Убей… Я хочу к родным…
— Млять, — вырвалось у меня, и совсем не от неожиданности, а от осознания факта, что других вариантов я сам не вижу. — Я не могу.
 «Я могу… Пусти, ей не будет больно, —         сквозь затухающее эхо колокольного звона пробился голос Хармион.         — Для нее уже нет места в этом мире. Она на полпути, и ее встречают. Я чувствую. Я сделаю все как надо…» 
* * *
Харми действительно сделала все как надо. Включая важный нюанс, что уснувшая с улыбкой на лице Маша еще какое-то время выглядела мирно спящей. Врач дознавателей констатировал смерть от истощения в тот момент, когда я уже был далеко.
Но не то чтобы очень далеко.
Все в том же подвале, а еще точнее, в комнате для допросов, где по третьему кругу рассказывал все, что смог узнать. Первый раз только Иноку, второй раз какому-то важному начальнику. А третий раз им обоим и специально вызванному одаренному пузатому очкарику с навыком ходячего детектора лжи.
У меня была простая версия. Я все свалил на Степановку как на аномальное место, в котором открылся разрыв, и где неведомая доселе тварь вселилась в Машу. А после этого уже появились сектанты — про это я совершенно честно признался, что не видел, но додумал.
Пусть копают в Степановке, пусть ищут своего «истязателя разума».
Хорошо иногда пересматривать и помнить любимые сериалы. А еще иметь в голове собственную банду фобосов, которые подсунут правильные маршруты для посторонних исследователей.
Очкарик, конечно, прибалдел во время просмотра того, что ему подсунули.
Под нужным ракурсом небо над Хоукинсом сошло за Степановские дали, демогоргон за первый эксперимент сектантов, истязатель разума за вселившееся зло, а Изнанка прекрасно изобразила мир за разрывом. Он потел, чесался и только повторял: «Ну очень странные дела творились в Степановке». Но слова мои подтвердил.
Может, и на четвертый круг меня отправили бы, но в этот момент прибежал перепуганный врач. И тут началось! Инок орал на него, начальство — на Инока, врач что-то мямлил и пытался все свалить на условия содержания и поздний вызов. И так по кругу, и все совершенно забыли про меня.
Инок лишь отмахнулся от вопроса про награду, велел держать язык за зубами и не покидать город без предупреждения. После чего меня вывели на улицу и отпустили на все четыре стороны.
Я выбрал единственно верную, которая в тот момент казалась правильной. Выбрался из поместья, пнул пару раз мяч с пацанами, показывая свою беззаботность возможным наблюдателям. Прошел несколько километров пешком, а потом, убедившись, что за мной никто не следит, взял извозчика. Назвал адрес. Повторил, отвечая на вопрос кучера, не ошибся ли барин, а то нечего ему там делать.
Он, скорее всего, был прав. И, думаю, что я сам в глубине души уже все понимал. Знал, как именно погиб отец. Догадывался, что именно свело его с ума. Рыбак рыбака, говорите?
Но сперва нужно было убедиться. Перепроверить, достаточному ли количеству людей я вынес приговор. Поэтому я еще раз назвал адрес, который дала журналистка. Адрес того самого места, где погиб отец. И попросил поторопиться.



Глава 26

— Матвей, ну и сколько ты собираешься здесь сидеть?
На меня упала тень Гидеона.
— Проваливай, ты меня спалишь, — проворчал я, покосился на темный силуэт, загородивший теплые солнечные лучи, и чихнул от резкого пивного запаха.
— Как это? Я же не Искра… А от нее, кстати, письмо новое пришло, — как бы невзначай проговорился темный силуэт и пожал плечами. — Пойдем-ка лучше домой и нормально все обсудим. Помоешься наконец, а то третий день без перерыва тут сидишь.
Насчет помыться — это еще кто бы говорил!
Я разогнал пивное амбре и прижал щеку к драному ватнику. Вдохнул исходящие от меня ароматы, посмотрел на залатанные грязные штаны и дырявые лапти, обмотанные бечевкой. Потом оглянулся по сторонам на своих новых приятелей: Петьку Свистуна и Юрку Балалая, двух уличных музыкантов-попрошаек, побиравшихся на углу площади.
Я был как бы с ними. Отвечал за облезлую шапку, таскаясь с ней по площади и выпрашивая копеечку. Маскировка моя мне нравилась, но с запахом действительно перебор. Может, и денег бы больше заработал, если бы люди от меня не шарахались.
Чуть сдвинул Гидеона, открыв вид на главное здание Ордена. Там как раз остановилась карета, и два одаренных шустро почесали по лестнице. Эх, не та аура. Опять не та.
Ни одна из известных мне оскверненных «змеек» за последние две недели в Ордене не появилась. Для удобства я присвоил им названия по цветам: «желтые» — двое слабых подпевал из Степановки, «оранжевому» принадлежали следы в зеркалах и вторая роль в издевательствах над Машей, а «красным» был вероятный главарь и убийца моих родителей.
Этот факт подтвердился по остаточным воспоминаниям случайно найденного в развалинах фобоса, не пережившего ту ночь.
        Отца так же «накачали», заманив в ловушку и перебив всю команду, включая и его жену. Это потом уже в нем все «рвануло», уничтожив признаки внешнего вмешательства и создав версию, которая всех устроила и пошла в массы.         «Мнемоник психанул»        .      
Со мной подобное не должно повториться. Я не Маша, верящая в добрых людей, и врасплох, как отца, меня застать уже не получится. Плюс Ларс с Харми уже неделю разрабатывали варианты защиты. Вот только проверить было не на ком.
С турниром мы пролетели. А вместе с ним и с торжественной церемонией высшей лиги, и императорским балом, где я собирался найти своих врагов.
Хаос в музее сработал сильно в минус нашей репутации. Находка черногнили баланс выровняла и по очкам, и по финансам, но потом появился премьер-министр, и ЧОП «Заря» со свистом пробили дно дна черного списка. Официально работать мы могли: лицензия, разрешения и вся прочая бюрократия были в порядке. Но по факту окошко с выдачей заказов, как по волшебству, всегда было закрыто на перерыв, инвентаризацию, карантин и перекур, стоило к нему подойти.
И даже подкараулив и поймав клерка, мы не смогли добиться ответов: тот превратился в рыбку и беззвучно чавкал, хлопая глазами. Потом он очень вовремя услышал беззвучный, но очень важный звонок-вызов и смылся.
Этот сценарий потом повторялся и с другими клерками. Когда «важный звонок» не помогал — Стечу порой не так просто обойти, — у служащего обычно начинался сердечный приступ с хватанием за сердце и закатыванием глаз.
Бодаться было бесполезно. От нас шарахались охотники, бегали клерки, и даже Прокофий с Алефтиной (те, кто нам симпатизировал) лишь грустно разводили руками. Но хоть обещали принимать трофеи, пусть и с комиссией.
Так что ЧОП как бы пребывал во временном отпуске.
Я попрошайничал в засаде, ибо приглашения на бал не поступило. Черный ход здесь охранялся получше, чем в любом банке. Я увидел кучу магических ловушек, завязанных на ауре. А попытки устроиться на работу или подкупить официантов, музыкантов — вообще хоть кого-нибудь с пропуском — успехом не увенчались.
И я решил ловить на входе-выходе. В глубине души я считал, что настолько заранее сидеть бесполезно, но у меня с настроением после всех событий было как-то не очень, да и возвращаться домой стало опасно. Там был Захар!
Он выписался, переехал в развалины родного дома и начал «стройку века». Пытался и нас припахать, чтобы сэкономить на рабочих.
Сбежал не только я. Стеча с Банши шарились по трущобам и канализациям в надежде откопать новую гниль или отловить пару-тройку деймосов без заказа от Ордена. Гидеон зависал по трактирам, имитируя поиск и найм работяг и покупку необходимых стройматериалов.
Искра, может, и хотела продолжить работу с ЧОПом, но ее посадили под домашний арест. Брат приставил охрану, а отец грозился отдать то ли в монастырь, то ли замуж.
Иногда ей удавалось передавать письма через служанку, так что у нас завязалась своего рода романтическая переписка.
Отвык я уже от этого — не мессенджер поди, где и факт прочтения виден, и смайликами можно неловкие паузы заполнять. Первое письмо несколько раз чиркал, на автомате дорисовывая везде улыбочки.
И как-то незаметно темы поменялись. Вначале вообще было тяжело: ни фильмов, которые можно обсудить, ни общих прочитанных книг, музыку, опять же, любимую в конверт не запечатаешь. Приходилось писать на общие отвлеченные темы: рассветы, закаты, прогулки по крышам, весенние теплые деньки и заманчивые ночи.
Детский сад, конечно, — записочки передавать, но что-то в этом было волнительное, особенно когда Харми подключилась с нормальными советами, а не той ерундой, которую нашептывал Ларс. А в какой-то момент я понял, что жду письмо от Искры. И не только хочу написать ответ, а у меня уже готовое в запасе есть. Я из засады-то выходил только ради этой переписки.
— Что пишет? — спросил я и подвинул Гидеона в другую сторону, провожая взглядом щегольски разодетого охотника.
— Откуда я знаю? Письмо у Захара, — Гидеон издал тихий смешок с истеричными нотками. — Надо бы у него коляску отобрать, а то почти догнал меня вчера. Стекольщиков ему подавай! Но таких, мол, чтобы качественные и недорогие. И чтобы ценник скинули за то, что мы их потом соседям порекомендуем. Да еще чтобы со связями на стекольной фабрике. Чтоб, значит, окна по сносной цене взять. Соседи-то тоже строиться начали, слышь, заборы каменные от нас возводят! Бр-р-р… Может, хоть ты его угомонишь?
— Ладно, — махнул я рукой, посмотрев на зябнущих музыкантов. Завтра последний раз с ними увижусь. Завтра бал, типа, час «икс» наступит. — До скорого, братва. Утром вернусь.
— Угу. Пожрать что-нибудь притащи, — прокашлял Балалай. — Ток это… Завтра нас так-то тута не будет, оцепление поставят. А мы, тадысь, на базаре будем.
— Много оцепят? — уточнил я и оглядел площадь, оценивая риски. У нас здесь три нычки по плану: кабак, крыша, улица.
— Да хер его, так-то, знает! — зевнул Свистун. — Мы же не ходим, нас не приглашают! Это те, кто погреться хочет, ток и лезут.
— В смысле? Внутрь можно попасть?
— Дубинкой по балде могут попасть! — заржал Балалай. — А погреться уже в охранке. Там, так-то, и покормить могут.
— Фак! И что делать-то? — Я отвернулся от музыкантов, больше спрашивая себя, чем их. — Гидеон, иди без меня. Сейчас попробую заныкаться.
— Э-э-э-э, это ты брось! — Священник потянул меня за рукав. — Есть так-то… Тьфу! Получше есть план!
— Это какой?
— Ну-у-у-у, — замялся Гидеон. — На бал пойдешь, если, кхм, костюм успеем справить. Там Искра приглашение прислала…
— Что? Ты же письмо не читал?
Не знаю, что меня удивило и возмутило больше: то, что письмо вскрыли, или то, что сразу не сказали. — А чего сразу не сказал-то?
— Ну-у-у-у, так-то там нюанс есть… Оно на чужое имя…
* * *
Самое страшное опасение не оправдалось. В женщину переодеваться не пришлось. Хотя, честно признаюсь, это был бы не самый плохой вариант. И гардемарины это делали, и Буба Касторский, и это только из наших. Платье, парик, вуаль с веером — и мама родная не узнает. Но судьба распорядилась иначе.
Искра каким-то образом умудрилась стащить у отца одно из приглашений, которые премьер-министр планировал вручать важным гостям. В том числе иностранным. В том числе гостям из Китая или, как это называлось здесь, из Маньчжурии.
На небольшой (с игральную карту) золотой пластинке значилось имя и должность: «舒 祝 — Шу Чжу, сотрудник посольства».
— И как вы себе это представляете?
Я посмотрел на чоповцев, рассевшихся на ящиках в единственной пока комнате, которую почти успели привести в порядок.
— О-о-о! — улыбнулась Банши. — Очень красочно и задорно!
— Смешно, — покачал головой я. — А нормальные предложения будут? Стеча?
— Мы его видели. В отличие от посла, который неприлично толст и много где заплыл так, что его ни с кем не спутать, помощник его по комплекции на тебя похож, но чутка пониже. Выглядит обычно. Ну, для маньчжура, — ответил Стеча, постепенно понижая голос и делая паузы между словами. — Желтая кожа, раскосые глаза, лысый лоб, длинная коса, седые брови, усы. По гриму у меня есть специалист, но налысо придется подстричься.
— А я с утра прогуляюсь до посольства, — продолжила Банши. — Задержу их слегка, чтобы ты первым проскочить успел.
— Только давай без международного скандала, хорошо? — встрепенулся Гидеон, но потом посмотрел на Банши и безнадежно махнул рукой. — Или хотя бы без свидетелей, которые тебя опознать смогут. Дуйте к гримеру и парикмахеру, а я пока костюм национальный раздобуду.
* * *
Маска, сделанная одаренным гримером, обошлась в целое состояние. Цена, которую пришлось заплатить за сложность, качество и скорость с конфиденциальностью не только оставила Захара без стекольщиков, но и вообще отодвинула весь ремонт до лучших времен. Но она того стоила.
Лицо вспотело и дико чесалось, но трогать маску и накладку на затылке, из которой почти до колен свисала заплетенная коса, было нельзя. Спасала свежевыбритая лысина, ловившая прохладный ветерок.
Совсем первым мне прийти не удалось, но, по крайней мере, когда двери приветливо распахнули, очередь передо мной была в три раза короче, чем сзади.
Я пропустил нескольких человек и прилип к группе молчаливых монахов, чтобы не сильно выделяться из толпы. На их фоне мой наряд — круглая шапочка, широкая плотная и, на удивление, теплая рубаха с просторными рукавами, свободные штаны и смешные войлочные тапочки — не сильно бросался в глаза. И с вопросами они не лезли, храня отстраненное молчание.
На моем лице застыла легкая дурацкая полуулыбка. Реально застыла: так маску сделали. Так что разглядывал людей я с очень дружелюбным видом.
Народ принарядился: к балу явно готовились, пусть и с поправкой, что здесь в основном были одаренные силой охотники. Красивые, богатые и стильные охотники.
Половина мужчин была в парадной военной форме, остальные щеголяли в смокингах и костюмах-тройках. У женщин с выбором нарядов явно было много сложностей, и в итоге получился какой-то неизвестный мне ранее стиль, который так и хотелось назвать «тактическим бальным платьем».
То есть он все еще оставался бальным: длинные платья, широкие юбки и воздушные шляпки, но при этом падать в театральный обморок и обмахивать себя веером в случае опасности женщины не собирались. Тут чуть короче, там чуть свободней, здесь разрез на грани, где-то вообще было похоже на конструктор «легким движением руки огромная юбка превращается в функциональные бронешорты».
Я приблизился к охране, узнал старого знакомого Пашу Фейсконтроля и попытался расслабиться, мысленно призывая Ларса быть наготове. Роль фобоса, который выучит русско-маньчжурский разговорник, досталась ему.
Пока наш план работал. Банши устроила диверсию в посольстве. Безобидную, но очень подлую, сымитировав прорыв канализации и частично затопив полквартала. Ущерб пока неизвестен, но дороги уже перекрыты на экстренный ремонт, и в ближайшее время посол здесь появиться не должен.
Охрана усиленная: четверо на входе, еще трое на подхвате мелькают в дверном проеме. Я сделал глубокий вдох, поклонился и дрогнувшей рукой протянул приглашение охраннику.
Вдруг оно аннулировано или в розыске? Забыл ли премьер-министр про бедного Шу Чжу или бдительность повышена? Я оглянулся. Очередь уже подпирала так, что отступать все равно некуда.
— Ваншан хао! — Я повторил подсказку от Ларса, пожелав охраннику, пристально разглядывающего мое приглашение, доброго вечера. Гляди-ка, вперился! Прям как гаишник на права. Еще на зуб давай попробуй! Нормальное приглашение! Нормальное!
— Э-э-э, м-м-м, уважаемый… — Охранник отлепился от пластинки, но отдавать не спешил. Он виновато улыбнулся и повернулся к напарникам. — Павло, чой-то он балакает? Ты по-ихнему понимаешь?
— Неа, — Паша Фейсконтроль приблизился к нам. — А что, проблемы какие-то?
— Да странно просто, — пожал плечами охранник. — Посольские по одному-то не ходят.
 «Цинь юань лян, во бу мин бай…» —         прошептал Ларс, но я отмахнулся. Не джентльмены здесь собрались, слова никто не проверит.      
— Жи ши ши, сунь хунь в чай! — Я начал говорить с напором, изображая нетерпение, и несколько раз махнул за спину. — Посола готовка впереда оправила. Жунь бунь джеки чана брюса ли! Посола ву бу бен Павло дум-дум. Н-нада?
Улыбка у меня приклеенная, так что я просто продолжал кланяться, как болванчик, сложив руки перед собой в молитвенном жесте. Работал интонацией, сочувственно качая головой в тех моментах, где нужно было донести до охранников возможные последствия.
— Проходите, уважаемый! — Паша в итоге сдался и махнул напарнику рукой, мол, приглашение настоящее, нафиг связываться.
Фу-у-ух! Первый пост прошел, второй тоже почти прошел, и сзади кто-то окликнул! Ф-у-у-ух… Показалось, это не меня.
Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем, то есть кланяемся. Пот из-под маски начал просачиваться за шиворот, косичка как-то опасно начала отлипать, да еще и путаться под ногами. Не был бы лысым, поседел бы от напряжения.
Выдохнул я, только когда прошел в первый зал. Что-то типа гардероба. Расфуфыренные похлеще некоторых пришедших лакеи, дворецкие и официанты суетились между людьми, забирали одежду, взамен тут же предлагая бокалы с игристым. Через ауру смотреть было больно — глаза резало буйство красок и энергии, но пока все мимо.
Какой-то важный пузан — видимо, распорядитель — общался с гостями, что-то записывал в толстую книгу, выдавал какие-то квиточки и ленивыми жестами показывал, куда двигаться дальше.
Ни к нему, ни в толпу я не пошел. По стеночке, стараясь не отсвечивать и больше прятаться за колоннами, обошел зал, выискивая одиночек. Приметил одного франта с пышными бакенбардами, который с таким видом смотрел на окружающих, будто он император инкогнито, а не средней руки одаренный, и стал пробираться к нему. На ходу подхватил бокал с шампанским, который совершенно случайно на него же и вылил.
Раскланялся, делая вид, что не понимаю, какими словами меня поносит этот чертов сноб и расист, а потом, держась на небольшом удалении, проследил за ним до туалета. Там еще немного покривлялся, пытаясь помочь ему отряхнуться и дожидаясь, пока два мужика домоют руки. А потом ткнул его иголочкой, пропитанной особым снадобьем от Харми. Затащил моментально захрапевшее тело в кабинку и закрылся там.
А через десять минут перелез в соседнюю кабинку и вышел оттуда, хромая, но уже другим человеком. Ботинки жали, манжеты на рубашке слишком сильно торчали из узких обшлагов, а рукав резко пах шампанским, но китайцем я уже не был. Из зеркала на меня смотрел лысый, чуть неряшливый молодой человек в плохо подогнанном костюме.
 «Красавчик, практически Джейсон Стэйтэм, только моложе,         — прокомментировала Хармион. —         За болвана не беспокойся. Часов пять проспит и даже голова болеть не будет. Иди уже угости даму шампанским…» 
Пять часов мне не надо, церемония награждения начнется через час. Отследим, имена запишем и отступим от греха подальше. Я аккуратно умылся, по старой памяти погладил лысину и подмигнул своему отражению. Собой быть лучше! Да и нервяк, что объявится посол с настоящим Шу Чжу и все пойдет наперекосяк, отступил. Пора.
Издалека кивнул распорядителю, как какому-нибудь старому знакомому, и, пока он вспоминал, откуда меня знает, я прошмыгнул в основной зал. И сперва растерялся.
 «Это что опять музей?»         — удивился Муха.      
 «Эх ты, деревня! Это даже не „дорого-богато“, а так, жалкая тень былой роскоши»,         — фыркнул Ларс.      
 «Профессор, ну я же учила! Женщины не любят ворчунов»,         — с легкой ноткой осуждения произнесла Харми. —         И вообще, заткнулись оба, босса не отвлекаем. Следим за тылами…' 
Огромный зал — чуть ли не стадион сюда поместить можно! — с высоченными потолками и колоннами произвел на меня впечатление. Дубовый паркет был начищен до зеркального блеска, в котором отражалось все великолепие отделки. Золотые узорчатые завитушки, мраморные вставки, картины на стенах, полуголые статуи в нишах — я на фоне всего этого великолепия почувствовал себя каким-то чумазым домовенком Кузей.
Зал был как бы разделен на две половины: мирская Императорская и боевая Орденская. На одной стороне возвышался пьедестал с пустым троном, а картины и статуи демонстрировали предков из династии. А на другой — небольшая сцена с подиумом, мраморные монстры с «комиксами про супергероев» в виде гобеленов и гравюр. И там же расположили несколько стендов с результатами рейтинга, возле которых толпилось куча народа.
Гостей во всем зале собралось уже прилично, но моих змеек я пока не заметил. Либо их еще здесь нет, либо очень хорошо себя контролируют.
Негромкие голоса вокруг сливались в общий гудящий фон, из которого периодически выбивался женский смех. Чувствовалось некоторое напряжение — все ждали начала. То затихали, реагируя на громкие шаги, то поглядывали на циферблат в золотой оправе под потолком.
— Не оборачивайся, — я услышал за спиной голос Искры, и почувствовал тепло в ребрах, куда прилетел острый локоток. — Брат с отцом за мной следят.
— Рад тебя ви… кхм, то есть слышать.
Я сделал вид, что машу очередному знакомому, и подхватил бокал с проносящегося мимо подноса.
— Спасибо за приглашение!
— Ну-у, будешь должен, — кокетливо протянула девушка. — С тебя прогулка. Покажешь, как это — встречать рассвет на крыше.
— Договорились, — я улыбнулся проходящей мимо женщине, чем слегка ее озадачил. Но нет, мадам, свидание у меня будет не с вами! Идите уже мимо.
— Удачи тебе и, надеюсь, скоро увидимся.
Я почувствовал еще одну волну тепла и услышал тихий смешок:
— Кстати, а прическа тебе идет.
Не удержался, обернулся сразу, как только шелест ткани стихать начал. На Искре было красное платье, буквально кричащее: «Пожар, пожар!». В умах, сердцах (и ниже) у огромного количества мужчин, которые одновременно со мной провожали ее взглядом. Мудреная прическа, демонстрирующая обнаженные плечи и открытую шею. Изящный силуэт, походка, навевающая ассоциации с колышущимся язычком пламени…
 «Огонь, а не баба!»         — причмокнул Муха.      
 «Скорее пороховая бочка!»         — хихикнул Ларс.      
 «Эй, фитильки свои не раскатываем!         — возмутилась Харми         . — Муха, мы что говорили про то, как не надо женщин называть?» 
Звонкий удар в колокол заглушил невнятный ответ Мухи.
«Идут, идут!» — со всех сторон пронесся шепот, и народ стал подтягиваться к сцене.
Из открывшихся дверей в дальнем конце зала повеяло силой. Первым шел император — довольно молодой мужчина, лет на пять постарше меня. Примерно таким я его себе и представлял: правильные черты лица, аккуратная борода. Глаза улыбались, но не могли скрыть ни усталость, ни сосредоточенность. Нормальный мужик, по-деловому собранный и статный.
Рядом с императором шел премьер-министр и, что неожиданно меня удивило и порадовало, мой старый приятель — Исаев. Следом двигались отборные бойцы личной гвардии — пожилые матерые бородачи.
Я заметил, как некоторые люди морщатся и отводят глаза. Хапанули, видать, по слизистой, разглядывая ауры первых лиц государства — яркий плотный поток со стальными оттенками. Исаев был хорош, возможно, даже сильнее императора. А вместе они вообще давили таким «авторитетом», что аура охраны просто сливалась в бледный серый фон. Хотя…
Я напрягся. Где-то в глубине потока мелькнул смазанный признак знакомого рисунка «желтого» уровня. Именно такую я еще не видел. Может и ошибка, а может, скверна уже пробралась в охрану государя.
Находясь на границе реальности и настроив все свои чувства на ауру, я плохо контролировал происходящее в мире людей. Речь распорядителя, аплодисменты и восторженные крики — все смазалось и доносилось будто бы из-под воды. Меня кто-то мягко, но настойчиво толкал, пытаясь поверх плеча разглядеть сцену, на которую начали выходить лидеры рейтинга.
Я не слышал названий, толком не видел лиц. Для меня все выглядело этаким парадом супергероев вселенной Марвел— их яркие, мощные, радужные ауры оставляли след на сетчатке глаза. Я моргнул, но это не помогло — концентрация силы была настолько высока, что даже сквозь опущенные веки круги видно было.
До меня донесся голос ведущего с накрученной интонацией. Он будто боксеров на ринге представлял. Началось награждение охотников из первой десятки рейтинга. И под очередную гулкую волну аплодисментов перед глазами замаячил след «оранжевой» скверны.
        Прямо над ухом, довольно отчетливо, охнула какая-то дама:         «Однако как же поднялись Арсеньевы! Кто бы мог подумать? Какой успех!» 
 «Босс, не парься, я все фиксирую…» —         пронеслось в голове подтверждение от Ларса, понявшего, что мне тяжело сфокусироваться и вернуться в реальный мир.      
Еще волна аплодисментов, еще поток насыщенных красок: плотных, сочных, переполненных силой, наглостью, гордыней, но и завистью. Потом еще и еще: сильнейшие одаренные страны выходили на сцену, получали награды, разряжаясь бурей эмоций, но без скверны.
И, наконец, появилась она — липкая изворотливая «красная» змея.
Аплодисменты превратились в шипение. Алые пятна, минуя глаза, вгрызлись прямо в мозг, оживляя воспоминания Маши и рисуя картинки гибели моих родителей. Переполненный аурой зал начал давить. Мою голову словно в тиски зажали и начали крутить, и крутить, сдавливая все больше. Меня замутило от головной боли. Она пронизывала меня от самой макушки, убегая к пяткам, и возвращалась обратно, трансформируясь в волну бешенства. Перед глазами все уже было красным. Я поплыл.
Я чувствовал, что теряю контроль.
        В ушах нарастал барабанный бой, сквозь который слабым писком донесся голос соседки:         «Ха! Прайд графа Львова — ну кто бы сомневался? Эти всегда прут по головам. Не удивлюсь, если в следующем году обойдут самого императора… Ой! Мужчина, что с вами? Вам плохо? Что происходит? Нельзя применять силу в обществе… Что…» 
Женский визг неожиданно оборвался, и я почувствовал возню рядом с собой. Кто-то разбегался, толкаясь, но кто-то, наоборот, приблизился ко мне вплотную.
Сквозь красную пелену перед глазами возник мягкий силуэт. Я почувствовал прикосновение холодных ладоней на лице. Нежные женские пальцы коснулись моих глаз. Меня обняли и, тесно прижавшись, что-то прошептали голосом из другого мира. Голосом, который я меньше всего ожидал здесь услышать.
— Матвей, это я. Все в порядке, выдыхай, бобер, а то будет как в тот раз, когда нас менты на Арбате забрали.
— Настя⁈ Какого хрена…

           Конец третьей книги. Продолжение по ссылке:           https://author.today/work/267091  



Nota bene

        Книга предоставлена         Цокольным этажом        , где можно скачать и другие книги.      
        Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться         Censor Tracker         или         Антизапретом        .      
        У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в         Ответах        .      
* * *
Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:
 ЧОП "ЗАРЯ". Книга третья